Дмитрий Березин - Бремя тела
«Вот, Ксюша, скоро приедешь в Питер и снова будешь предоставлена сама себе. Никто не будет клевать мозг. Да, Ксюша, представляешь, так все непросто. А всего-то ерунда какая, не ложиться подстилкой под первого встречного. Оказывается, людей это бесит. Хотя, мне интересно, как они об этом моем принципе жизни догадываются? Не на лбу же у меня это написано! Впрочем, кто знает, может и написано. Я все это никак не афиширую, внимание к себе не привлекаю, а все равно получается так, что меня упрекает каждый. Ну, конечно, не совсем каждый, но многие».
Через перегородку из соседнего купе доносились шорохи и стоны. Ксения напряглась: «Как, и здесь это происходит? В поезде? Нет, по-моему я просто схожу с ума, и мне везде, повсюду мерещится только секс, никак от этого не отделаться». И словно в насмешку над Ксенией стоны усилились, что-то застучало и почти сразу все стихло. Если бы было хотя бы чуточку светлее, и она смотрела бы не в стену, а чуть выше окна, то увидела бы то, что рассеяло всякие сомнения — темное пятно, которое кроме нее больше никто не видел.
Петербург встретил Ксению облаками, запахом горевших за городом торфяников, суетой в метро, криками, пылью и шумом маршруток и автобусов. В привокзальных кафе гремела музыка, шныряли толпы выходцев с Востока, окрикивая друг друга на непонятном языке.
В общежитии тоже ничего не изменилось. Дежурила Бурласова Марина Игоревна, гроза припозднившихся гостей и любителей экстремальных развлечений вроде в открытую пронести в общежитие пару бутылок спиртного или закатить вечеринку. Выдавая ключ от комнаты, Бурласова долго разыгрывала из себя то ли пограничницу, то ли партизанку, вглядываясь в паспорт Ксении.
— Что, не похожа сама на себя? — спросила Ксения, которой тяжело было стоять с сумками в руках и рюкзаком за спиной.
— Не похожа, — равнодушно протянула Бурласова и кивнула на сумки. — Небось, много самогонки привезла? На целый семестр?
— Нет у меня никакой самогонки. Я такое не пью. Если сомневаетесь, то можете посмотреть, только ничего не найдете, только время потеряете. Так вы выдадите мне ключи?
Бурласова посмотрела на Ксению своим пронизывающим до костей взглядом. Шутили, что она на самом деле наполовину киборг, и вместо одного глаза у нее рентгеновский аппарат, настроенный таким образом, чтобы показывать спрятанные в рукавах, рюкзаках и сумках бутылки с выпивкой.
— Смотрите у меня, алкаши малолетние! — погрозила Бурласова и, еще раз осмотрев своим критическим взглядом сумки и рюкзак Ксении, выдала ключ от комнаты. — Соседка твоя позавчера приехала, так вчера весь день бегали туда-сюда, за закуской и обратно. Сегодня, вон, не видать совсем, отоспаться, значит, не может.
Ксения медленно пошла наверх по лестнице совсем пустого, а, быть может, и банально спящего общежития. С трудом открыв дверь в комнату — ключ сначала никак не входил в скважину, а после стал проворачиваться — Ксения в полумраке разглядела знакомую картину. Задернутые наглухо шторы, разбросанные вещи, какую-то посуду на столе и мирно посапывающую Надю. Она не проснулась и не шелохнулась даже когда Ксения уже вошла в комнату, с грохотом бросила рюкзак на кровать, подвинула тумбочку и стул, начала разбирать вещи.
Сбегав в душевую, а затем и на кухню, Ксения посмотрела на часы — они показывали половину одиннадцатого. Без зазрения совести Ксения подошла к окну и раздвинула шторы. Комната стала похожа именно не на комнату, а на пыльный то ли подвал, то ли склад.
— Ты приехала и, конечно же, не убиралась тут? Можешь не отвечать, ясно не убиралась, смотри, какая везде пылища.
— Чего орешь? — спросонья прокряхтела Надя.
— Я не ору, а просто говорю.
— Это тебе так кажется, а на самом деле орешь. Думала, хоть посплю маленько, так ты приехала.
— Ты мне не рада? — улыбаясь, спросила Ксения, понимая, что Надя просто в своем репертуаре и ворчит не со зла, тем более что в мусорной корзине красовалась баночка из-под какого-то коктейля и пустая пивная бутылка. — А я думала, что гостей встречают хлебом и солью, чем-то вкусненьким.
Надя села на кровати и принялась взбивать подушку, напоминавшую что-то бесформенное и сморщенное. Ксения же сбегала за чистой тряпкой и наводила в комнате порядок. Смыв слой пыли со стола, шкафа и тумбочки, она разложила свои вещи так, как они лежали до отъезда. Ей нравился порядок, хотя к беспорядку она не имела никаких претензий и даже не думала высказывать Наде претензии по поводу того, в каком виде разложены ее вещи.
