Марен Мод - Сальто ангела
— Спи. Я завидую тебе…
Моя проститутка Пигмалион, мой создатель, храпит по-мужски рядом со мной. У нее есть член и на лице виднеется пробивающаяся борода. Ей не повезло, она должна сражаться каждый день против очевидных вещей, прибегать непрерывно к жалким уверткам, изобретать прикрытие для знака своей принадлежности к мужскому полу. Ей нужно переносить пытки электричеством, чтобы выдернуть каждый волос на подбородке и на ногах. Она должна соглашаться на клиентов по сто франков, чтобы оплатить будущую кастрацию в какой-нибудь далекой стране, и наступит день, когда она вернется оттуда изуродованной, с искусственными грудями из силикона, для того чтобы вести искусственную жизнь.
Кругом ложь, ложь, ложь. У меня же все это не будет искусственным, я переделаю себя по-настоящему, я выйду сам из себя и стану вдовой того, другого, которого я решил убить. Без сожалений. Этой ночью взгляды мужчин мне ясно говорили: сделай это.
Расставание. В плиссированной юбке, строгой кофточке и плоских туфельках Сара, которую я люблю, сидит передо мной. Необходимо ей сказать: ты мое первое расставание и моя первая любовь, я же не умею ни любить, ни расставаться.
На ее щеках еще остались золотистые тени летнего загара. Это были мои последние мужские каникулы. Мы спали с ней вместе в большом итальянском доме, окруженном балконами цвета охры. Мы были в одной кровати, лежали на простынях, расшитых незнакомыми инициалами, и делали вид. Это были детские нежные прижимания.
Наши завтраки состояли из смеха и варенья. Нас окружали толпы друзей, таких же студентов, как мы, таких же влюбленных, как мы. Я почти поверил в это временное существование. Монмартр был далек со своими каролинами, похожими на меня, с ночами в барах, с проститутками, травести, со всем этим цирком, который меня так притягивал… Под ярким солнцем каникул была всего лишь тень воспоминаний, но в сентябре я обязан положить конец этому временному существованию.
— Сара, я должен тебе сказать. Помнить тот вечер, когда я напился итальянского вина? Вечер, когда я переоделся девчонкой, чтобы всех вас рассмешить?
— Ну да, чтобы мы посмеялись… Ты был пьян.
— Нет, просто у меня хватило в тот вечер смелости показать вам, кто я на самом деле.
— Что ты хочешь сказать? Ты — Жан, и если ты рассчитываешь на свой талант артиста, чтобы зарабатывать на жизнь…
Она сделала смешную гримасу. Она не хочет понять намек и помочь мне. Она опустила голову, ее взгляд упрям, она решила идти до конца. Однако она же видела, она не может не знать.
— Сара, посмотри на меня. Умоляю, посмотри на меня. Я не такой, как остальные…
— Я знаю.
Она сердится и отводит глаза. Она смотрит на другие лица, на незнакомых людей в кафе, куда я ее пригласил, чтобы поговорить. Наконец сквозь зубы она отвечает:
— Я терпеть не могу, когда ты затрагиваешь эту тему. В жизни есть не только секс. Ты придаешь слишком большое значение этим вещам… Если у тебя проблемы, мы поговорим о них позже, когда наступит подходящий момент…
— Но какой момент? Когда «позже»? Ты меня не понимаешь?
— Здесь нечего понимать. Ты меня любишь?
— Конечно… Но, к сожалению, это не имеет ничего общего…
— Напротив, это главное. Все остальное для меня неважно.
— Сара, но ты знаешь, что такое любовь? Ты знаешь, как занимаются любовью?
— Да, я знаю. Конечно, я знаю. Ты что, считаешь, что я совсем… Но я могу подождать с замужеством.
— Сара, ты должна попробовать сначала с кем-нибудь, с мужчиной… настоящим. Тогда ты поймешь.
— И это говоришь мне ты? И ты утверждаешь, что любишь меня?
Боже, она вынуждает меня идти до конца. Я хотел расстаться с нею более возвышенно, оставить воспоминание о себе, которое не было бы ей неприятно, остаться навсегда в ее воображении любовником ее детства, тем, кто ее ласкал, но не обладал ею. Детская игра, объятия, о которых она потом вспоминала бы с нежностью. Мне хотелось, чтобы она сохранила неприкосновенным воспоминание об этой иллюзорной любви. Я хочу слишком многого. Я не смогу скрыть свою тайну. Однако я еще раз пробую.
— Сара, со мной ты никогда не сможешь заниматься любовью. Понимаешь ли ты это? Думала ли ты об этом?
— Да, я думала.
Наступает тишина. В пепельнице тлеет сигарета. Кофе остыл. Я ненавижу этот осенний вечер, напоминающий о начале учебного года. Я не хочу возвращаться в аудиторию и продолжать жизнь прилежного ученика.
— Если ты думала об этом, то тебе понятно, что мы должны расстаться.
