Борис Евсеев - Юрод
- Ну вставай, вставай. Чего там.... - Серов открыл глаза. Его тряс за плечо какой-то другой (не тот, что стрелял), пожилой, вислоусый мильтон. - Теперь-то чего пугаться. Теперь - всё! Кончим теперь эту шайку-лейку.
- Петух... Петух черный! У-у нечисть! Все с земли нечистое к петуху такому пристает! Он пауков не клюет! Гнус летящий не лопает! Ушел петух... Врача хоть взяли?
- Водилу взяли. Да и другой навряд уйдет. Ладно, вставай, пойдем.
- Куда?
- Ну, куда, куда?.. В отделение, конечно. Все положенные действия производить.
Сам понимаешь, паря...
Серов внимательней глянул на вислоусого.
- Отпустил бы ты меня, дядя... Ноги мерзнут... А вам я не нужен! Я тут с боку припеку! Все, что надо, - водитель расскажет. А я в другом месте говорить буду!
Только вот жену разыщу, ну хоть позвоню ей, - и начну говорить. Свободно теперь могу... Ты слушай, ты меня не перебивай, дядя! - заторопился Серов, не давая вступить вислоусому. - Слушай! Тебе первому скажу! Россия - спрячется! Пока, на время! В себя уйдет. В бомжи, в нищие, в юроды! Но потом из раковины, из будки, из норки тесной, из лохмотьев юродских - выскочит! Да как пойдет плясать по заулочкам... Как пойдет цепами молотить! И скоро уже! Скоро... А ты... Отпусти, дядя! Я б тебе еще сказал, да нельзя тебе больше! Отпусти? А? Я к Кремлю пойду.
Босой пойду, ползком поползу! На Васильевском спуске сяду! Все как есть говорить буду... Все молчат - я расскажу. Всему свету скажу! Все что будет - скажу! А там... там, глядишь, юродство мое и кончится. Ну? Отпустил?..
Мильтон тоскливо оглянулся. Ему перед пенсией не хватало только какого-нибудь серьезного служебного проступка! Служебного разбирательства не хватало!
Замаячило тут же перед вислоусым начальство, затем вдруг запел с чего-то крестьянский коровий рожок. Милиционер поднял руку, чтобы захватить ею как следует кисть бородатого, но рука сама собой бессильно опустилась.
- Иди, - вдруг неожиданно для себя, отворачиваясь к монастырским кельям, тихо сказал вислоусый. - Иди.
Монастырь, как заведенный вверх и в сторону огромный колокол, вмиг перевернулся, качнулся, ударил, поплыл перед мильтоном в туманце рваном влажным тяжелым звуком...
Но тут же монастырь и встал на место:
- Иди.
Круглый дурак Ганслик, проникший на Новодевичье через запасные, мало кому известные воротца и битый час шуровавший на закрытом уже кладбище, остановил в воротах монастыря вислоусого, тощалого дедка в ментовской форме. Брезгливо морщась на луковичный, шибающий от мента на километр дух, Ганслик показал ему удостоверение.
- Что здесь происходит? Трупы, кровь...
- Шайку накрыли... - нехотя ответил вислоусый.
- А человек с бородкой вам тут не попадался? Да вот и фото. Гляньте... - маленький Ганслик (пусть, пусть он играет в служебное время в шахматы, пусть!
Зато он очень предусмотрительный и совсем неглупый! просто он выжидает удобного момента, чтобы показать себя по-настоящему), маленький Ганслик важно полез в бумажник, ловко выдернул оттуда серовское фото.
- Вглядитесь внимательней, - строго приказал Ганслик. - Для вас... Ганслик знал свои преимущества и хотел казаться важным. - Для вас в данную минуту нет ничего ответственней этого!
Вислоусый долго и внимательно глядел на улыбающегося щеголя с бородкой, отдаленно напомнившего десять минут назад отпущенного человека.
- Нет. Не видал такого, - сказал вислоусый и, тяжко двигая уработанными за день ногами, двинулся к машине "скорой". ногами, двинулся к машине "скорой".