«Ну вот, Ксюша, живи и радуйся, все отлично», — подумала Ксения, но тут же поняла, что поспешила с выводами. Задребезжал поставленный на вибровызов мобильный телефон. Сообщение гласило: «Привет. Это Ксива. Слышал, что ты приехала. Увидимся!». У Ксении тут же закружилась голова, она присела, испуганно глядя на пятно под потолком. Не дожидаясь того момента, как оно начнет расти, Ксения удалила сообщение и постаралась о нем забыть.
— А ты ничего, загорелая, отдохнувшая, — заметила Надя. — Как на личном фронте? Может, нашла себе мальчика там, в своем Череповце?
— Да, отдохнула нормально, — Ксения вскипела и, дабы не поругаться с соседкой по комнате, собралась на кухню прополаскивать тряпку, чтобы протереть пол за кроватью. — Снова ты о мальчиках? Надя, прекрати! Не хочу об этом ничего слышать! Господи, сколько же можно объяснять, что не желаю слышать этих намеков! Это мое личное дело. Я же не спрашиваю, сколько ты тут за лето с Сашей и вообще чем и с кем занималась. Не говори ничего, помолчи, ничего не желаю слышать и знать!
IX
Учебный год для Ксении начался безумно. Утром первого сентября она чуть не проспала, потом больно оступилась на лестнице, столкнулась нос к носу с Ванькой Михельсоном и Мариной, которые, не стесняясь и не скрываясь, целовались у дверей пожарного выхода. Даже наоборот, услышав, что сзади кто-то спускается по лестнице, они стали целоваться по-особенному страстно, а Михельсон залез Марине под юбку своими короткими пухленькими ручками. Марина была одета по-праздничному: белая мужская сорочка с закатанными рукавами, до неприличия короткая — не только по меркам Ксении — черная юбка, красные ажурные чулки и гады — огромные высокие ботинки на шнуровке, какие носят обычно солдаты, строители и панки. Ксении показалось, что Марина вот-вот повернется к ней и пальцем с накрашенным черным лаком длинным ногтем покажет на нее, произнеся: «Полюбуйся, Ванечка, вон девственница идет».
Невдалеке от остановки автобус, поворачивая, поцарапал какую-то машину, перегородив при этом дорогу. Образовалась огромная пробка, которая вряд ли разрешилась бы через полчаса или даже через час. Ксения шла пешком, как и все остальные. Обогнать шедших впереди было нереально — это была колонна: спешащие родители, дети с портфелями и цветами, бабушки и дедушки, решившие поглазеть, насколько сильно первое сентября нынче отличается от того, что было при Никите Сергеевиче и Леониде Ильиче.
Было очень пыльно. Пылинка попала Ксении в глаз. и она на ходу ее доставала, все время поглядывая на часы и подстегивая себя идти быстрее и не оглядываться по сторонам. А смотреть было на что. Как будто сговорившись, парочки спешивших на занятия, как и Ксения, студентов обнимались, целовались, отпускали не совсем приличные шутки. Снова показалась аптека с рекламой презервативов в витрине, вывеска секс-шопа. На другой стороне улице у рекламной вывески магазина «Мебель» была разбита первая буква.
Ксения ругала себя за то, что глазами ищет афиши той самой нашумевшей постановки «Монологи вагины», о которой ей рассказывала Надя, посетившая ее вместе со своим парнем — конечно, привлечены они были исключительно названием, а еще историей, с этим названием связанной.
Когда Саша пересказывал эту историю, он хохотал так, что у него в глазу лопнул сосуд. А Ксения слушала и с ужасом, обливаясь холодным потом, наблюдала за тем, как темное пятно опускается и расплывается туманом по всей комнате.
В пору премьеры спектакля градоначальником в Питере была сильная, властная и авторитетная женщина, Ксения часто видела ее по телевизору. В телевизоре она обычно говорила о чем-то важном, делала это четко, по существу и вдобавок была с иголочки одета, чем тоже вызывала уважение. Якобы однажды эта дама ехала в служебной машине по городу и на одной из магистралей увидела рекламный щит: с одной его стороны был ее портрет и анонс регулярно выходившей телепередачи с ее участием, «Диалог с городом», на другой — афиша спектакля «Монологи вагины». Рассказывали, что градоначальница пришла в ярость, во что Ксении с трудом верилось: против чего восставать такой мудрой, спокойной и уверенной в себе женщине. Но результат ждать не заставил: афиши исчезли, а о спектакле на некоторое время забыли. И хотя Ксения сразу решила, что все это не более чем придуманная кем-то байка, но все же ловила себя на мысли, что и сама не прочь взглянуть на эти афиши.
