Дэвид Мэйн - Ной
Илия и Бера рассказывают о том, как собирали животных, а их слушатели потрясенно качают головами. Илия рассказывает о женщинах главах родов на ее родине – совете, устанавливавшем законы, которым подчинялись даже мужчины. Ной поднимает брови и перекидывается веселыми взглядами с сыновьями: «Нет, вы слыхали такое?» Бера рассказывает о государях, правивших в ее родных землях, о бесконечных битвах, в которых участвовал ее отец. Мирн рассказывает о своем детстве, о рано умершей матери, об отце, которому эта смерть разбила сердце, и о событиях, случившихся еще раньше, когда, по ее словам, она была счастлива. Ной и остальные домочадцы, включая Яфета, спрашивают, что означают ее слова. Впрочем, никто не настаивает на ответе.
Жена говорить отказывается, утверждая, что никаких историй не знает. Тогда Ной начинает рассказ о том, как за его долгую жизнь изменился мир. Как охотники, уже вымиравшие во времена его молодости, обратились в пыль. Как кочевники осели на земле и стали организовываться в общины. Как на смену каменным лезвиям пришли роскошные медные и бронзовые. Как он ушел с истощенных земель, принадлежавших его семье, чтобы начать собственное хозяйство, и как ему приходилось переезжать с места на место, по мере того как посевы высасывали из земли все соки.
– Тогда жилось непросто, – любит добавлять Ной. Он не раз повторяет эти слова: – Непросто тогда жилось.
На что ехидный Хам постоянно спрашивает:
– А сейчас?
* * *Через несколько недель поток историй превращается в постепенно иссякающий ручеек. Ной пытается закрыть на это глаза, но вскоре и он вынужден признать очевидное. Историй больше не осталось, кроме одной, в которой все они участвуют в данный момент. Вот только никто пока не осмеливается рассказать ее – пока никому не известно, чем она кончится.
* * *Теперь беседа вертится вокруг двух тем – погоды и животных. От той и от другой всем уже тошно.
Жизнь снова становится рутиной. Утром женщины поднимаются на палубу, чтобы помыться морской водой. На закате то же самое делают мужчины. Грязную одежду ополаскивают и вывешивают сушиться. Она развевается на ветру как знамя. Чище она становится ненамного, но все рады заняться хоть чем-нибудь. У Мирн появилось новое увлечение: из баков с водой, расставленных на верхней палубе, она вылавливает личинки насекомых и кормит ими птиц, которые крутятся вокруг нее, как попрошайки на базаре. Она говорит, что скармливает птицам лишние личинки, поэтому ее оставляют в покое – все слишком вымотались, чтобы вмешиваться.
Однажды, когда на всех нападает апатия, Яфет придумывает игру. В нее играют с помощью кусочков дерева и круга, начерченного мелом на полу каюты. Несколько недель все увлечены игрой: бросают кости, чертят метки, вводят новые правила, ставят на кон несуществующие богатства.
– Ставлю трех обезьян на то, что обыграю тебя в этом туре.
– Ставлю буйвола, что не обыграешь.
К игре присоединяется жена. За ней – Ной. Начинает он неохотно, но потом в его прищуренных глазах разгорается огонь – он входит в раж. Играет Ной бездумно и часто проигрывает. Как и ожидалось, он первым бросает игру. За ним следуют другие, и даже Яфет охладевает к своему изобретению. Круг, начерченный мелом, тускнеет, становится едва различимым, а потом и вовсе стирается.
Следующую игру придумывает Хам. Надо кидать оливковые косточки в птиц, сидящих на палубе, и делать ставки: какая из них взлетит первой и какая первой сядет. Все сходятся во мнении, что эта игра тупая. Сим бубнит, что через птиц им может быть послано знамение, а игра может все испортить, но его никто не слушает. Ной наблюдает за игрой, потом ворчит:
– Осторожней, никого не заденьте.
– Не заденем, па, – отвечает Яфет. – Мы просто играем.
Вскоре, однако, и новое развлечение приедается. Вокруг ковчега плещут волны. Ной и остальные домочадцы ходят вразвалочку, широко расставив ноги, как настоящие моряки. У них окрепли мышцы икр и бедер. Слизь облаков по-прежнему закрывает небо, но дождь не возобновляется.
Первым теряет терпение Яфет.
– Ну, давайте же, – теребит он всех, – давайте что-нибудь сделаем. Ну, давайте же сделаем что-нибудь!
Но делать нечего.
– Давайте чем-нибудь займемся!
– Может, заткнешься? – рявкает Хам.
Ной слышит перебранку и хмурится, но знает, что ничего не в силах исправить.
