Мухаммед Диб - Пляска смерти
Под сводом ветвей, которые начал хлестать ветер, его томит желание, но какое? Вдруг исчезнуть бесследно? Или погрузиться в забвение, в подобие сна? А ветер все свирепеет, словно пытается распороть воздух. И Родван, стараясь убежать от самого себя, готов уподобиться ему…
Вдруг резко согнув ногу, Карима высвободила ее, быстро поднялась, отряхнулась и улетела прочь. И только оставила после себя запах сена… Но Родван, вскочив на свои длинные гибкие ноги, пустился за ней вдогонку. Она кружит среди деревьев, мелькает за их стволами. Он преследует ее. Она петляет, старается запутать его. Но он в несколько прыжков почти настигает ее. Тогда она, откинув назад голову, ускоряет свой бег. Но рука юноши с силой опускается на ее плечо, и Карима снова летит на землю, лицом вниз. И он тоже ложится ничком, вытягиваясь рядом с ней. Пока они бежали, деревья остались позади, тень исчезла. Теперь их тела лежат на растрескавшейся от солнца земле, примяв под собой черную пыль. Запыхавшись от бега, оба они часто дышат, в одном ритме, смешивая воедино свои дыхания. Он все еще держит ее одной рукой, а другой пытается опереться на что-нибудь. Подняв голову, он видит, что хрупкое плечо Каримы пытается выскользнуть из его пальцев. Тогда он еще крепче захватывает его, еще теснее сжимает. Рука его немеет от напряжения. Из глубокого выреза платья жадно вырываются на знойный воздух груди Каримы, словно неумолимо вытолкнутые на волю какой-то невидимой волной, и теперь обнажаются розовые кончики, окруженные тесными ободками с маленькими пупырышками у центра. А его пальцы все глубже впиваются в плечо, чтобы удержать Кариму, и капельки крови уже выступают на коже. Глаза им застилает яркий свет, над головой шумит ветер. Опираясь на свободную руку, Родван приподнимается с земли, наклоняется к Кариме, и его губы замирают, прильнув к этим пятнышкам крови. Пот струится по его лицу коричневыми струйками. И кажется, что идет огненный дождь и падает на них своими раскаленными каплями.
Ночь разрывают крики Уасема:
— Держи вора! Держи вора! На помощь! Ко мне!
Подбежали два каких-то типчика, одетых в короткие накидки с капюшонами. Они не очень различались между собой ни по росту, ни по повадкам.
— Что случилось, уважаемый? Что с вами? — поинтересовался один из них.
Другой подхватил в том же тоне:
— Что у вас произошло, мой друг?
Уасем продолжал вопить что есть мочи:
— Держи вора! Держи вора!
Он покосился на подошедших, заметил их необычайную схожесть между собой и, подумав, что это ему лишь кажется, перестал кричать.
— Я видел, как его тень мелькнула вон там! — прохрипел он, взяв их за руки.
— Но никого не видно! — воскликнул один.
— Абсолютно никого! — подтвердил другой.
И они посмотрели не туда, куда удалилась Арфия, а совсем в другую сторону.
— Да нет же! — запротестовал Уасем. — Смотрите вон туда! Он там, там! Бежим за ним! Он не мог далеко уйти!
Уасем двинулся в одну сторону, а два приятеля, сделав три шага в другую, остановились. Один из них сказал:
— Ничего не видать!
— Абсолютно ничего! — с готовностью подтвердил другой.
— Темно, как в печной трубе, — уточнил первый.
— Как у черта в ж…, — засвидетельствовал второй.
— Выражайся повежливее! — одернул его товарищ.
— …как у черта в заднице…
— О! Бедные мои туфли! — застонал Уасем.
— Так у вас украли туфли, мой господин? — спросил его сочувственно один.
— Да! Такая была прекрасная обувь! — подтвердил Уасем, заохав еще сильнее.
Мужчины вернулись к порталу, за ними плелся Уасем.
— Лишиться своих галош — это все равно что овдоветь! — посочувствовал ему другой.
Ученый муж с трудом сдерживал рыдания:
— Я сейчас умру от горя! Если бы не вы, я бы залился слезами!
— Ну, будет, будет так убиваться! Может быть, они еще и найдутся! — успокоил его один из субъектов.
И другой растрогался:
— Я даже предпочел бы лишиться собственной жены, чем своих тапочек!
— С каких это пор у тебя завелась жена?! — грубо одернул его приятель.
— У меня-то? — отвечал первый. — По правде говоря, у меня ее нет, но если бы и была, то я бы предпочел…
— И как это можно позволить себе ограбить профессора Уасема! — не переставал жаловаться пострадавший. — Ограбить ученого Уасема! Нанести оскорбление веку, обесчестить его этим позорным актом, этой беспримерной хулиганской выходкой! Последующие поколения осудят это… жестоко осудят!..
