Эрве Базен - Анатомия одного развода
Оставив позади Клюз, машина с ровным гулом мчалась вдоль Арва. Луи спокоен за Розу, сидящую рядом, но то и дело искоса поглядывает в зеркальце на остальных детей. Можно было себе представить, какие разговорчики шли в Фонтене; вот уже несколько лет, как эти тощие и толстые феи осыпали его не розами, а жабами. Если бы он и не знал этого, напряженная атмосфера в машине на протяжении долгого пути в шестьсот километров предупредила бы его. Он тоже опасался предстоящей встречи детей с той, которая должна казаться им виновницей развала семьи. Спорить, доказывать, что семья распалась гораздо раньше, было бессмысленно — что это даст? Любые доводы — ничто против факта, а для них факт в том, что место Алины заняла Одиль.
Семь часов. Уже проехали Саланш. Машина приступом берет извилистую горную дорогу, ведущую в Комблу. Долина углубляется, наполняясь лиловым сумраком, а скалы как бы карабкаются вверх к еще освещенным вершинам. Наконец-то вся Четверка прижала носы к стеклам.
— Вот так Монблан — он ведь розовый! — говорит Ги.
— А из нашего домика, — отвечает ему отец, — ты увидишь в бинокль, как альпинисты, с помощью веревок, спускаются к приюту в горах.
Отец Одили был родом из Ля-Боля, а мать — из Савойи, и дочь унаследовала от нее любовь к горным тропам: ей нравилось ходить по ним на лыжах или в спортивных ботинках. Книжная лавка, принадлежавшая их семье, многие годы была популярна среди туристов, отдыхающих на морском берегу, и потому Одиль тоже чувствовала себя немного туристкой. Ей были по душе бурно рвущиеся с гор потоки. А Четверке была бы более сродни тихая река, кувшинки, водоросли. Гор они еще не видели. Собирались на рождество съездить в Шамрусс, но не вышло. И вот Луи пошел на хитрость. В Ножан их отвезут лишь к концу каникул. Пока же надо их чем-то увлечь, вырвать из обычной обстановки, устроить в другом месте, заинтересовать ледниками, канатной дорогой, попотчевать напитками из корней горечавки, взять себе на подмогу Милоберов, старых и молодых, собравшихся именно для этой цели в горном трехэтажном домике. Большая семья — это выглядит всегда солидно: дети чувствительны к мнению большинства. И Одиль, которая заранее приехала в Комблу, не будет особо выделяться. Хитрость имеет еще одну полезную сторону: после стремительного посещения мэрии, после сугубо формальной свадьбы, без свидетелей, без фотографий, без заранее объявленной даты, после столь неудачного начала, которое, по сути дела, являлось концом того, что было ранее, идея соединить всех вместе, собрать семью была весьма кстати. Дети, сами того не ведая, станут связующим звеном.
— Осталось метров пятьсот, — сказал Луи, замедлив скорость, как только показались дома. — Мы уже на месте, но надо проехать еще немного — до старой дороги на Межёв.
Четверка усердно рассматривала пейзаж. Дети замкнулись и молчали. Луи прибавил скорость, невзирая на указатели, чтоб скорее приехать. Они напугали его, эти чертенята! Можно подумать, что он везет их к людоедке! Он решил не осуждать при них Алину, и это было правильно и даже мудро, но избегать при этом всяких объяснений, пожалуй, не стоит. Родители не спрашивают у детей согласия на женитьбу или замужество. Но распространяется ли эта истина на новую любовь многодетного папаши, дает ли ему право не только принимать единоличные решения, распоряжаться в одиночку, но и связывать себя обещанием, противоречащим тому, которое дало ему такие права?
Еще одно неожиданное обстоятельство — иначе как отступничеством его не назовешь. Луи не ожидал этого от своих родителей: если бы они решились принять участие в семейном сборе, все было бы проще. Но родители захотели выждать, чтобы получше присмотреться к Одили. Тем хуже! Если старые и новые связи запутываются в узлы, то, чтобы развязать их, надо не рубить с плеча кухонным ножом, как делает Алина, а найти другие средства. Одиль сумеет все уладить…
Видимо, там стоит Одиль — вон то белое пятно, виднеющееся перед шестым домиком из покрытого лаком дерева; он здесь самый большой и называется «Дикий козел». Да-да, это именно Одиль. Стоит на веранде среди Милоберов и машет рукой. Она и побежала навстречу, пока машина делает крюк, карабкаясь по крутой дороге, ведущей к площадке. Одиль уже открыла дверцу, крепко поцеловала в губы своего супруга и тут же спросила:
— Не очень замерзли в машине?
