Ой-Ёй - АМЕРИКАНСКИЕ МЕМУАРЫ

    В это время второй штурмовой отряд в лице Графа, Коффа и КВД начинал готовится к встрече эмигранта 88-й волны. По этому поводу было закуплено очень много алкоголя в близлежащем магазине «А-Маркет», штурмовики второй волны расположились на лавочке во дворе дома, где я живу и стали караулить подходы.

    Всего этого я, естественно, не знал, потому как весь день 22 сентября мирно проспал в международном аэропорту города Цюрих на лавочке, положив под голову рюкзак и обмотав свисающую с лавки руку ремнем от маленькой квадратной сумочки, в которой ехало порядка 60 дисков со всевозможной вайт пауэр музыкой.

    Чувствовал я себя не очень хорошо, потому как понимал все-таки остатком сознания, что вечером мне надо быть трезвым, иначе чертовы ублюдки опять меня не пустят в истребитель, и придется мне валандаться в этой дурацкой Швейцарии хрен знает сколько. Выданный акабом талон я прижимал в сердцу.

   Вечерком я проснулся, сладко потянулся, удостоверился, что швейцары ничего не спиздили, шумно и мокро умылся в сортире, прополоскал рот, который напоминал помойку, выпил грамм сто для храбрости и пошел к 5-м воротам.

   - Вы не зарегистрированы на этот рейс, - сказала мне симпатичная тварь за стойкой, когда подошла моя очередь грузиться, внимательно осмотрев мои документы.

   - Да, но акабы сказали, что я смогу улететь этим рейсом!

   - Я ничего не могу поделать, идите к информационной стойке.

   - Будь ты проклята отныне и во веки веков!

   Последняя фраза была сказана на чистейшем русском, естественно. Я поперся к главной информационной стойке, за которой стояла тетушка размером со Шварценеггера и рожей, больше напоминающей кирпич. Вкратце изложив ей суть проблемы, я потребовал, чтобы она меня дико отправила в Москву любым рейсом, хоть израильских Эль-Аль! И знаете что?

    - Да, все верно. Вы не сможете улететь рейсом швейцарских авиалиний ни сегодня, ни в будущем. Швейцарские авиалинии отказываются перевозить вас (вы только представьте себе!!! Ебать, я велик!) из-за вашего поведения на борту. Ваше имя занесено в компьютер.

    - Уважаемая, мне глубоко насрать на ваши швейцарские авиалинии. Моя цель – долететь до Москвы. Что мне для этого нужно сделать?

    - Вам придется купить на рейс какой-либо другой авиакомпании…

    - Но, поймите, у меня с собой пара сотен баксов. Этого явно не хватит на билет.

    - Я ничего не могу поделать.

    - Хорошо, когда ближайший рейс? И сколько стоит этот чертов билет?

    - Ближайший утром, 23 сентября, АЭРОФЛОТ. Билет стоит, одну минуточку, 650 долларов.

    - Охуеть! – далее я сыпал всеми возможными словами и, обхватив голову руками, бегал кругами по аэропорту. Когда угомонился наконец и понял, что другого выхода нет, я снова подошел к тетке.

    - Дайте, блин, телефонную карточку. Я позвоню отцу, спрошу номер кредитки, чтобы оплатить ваш билет.

   И, знаете, карточку она мне дала, несмотря на то, что попросил я ее в очень грубой форме. Сами понимаете, человек нетрезвый, на взводе, лучше отойти вообще, а тут берут и наглым образом вымогают больше пол-штуки грина, которые я заработал потом и кровью, кормя их жирные тела и поднося им сотни тысяч миллиардов углеводов ежедневно!

    Отец уже связался с мамой и дедушкой в Москве. Мама уже обзвонила все аэропорты, дозвонилась до швейцарских авиалиний, где ей сказали, что ее сына сняли с рейса за невменяемость и вообще больше никогда катать не будет, сколько бы он баблища не принес. Короче говоря, когда я набирал номер отца в Америке, отец уже все знал.

    - Алло, пап, привет!

    - Ну, привет..

    - Давай ты меня потом поругаешь, если хочешь даже набей мне рыло. Сопротивляться не буду. Но сейчас более насущная проблема – мне необходимо улететь из этой гребаной Швейцарии.

    - Что нужно?

   -  Нужен номер твоей кредитки, чтобы я мог оплатить билет, - мы беседовали еще пару минут, в конце отец сказал: «Удачно тебе добраться». Я ответил: «Спасибо! Позвони, пожалуйста, маме и скажи что со мной все в порядке».