На долгое время каждый замыкается в себе, дни проходят в молчании, в повседневных заботах и сне. Супруги перешептываются, редко когда кто-нибудь заговаривает в полный голос. Бера состригает с какой-то несчастной овцы шерсть, чешет ее и прядет пряжу. От шерсти несет мочой. Бера чистит и моет ее, потом наматывает на веретено и ткет узкие полоски ткани на маленьком ткацком станочке. Иногда, отрываясь от животных, над станком склоняется Мирн. Илия, безразличная к рукоделию, пытается рассортировать птиц на верхней палубе. Жена сидит на корточках и готовит. Сыновья Ноя таскают от палубы к палубе ведра с навозом. Они ворчат и переругиваются, когда случайно сталкиваются друг с другом.
Наконец Яфет и Мирн забывают о приличиях и начинают совокупляться, где им вздумается – в каюте, на верхней палубе среди птиц и даже на нижних палубах в окружении животных. Их примеру следуют Хам и Илия, а затем Сим и Бера. Ной понимает, что должен положить этому конец, но чувствует огромную усталость, тяжкой ношей пригибающую его к земле. Еда и сон, очистка клетей от навоза и размышления над тем, чем себя занять… – плотские утехи куда как приятнее, если еще учесть и тот факт, что больше развлечься нечем. Никто не замечает, насколько семья стала похожа на животных, запертых в клетях.
* * *Положение становится опасным. Однажды ночь разрывает крик Илии, который рывком выдергивает Ноя из сна. Спешно зажигают лампады. В их дрожащем свете становятся видны глаза разбуженного Хама и Илия, сидящая верхом на розовом оскаленном борове. Яфет накидывает на шею борова веревку и затаскивает его в ближайшую клеть, чуть не свалившись при этом с лестницы. Яфету помогают Сим и Мирн. Хам сидит, обняв Илию, которая что-то лепечет в истерике. В эту ночь уже никто не смыкает глаз.
– Я думала, это ты! Я задремала и думала, что это твоя нога… Господи…
– Все в порядке, все хорошо, – шепчет ей Хам, словно ребенку. – Просто ошиблась.
В один из дней Ной смотрит на Беру. Она поднимает к груди сына и вдруг замирает, уставившись в пол, на котором лежит ее дочь. Там скорпион, чей укус смертелен. Ной слова не успевает сказать, как Бера вытягивает руку, хватает скорпиона за клешню и выкидывает в окно. Только убедившись, что скорпион утонул, она поворачивается к свекру.
Некоторое время они молча рассматривают друг друга.
– Интересно, может, это был последний, – наконец произносит Ной.
– Интересно, – спокойно отвечает Бера.
Он думает, что ей сказать. И стоит ли вообще затевать разговор. Судно было построено, чтобы сохранить жизнь, а его невестка, защищая своего ребенка, только что убила живое существо.
Однако, когда Ной видит, как на ее соске смыкаются губы малыша, как он начинает сосать молоко и тянет головку назад, как закрывает глаза Бера, он понимает, что ей наплевать на скорпиона. Он говорит:
– Думаю, ты бы убила всех скорпионов, будь это ценой за то, что ты испытываешь сейчас.
– Убила бы с удовольствием, – подтверждает она. Между ними проскакивает искорка понимания.
Утреннее спокойствие и привычный шум, доносящийся с нижних палуб, раздирает пронзительный вопль, полный боли и ярости. На нижней палубе Ной находит Яфета, который заходится криком в руках Сима. Одной рукой мальчик сжимает другую, окровавленную.
– Выгребал навоз, – выдыхает он, – а эта сволочь на меня кинулась…
Его тащат по лестнице наверх в каюту, где мать прижигает рану шипящей медной сковородой. Запах жженой крови заполняет окружающее пространство. Яфет рычит, сыпет проклятиями, извивается как змея. Над ним воркует Мирн, безуспешно пытаясь успокоить. Она смотрит на то, что осталось от его руки.
Потом Яфет, стеная, описывает, как все произошло. Волчица бросилась ему на горло, он закрылся правой рукой и в результате потерял три пальца. Остались большой и указательный и почти половина ладони.
Три дня Яфет проводит в ступоре, а на четвертый поднимается на верхнюю палубу – повыть среди волн. Увидев подошедшего Ноя, он сокрушается:
– Это мне наказание, па. Это за то, что я притворялся больным.
Когда Мирн приходит утешить его, кладет руки на его твердые, как камень, плечи и твердит, что все будет хорошо и он поправится, Яфет спрашивает:
– А кому нужен однорукий работник? Какая от него польза?
* * *В один из дней жена подает на завтрак сыр и яйца, на обед – оливки и яйца, а на ужин просто яйца.
– А почему нет мяса? – требовательно спрашивает Ной.
