Тара Сивек - Присматривай за мной (ЛП)
На ее белой чашке розовым цветом детским почерком написано «Лучшая мама в мире». Это напомнило мне какую каляку-маляку я делала для мамы на каждый День матери. На секунду я задумалась, стояла ли еще эта чашка в кухонном шкафу в доме моих родителей. Возможно уже нет. Я уверена, что ее давно уже там нет, как и других вещей моей матери.
— Твоя злость словно живой, дышащий организм. Его нужно отпустить или он потихоньку будет тебя съедать. Твой отец научился общаться с людьми в реабилитационном центре. Он знает, что он предал тех, кого любил. Он также знает, что они будут на него злиться.
Ты избегаешь общаться с ним на важные темы, потому что ты боишься взбаламутить воду. Ты все еще слишком переживаешь за него и за то, что он может сделать, что ты не думаешь о себе. Ты не сможешь справиться со своим разочарованием, пока наконец не признаешь, как на тебе отразилось его пьянство. Вам обоим следует поговорить об этом и двигаться дальше.
Легче сказать, чем сделать. У нас с отцом никогда не было таких отношений, чтобы мы могли просто сесть и поговорить о своих чувствах. Такие отношения у меня всегда были с моей мамой. Моему отцу следует звонить, когда у тебя проблемы или тебе нужно поднять что-нибудь тяжелое. Он всегда придет на помощь, и у него в запасе всегда есть шутка или что-нибудь еще, чтобы развеселить тебя. Но он никогда не имел дело со всякими сюси-пуси. Он никогда не был тем человеком, к которому я могла бы обратиться или на которого можно положиться. Наверное, это не лучшая мысль идти к нему сейчас, когда он только что вышел из реабилитационного центра и любая стрессовая ситуация может вернуть его обратно.
— Не бойся предоставить все ему, Эддисон. Настало время кому-то другому передать ношу, которую ты несешь. Он взрослый человек, и настало время ему взять на себя ответственность за свои действия.
Просидев в больнице два часа, нам наконец удалось взять с доктора слово, что с Мег все будет в порядке. В машине скорой помощи она призналась, что приняла несколько таблеток снотворного. Они все еще промывают ей желудок на всякий случай. Врачам не пришлось накладывать швы, удалось обойтись перевязкой ран. Мы не знаем, сколько она пробудет в больнице. Сначала ей следует пройти обследование у психиатра. Она жива и находится в безопасности. Это все, что имеет значение.
— Ты уверена, что не хочешь сначала заехать домой и переодеться? — мягко спросил Зэндер, как только мы припарковались у кондитерской.
Я мельком глянула в зеркало и поняла, что моя футболка в пятнах крови Мег. Пока Зэндер паркуется, я рассматриваю красные пятна на моей футболке и дотрагиваюсь до каждого из них.
— Мне не следовало уезжать. Она там совсем одна. У нее никого нет, кроме меня, — бормочу я, продолжая водить руками по кровяным следам. Я раздумывала над ее словами о том, что их больше нет и это ее вина. Я могу только предположить, что она говорила о своих родителях. Мне разбивает сердце мысль, что все это время у нас было гораздо больше общего, чем я думала.
Зэндер протягивает руку и берет меня за руку. Он подносит ее к губам и целует тыльную сторону руки. Я смотрю на него. Другой рукой он проводит по моим волосам и по лицу.
— Она в порядке, милая. Они дадут ей сильное успокоительное.
В ответ я киваю головой, но меня еще мучает чувство вины. Я оставила ее наедине со своими демонами, а теперь я оставила ее одну-одинешеньку в больнице. Это неправильно.
— Мне придется на один час погрузиться в работу, нужно доделать кое-какие документы. Я позабочусь о ней и скажу тебе, как там дела, — обещает он.
Мне хочется сказать ему, что я его люблю. Это осознание сотрясает меня словно пощечина. Я сижу и смотрю на него, покрытая кровью моей подруги и заживо съедаемая чувством вины. Мне хочется сказать ему, что я способна дышать только потому, что он сидит рядом со мной и заботится обо мне. Но я молчу. Я не могу. Я не стану обременять его своими чувствами, пока он не узнает всего обо мне. Вместо этого я прислоняюсь лбом к его лбу и издаю тяжелый вздох.
— Спасибо, что был со мной сегодня, — нежно говорю ему.
— Не благодари меня за такие вещи. Конечно я здесь, и я никуда не уйду. Ты же знаешь, Эддисон.
Его голос наполнен беспокойством и заботой. Мне кажется, что он догадывается о том, что я хотела ему сказать, до того как он меня остановил. Я задумываюсь о том, знает ли он обо мне больше, чем я рассказала. Может, это его способ убедить меня, что независимо от моих поступков и слов он никуда не уйдет.