     Билет лежал у меня в кармане, но мне нужно было еще провести ночь. И тут как назло подвернулся Duty Free Shop! Вот, понимаешь, незадача! И пройти мимо вроде нельзя, и заходить не рекомендуется. Короче говоря, я купил бутылку вискаря и сел абсолютно пустой курительной комнате, положил справа сигареты, слева в рюкзаке поставил вискарь (Грей Гуз, по-моему) и поллитровую бутылку священной крови Микки-Мауса, в народе более известной как Кока-Кола, открыл лежащую у меня в рюкзаке книгу и так провел ночь, прихлебывая вискарь, запивая его кокой и покуривая сигареты. Прямо передо мной висели часы, и я считал минуты.

    Потом отвлекся и погрузился в до боли знакомый мир «Дневников Тернера». Перечитывал не упомню в какой раз, глядя воспаленными глазами в строчки,  написанные великим человеком, который во многом открыл для меня Борьбу. Банальщиной будет, если я напишу, что многое передумал за эти ночные часы? Пусть будет банальщина. Я многое осмыслил и передумал за эти ночные часы в пустой прокуренной комнате международного аэропорта Цюриха, Швейцария. Сначала долго сосал себе мозг и нервы мыслями о том, какой я пьяный мудак, сколько хлопот всем доставляю, сколько времени теряю, сколько бабла просаживаю, сколько здоровья сгубил и прочее. А потом подумал, но ведь должен же быть позитив? Я улетел в Штаты, чтобы оторваться там от надоевшей мне алкогольной реальности России, от тупой РАБотки чиновником, от похмельных понедельников, от запоев, от безделья и бездумья. Хотел начать все сызнова. И после года работы хуй знает где и хуй знает кем я сижу пьяный хуй, опятьже знает где, и не могу вернуться домой, потому что меня не пускают в самолет. Что же изменилось, уважаемый? Где, блллин, этот, как его? Прогресс? Чего ты сделал и чего добился в себе самом за этот год? Слез ли с алкогольного винта, уносящего тебя все выше и выше в синюю даль, все дальше и дальше от реальности с ее проблемами и радостями. Самоистязание кончилось под утро. Я принял решение.

    Утром 23 сентября (я уже сутки как должен был быть дома) я позавтракал каким-то мелким жутко дорогим сэндвичем. В животе урчало, так как я не ел уже два дня.

     Я сел в самолет Аэрофлота, русские стюардессы улыбались мне, я читал надписи на русском, на родном языке на инструкциях по безопасности, заткнутых в спинку впереди стоящего сиденья. Я слышал русскую речь, после чашки растворимого галимого но свежего кофе, я провалился в сон и очнулся только когда стало закладывать уши.

    Самолет снижался над полями и домиками Подмосковья. Самолет со мной кружил совсем рядом с Москвой, и я мог видеть ее во всех подробностях в иллюминаторе. И когда наш самолет с погашенными внутри салона огнями коснулся русской земли, я расстегнул ремень и, не обращая внимания, на изумленные взгляды стюардесс, вскочил и заорал во всю глотку.

ЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯ   ДДДДДДДДДООООООООМММММММММААААААААА!!!!

   В Соединенных Штатах Америки я был 389 дней. С 28 августа 2004 года по 21 сентября 2005 года. Домой прилетел в полдень 23 сентября 2005 года.

   В ресторане Applebee’s, что в городе Линден, штат Нью-Джерси, я отработал 308 дней. С 8 ноября 2004 года по 11 сентября 2005 года.

    Все, что написано выше, является чистейшей правдой.

    24 сентября 2005 года на выходе из станции метро Арбатская Арбатско-Покровской линии я встретил Иришку. Вечером этого дня на концерта Male Factors, ЯйцЫ Фаберже в клубе БИ2, что на Маяковской, мы с ней впервые поцеловались. Но, как вы понимаете, это уже совеем другая история. И она не для всех, друзья.

За лазоревые дали – улетал,

За туманы, гром и бури – уезжал.

От родной земли надолго – в чужой плен.

За пороки молодые – души тлен.

Сколько там меня осталось – почти весь,

А сюда пришвартовались – боль да месть.

Под чужими небесами – я лишь тень,

Злоба, ненависть и скука – каждый день.

Кубик льда в котел попавший – в кипяток,

Пузырюсь и исчезаю – вышел срок.

Кусок меди возопивший – в кислоте,

И подбитый, ждущий помощь – в пустоте.

Я хочу к корням обратно – прирасти,

Путь не только в сердце до Руси – найти.

Не перевести мне Кровь и боль – на чужой язык,

Уникальность всех под небом – я постиг.

Одиночество и холод – несть числа.

Далеко бежит дорога – лишь одна.

Мне по ней всю жизнь идти – не оступлюсь,

И своим Богам воскресшим – я молюсь.

Полыхаю в безысходности – в огне,

Тяжело, но будет круче – на войне.