Похоже, что причина этому не только выпавшая роса, не только ледяная вершина горы Бионасе напротив. Трое старших разминаются, расправляют смявшуюся в дороге одежду, делают вид, что разглядывают открывшуюся перед ними панораму, и вдруг застывают в молчании. Только Ги прыгает с ноги на ногу.
— Ну вот и ваши ребятки, — говорит хозяин книжной лавки, теребя бородку.
Никто не обращает внимания на их немного скованный вид, на то, что они так сухо здороваются. Дети не ожидали, что здесь их встретят столько людей, и даже Агата, выйдя из машины с поджатыми губами, как-то растворилась в благожелательности Милоберов. Леон искоса поглядывал на эту удивительную мачеху, на полголовы меньше ростом, чем он, — даже ее мать выглядит ничуть не старше его собственной. Действуя согласно заранее разработанному сценарию: Веди себя так, словно ты знаешь их со дня появления на свет, Одиль переходила от одного к другому. Она поцеловала Ги в подставленную ей щечку. Ласково коснулась подбородка Агаты, так напряженно выпрямившейся, словно у нее шея срослась с позвоночником. Одиль не подошла к Леону, от которого ее загораживали чемоданы, он только что взял их в руки, чтобы скрыть смущение, и обняла Розу, которая, перехватив на лету беспокойный взгляд отца, ответила ей тем же.
— Вы, наверно, хотите отнести багаж, Леон? — спросила Одиль и тут же поправилась: — Впрочем, что это я, почему бы мне не быть с тобой на «ты»… Подыми-ка эти вещи на третий этаж.
— Хорошо, мадам, — говорит Леон.
— Зови меня Одиль, так будет проще.
— Да, мадам, — отвечает Леон.
— Послушай, я сама провожу их, устрою и потом приведу к ужину, — добавляет мадам Милобер, желая помочь дочери.
Легкость в обращении, непринужденность, выработанная мадам Милобер в разговорах с покупателями книг очень пригодятся. Это она сняла удобный трехэтажный дом в горах, и лучшая помощь дочери с ее стороны — это вначале оградить ее от общения с детьми мужа. Прежде семья Одили держалась отчужденно, выражая этим свое осуждение, но теперь с такой ловкостью помогает молодоженам наладить их жизнь, которая может вызвать самые разные чувства. Раймон, Армель и особенно их восьмилетний сынишка, который мог бы заинтересовать Ги, идут следом. Весьма сердечно настроенный тесть с иронической искоркой в глазах остался наедине с зятем; они виделись всего дважды, и это чувствуется: ведь первая встреча была лишь неделю назад, по случаю того, что отец снова признал дочь.
— Уф! — выдохнула Одиль. — Ну и забетонировала их твоя жена! Я боялась, что мое терпение лопнет.
— Моя жена — теперь ты, не забывай, — сказал Луи.
— К этому еще надо привыкнуть, — нерешительно вставил тесть. — Мне кажется, что все прошло совсем неплохо.
— Пожалуй, мне надо наведаться наверх, — сказал Луи.
— Оставайтесь-ка здесь, — ответил тесть. — Вашим детям тоже надо освоиться. Сейчас вы слишком возбуждены и не способны помочь им забыть, что вечером они не смогут поцеловать свою мать. К тому же посмотрите на Одиль: она перенапряглась, вся дрожит!
Тесть ушел. Наступила ночь, пронизанная светящимися точками, которые тянулись вверх из глубины оврагов, четким прямоугольником обрисовывая теперь уже темную гору. В сумраке Луи прижал к себе Одиль, нашептывая ей на ухо нежные слова…
— Почему ты смеешься? — спросила она.
Луи не ответил. Он не стал говорить ей, что, несмотря на недельное воздержание, их ласки сегодня впервые будут банально супружескими — ведь в соседней комнате будут спать дети.
— Тише, дорогой мой! — шепчет Одиль.
Открылось окно третьего этажа. Это Роза высунула руки, чтобы запереть ставни.
Закрыв их, она обернулась. В маленькой комнате кровати помещались одна над другой, и Агата успела захватить верхнюю. Леон — в комнате мальчиков — решил сделать то же самое, невзирая на недовольство Ги, которому хотелось лазить вверх по лестнице. Даже не постучав, Леон вошел к сестрам.
— Нужно же было поместить меня с этим мальчишкой! — проворчал он.
Мальчишка вошел следом. Остановился и посмотрел назад. Милоберы все еще стояли в коридоре.
— До чего же она молоденькая! — шепнул Ги, не называя имени.
Главная заводила, рупор матери, Агата тоже попробовала свой насест и живо спустилась вниз.
— Это просто смешно, — проворчала она. — Знаешь, я ни за что не дам ей командовать мной! И речи быть не может.
— Она очень хорошенькая, — сказала Роза. — Зря ведь болтали наши тетки, а?
— Что, одобряешь папу? — злобно прошипела Агата.