Я выдаю желаемое за действительное. Я хочу поверить в это. Я так хочу, чтобы это оказалось правдой, поэтому предполагаю, что он может читать мои мысли.
— Я должна войти и поговорить с отцом, — говорю ему, отрываясь от него и наклоняясь, чтобы открыть дверь. Все чего я хочу — притянуть его и поцеловать, забыть о том, что произошло сегодня, о моей роли в этом. Но я не могу. У меня есть обязательства.
— Ты позвонишь, если тебе что-нибудь понадобится? — спрашивает он через открытое окно. Я вылезаю из машины и закрываю дверь.
— Я позвоню. Я обещаю.
Когда я захожу через парадную дверь, в магазине никого нет. Я рада этому. Возможно мне следовало воспользоваться советом Зэндера и сначала заехать домой, принять душ и переодеться. Но впервые за долгое время я просто хочу поговорить с отцом. Мне нужна его мудрость и уверенность, которую может дать только отец.
— Чья эта кровь? Твоя? Что, черт возьми, произошло? — беспокойно спрашивает отец, как только я появляюсь в дверях. Он оббегает прилавок и хватает меня в объятия, осматривая нет ли у меня повреждений.
— Я в порядке. Это не моя кровь, — говорю ему усталым голосом. Он берет мое лицо в свои руки и поворачивает его, проверяя правда ли это.
— Что случилось? Этот парень, Зэндер, что-то сделал?
Я отстраняюсь и смотрю на него словно на сумасшедшего.
— Что? Нет! Это кровь Мег, но с ней все в порядке, — быстро говорю ему. Его глаза расширились от шока.
— Что случилось с Мег?
Я неловко прочищаю горло и отворачиваюсь от него, тихо бормоча слова.
— Сегодня у нее был сложный день. Она приняла несколько таблеток снотворного... слишком много. Она разбила некоторые вещи в своей квартире и поранилась. Оттуда кровь.
Долгое время за моей спиной не раздается ни звука. Наконец я разворачиваюсь, чтобы посмотреть, слушает ли он меня вообще. Он стоит на том же месте, руки на поясе, на лице к моему удивлению ярость. Его губы плотно сомкнуты, а руки на бедрах сжаты в кулаки.
— Я знал, что от этой девчонки одни проблемы. Она больше не работает здесь, и я хочу, чтобы ты держалась подальше от нее.
— Что, прости? — в ответ я нападаю на него, от злости стискиваю зубы.
— Ты слышала меня. Тебе не стоит общаться с таким человеком, Эддисон. От нее одни проблемы и это еще одно доказательство. Она пыталась убить себя, боже правый.
Тот, кто так поступает, просто...
Мой отец обрывает фразу, в основном из-за того, что от меня идут волны злости. Я чувствую, как злость закипает во мне, я хочу закричать. Мне хочется выплеснуть злость на стол рядом со мной, чтобы он разбился об пол, а злость перейдет на что-то другое, а не на него. Он понятия не имеет, насколько Мег и я похожи. И мне стоит пожалеть его, так как он настолько жесток, когда речь идет об этом. Но я не могу. Он не знает, как мы с Мег познакомились. Он не знает, что у нас одинаковые шрамы на запястьях, которые ежедневно напоминают нам о нашей слабости. Он не в курсе, потому что он был слишком занят, очередной раз проводя шестьдесят дней в реабилитационном центре. Он забыл, что дома осталась дочь, которая предоставлена сама себе и должна самостоятельно попрощаться с мамой.
— Тот, кто так поступает, просто кто? Продолжай, закончи предложение.
Я хочу услышать, как он это скажет. Я хочу, чтобы он признался, что этот человек — поврежден, сломан, слаб, посредственен...я знаю, что все эти слова проносятся у него в голове, все эти слова, которые я относила к себе последний год.
— Давай, пап, скажи, что ты на самом деле думаешь о Мег. Что ты на самом деле думаешь о том, кто пытался убить себя? Что ты думаешь о человеке, который может быть настолько слабым и так мучиться от боли, что они не видят другого выхода, нет возможности избавиться от боли?
Я даже не поняла, что я надвигаюсь на него, пока не оказалась прямо перед ним, глядя на тело шесть футов два дюйма высотой, ожидая что он скажет обо мне то, что я уже знаю.
— Я понимаю, она твоя подруга и ты расстроена тем, что произошло...
— Вот дерьмо! Ты ничего не понимаешь! — ору я. — Ты знаешь, что я делала год назад, пап? Я сидела на могиле мамы, глотала таблетки с лезвием в руке. Я свернулась калачиком у ее изголовья, желая быть где угодно, только не здесь без нее. Все, что ты думаешь о Мег: какой она плохой человек, безнадежная, и сломленная, и потерянная, угадай что? Это про меня.