— Нет, не должны. Ты будешь лечиться, и все будет хорошо.
— Лечиться? Но что же ты тогда поняла? Сара, это же не болезнь. Ты рассуждаешь так, точно я болен диабетом, туберкулезом или еще чем-нибудь… Словно мне достаточно пойти к дантисту, например. Хороший рецепт, несколько пилюль — и все о'кей. Ты так думаешь?
— Во всяком случае, я не понимаю, почему бы тебе не попробовать.
— Но, черт возьми, это бесполезно. Посмотри наконец правде в глаза. Я родился таким, понимаешь, я ненормальный, вот кто я такой.
— Но не для меня. Если это единственное, из-за чего ты хочешь порвать со мной… Скажи просто, что тебе все надоело, что я недостаточно хороша для тебя.
Она плачет. Она цепляется за общие слова, за детские доводы:
— Мы так хорошо ладим, ты мне даже говорил, что у нас общие взгляды. Мы учимся на одном факультете, мама тебя обожает, я не хочу расставаться с тобой, Жан, я этого не перенесу. Я уверяю тебя, что можно что-нибудь придумать. Есть же специалисты, мы пойдем вместе, если хочешь, я тебе помогу, я сделаю все, чтобы тебе помочь.
Я встаю, собираясь уйти, я вижу свое отражение в зеркале: длинные волосы до плеч, женский пуловер, весь мой женский облик, который она отказывается замечать, о котором она даже не догадывается.
— Не уходи.
Она догнала меня на улице. Я навечно запомню ее стоящей на этом тротуаре Сен-Жермен-де-Пре, маленькую среди толпы, повернувшуюся ко мне с упрямым видом. Люди расходились вокруг нас подобно волне, набегающей на скалу, и сходились снова.
Я отрываю ее руки от себя. Мельчайшие детали ее образа запечатлелись в моем сознании: я помню маленький шрам на лбу — это в десять лет, она упала с велосипеда, веснушки на круглых щеках, маленькую ямку на шее, в которой горела жемчужина.
— Сара, ты вынуждаешь меня сказать. Ее глаза умоляют молчать. Ее руки, сжимающие сумку, застыли в немой молитве.
— Я гомосексуалист. Сара, я встречаюсь с мужчинами.
— Нет, это неправда.
— Я занимался любовью с мужчиной, Сара, и я снова буду это делать, потому что я такой.
Пощечина, словно раскаленное железо, обожгла мое лицо.
— Ты мне отвратителен! Я тебя ненавижу. Я стараюсь усилить ее отвращение и рассказываю детали.
— Уже давно, до каникул, я встретил в баре на Монмартре одного травести. Он профессионал, ему сорок лет, и он посещал эти места всегда. Я ему понравился, и мы вместе провели ночь. Мы занимались любовью как мужчина с мужчиной.
Она отступает потрясенная, молча, в полном бессилии, еще раз бьет меня по щеке. Ее лицо стало некрасивым от отчаяния и негодования.
— Мне понравилось, как он занимался со мной любовью. Я несостоявшаяся женщина, Сара. Педераст, если угодно, но ты не можешь меня понять.
— Нет, я не могу понять. Ты негодяй, и тебе ничего не остается, кроме как покончить с собой. Исчезнуть! Умереть, если у тебя хватит духу, и я надеюсь, что так и будет, да, я надеюсь! Я хочу, чтоб ты исчез, чтоб ты сдох, слышишь, чтоб ты сдох!
Все кончено, она ушла. Тротуар пуст. Она оставила мне свое отвращение. Я покрыт им навеки.
Никто никогда не будет меня любить. Я ухожу в другой мир, единственный, который меня принимает. Но только принимает, ничего больше. В этом мире людей вроде Сары не любят. Там используют свой половой член как могут, как умеют. Там делают вид, что живут, там постоянно ищут себе пару, но никогда не находят. Слишком много похожих и в то же время разных. Полумужчины, полуженщины, существа неопределенные, транссексуалы. Мы встречаемся и расходимся, мы вечные странники. Каждый день мы где-то останавливаемся, каждую ночь с кем-то встречаемся. Я уношу свое отвращение в мир, где буду жить, переходя от маленьких надежд к паническому отчаянию. Я узнаю другие тротуары, другую боль и другие жалкие удовольствия. Я постараюсь смеяться или плакать над собой, я постараюсь просто жить, но я не умру. Это подлое тело не умрет, Сара, как ты этого хотела. Жан покончил с собою у тебя на глазах, но Магали, или Мод, или Каролина, или другое, безымянное существо, о котором ты никогда не будешь знать, появится после этой смерти. Так надо. Сара, я больше не произнесу твоего имени. В наших отношениях поставлена точка.
— Это что за маскарад?
Я вернулся в Руан, город моего детства, в квартиру страшных ссор, ложных самоубийств и бесконечного страха. Я снова увидел глаза своей матери, этот взгляд Банка Франции, взгляд, который судит, прощупывает, критикует.