— А где он? Где этот ученый-то? — спросил один из проходимцев.
— То есть как? Вы что же, не видите меня? Да я перед вами, мой друг!
— Так это вы? — удивился другой.
— Ну и чудаки! — возмутился Уасем. — И откуда только вы взялись?
— Мы — бедные странники… — начал было один из них.
Уасем замахал своими длинными руками:
— Да я не о том вас спрашиваю! Вы что, в самом деле не знаете, кто я таков? Неужели еще есть кто-то, кто не знает меня?
Согнувшись перед ним и церемонно отвешивая поклоны, странник взмолился:
— Прошу прощения, мэтр! Ну конечно! Кто же не знает вашего имени! Позвольте мне выразить наше почтение. Я просто слегка запоздал сделать это.
— Так это вы умеете предсказывать будущее? — стал расспрашивать Уасема другой и вдруг получил сильный удар локтем в бок от своего товарища, который подобострастно стал извиняться:
— Ах, не слушайте его! Он у нас такой невежда! Ну просто сама невинность!
— Сам ты невинность! — огрызнулся тот, — Я тебе еще это припомню!
Отвешивавший поклон, пытаясь замять назревающий скандал, снова обратился к Уасему звонким голосом:
— Какая честь для нас, бедных странников, встретить на своем пути человека столь высоких достоинств, как вы, с такой, как у вас, репутацией!
Уасем дослушал до конца эту фразу и сделал рукой жест одновременно и покровительственный, и требовавший внимания.
— О досточтимые люди, — промолвил он, оглядывая поочередно стоявших перед ним странников. — О досточтимые люди, простите мне, что стою босой перед вами. Вам известно, что случилось со мной, уважаемые господа, и какая неприятность вынуждает меня предстать перед вами в таком виде, но… мудрец всегда готов служить людям!
— Надо же, как он гладко говорит! — прошептал один из странников.
А другой воскликнул восхищенно:
— Вам, несомненно, немало пришлось учиться, прежде чем стать столь знаменитым ученым!
— Учиться? — изумился их собеседник. — Да у меня еще молоко моей кормилицы на губах не обсохло, а я уже начал читать Большую и Малую Истории Государей! Потом я перешел к изучению всех наук, которые изобрело человечество, освоил их, постиг одну за другой! Мне понадобилось около трех десятилетий на усвоение всего их богатства, но… — он постучал себя по груди и по лбу, — …они все уместились здесь и вот здесь! Все до единой, начиная с медицины и кончая метрической системой! И когда наконец я добрался до вершины знания, я изучил самую благородную, самую выдающуюся, самую деликатную область искусства — искусство сидеть за столом богатых. Я быстро овладел всеми мельчайшими нюансами, постиг все тайны этого мастерства. Но я продолжал его совершенствовать. Вряд ли сегодня существует на земле кто-нибудь, кто способен превзойти меня в этом искусстве! Достичь того, чего достиг я: изящества в разговоре, в этике, политесе, тонкости обращения, в остроумии, квинтэссенции — самой квинтэссенции!
— Просто поток искусств! — подтвердил один из странников.
— Неужели вы владеете всем этим? — льстиво удивился другой.
Уасем посмотрел на него свысока.
— Как ни один живущий под солнцем! Именно мои безграничные познания позволяют мне быть частым гостем у самого крупного хозяина этой округи — у господина Шадли.
— Вы — друг господина Шадли? — продолжал его расспрашивать субъект, подобострастно изумляясь.
— Я — близкий друг и советник высокочтимого господина Шадли.
— Прошу прошения, извините мою тупость, но никак не пойму, отчего же тогда Ваша честь, такой Великий Эрудит, каким вы являетесь, где-то скитается среди ночи и зовет на помощь, спасаясь от воров? — прервал Уасема другой.
Нахмурив брови, Уасем посмотрел на него, поначалу даже вроде бы и не поняв, о чем тот ведет речь, и можно было поклясться, что он и в самом деле забыл, почему он оказался здесь. Потом, уже не скрывая досады, сказал:
— Видите ли, друг мой, произошла какая-то необъяснимая ошибка, и я слишком поздно прибыл на прием, который устраивали здесь вечером, — прием с музыкантами и со всем прочим… Прибыл тогда, когда уже все другие приглашенные ушли! Как это все произошло, ума не приложу, то ли это моя оплошность и рассеянность, то ли дьявол сыграл со мной злую шутку! Но так или иначе, на ужин я опоздал, и меня теперь терзают угрызения совести. Как раз в тот момент, когда я собирался войти в этот портал, слуги закрыли ворота на засов, объявив о том, что праздник окончен!.. И вот я здесь в ожидании утра.
