Томас Вулф - Паутина и скала
Эти ритуалы и самопринуждения разрастались, переплета shy;лись, постоянно увеличивали плотность и сложность своей пау shy;тины и временами управляли всем, что он делал, – не только тем, как он касался стен, регулировал дыхание, спускаясь со школьного холма, не дышал, идя вдоль квартала или мерил бе shy;тонные плиты тротуаров расстоянием в четыре шага, но даже и как шел по улице, какую ее сторону выбирал, где останавливал shy;ся и осматривался, где непреклонно шел мимо, даже если ему очень хотелось постоять, посмотреть, на какие деревья влезал в дядином саду, в конце концов он стал влезать на определенное дерево по четыре раза в день и, чтобы вскарабкаться по стволу, совершать четыре движения.
Эта тираническая тайна числа «четыре» мешала ему, когда он играл в мяч, декламировал нараспев латинские изречения или бормотал греческие глаголы. И когда мыл шею и уши, садился за стол, рубил на растопку щепки (на каждую – четыре удара топо shy;ром) или носил уголь (четыре взмаха лопатой, чтобы наполнить недерко).
Кроме того, существовали дни сурового самоограничения, ког shy;да он смотрел только на одну черту людских лиц. В понедельник на носы, во вторник на зубы, в среду на глаза, четверг отводился рукам, пятница ступням, в субботу он с суровой задумчивостью созерцал лбы, неизменно отводя воскресенье для того, что вторым приходи shy;ло на ум – глаз, если думал о ногах, зубов, если о глазах, и лбов, ес shy;ли первым соблазном были носы. Этот долг разглядывания он ис shy;полнял с таким непреклонным, фанатичным рвением, так бесцеремонно таращился на лбы, руки или зубы людей, что те иногда смо shy;трели на него встревоженно, возмущенно, недоумевая, что нелад shy;ного он нашел в их внешности, или негодующе трясли головами и вполголоса бранились, проходя мимо него.
Вечерами Джордж совершал четырехкратные моления – так как числа четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два почему-то были ключевыми в его арифметике чародейства. Он бубнил одну молитву четырежды по четыре раза, вскоре значение слов и смысл молитвы (мальчик сложил ее сам для шестнадцатикратного по shy;вторения) улетучивались, и он следил лишь за ритмом и числом чтений, бубнил так быстро, что слова сливались, но обязательно шестнадцать раз. А если, улегшись в постель, сомневался, что со shy;считал правильно, тут же вставал, опускался на колени, какой бы холодной или сырой ни была погода, как бы он себя ни чувство shy;вал, и не прерывался, пока не досчитывал, к своему собственно shy;му удовлетворению, до шестнадцати, затем читал молитву еще шестнадцать раз в виде епитимьи. Двигало им не чувство благоче shy;стия, не мысль о Боге, праведности или вере: то был просто суе shy;верный обряд, вера в магическое действие определенных чисел и убеждение, что с помощью этого ритуала он добьется удачи.
Так ежевечерне он неукоснительно исполнял долг перед «их» темными силами, чтобы пользоваться «их» благосклонностью, чтобы «они» не покидали его, чтобы «они» были по-прежнему за него, а не против, чтобы «они» – бессмертные, таинственные «они», не дающие нам покоя! – поддерживали его, оберегали, даровали ему победу, сокрушали его злобных врагов и вели его к славе, любви и торжеству, к той самой огромной двери, потай shy;ным вратам в жизнь – в тот сокрытый, неописуемый мир радос shy;ти, который так близко, странно, волшебно, невыносимо близко, который он может найти в любую минуту, и по которому так то shy;мится его душа.
Однажды в город приехал цирк, и при виде его в сознании мальчика возникли два образа, которые до конца детства будут волновать его, которые тут он впервые увидел в их внезапной, чу shy;десной гармонии. То были образы цирка и отцовской родины.
Мальчику представилось, что он поступил на работу в цирк и поехал с ним в большое турне по всей Америке. Стояла весна: цирк отправился из Новой Англии на запад, а потом на юг, наступило лето, за ним осень. Номинальной обязанностью Джор shy;джа – в его воображении все события, лица, голоса, обстоятель shy;ства были совершенно реальными, как сама жизнь – была про shy;дажа билетов. Но в этой маленькой труппе каждому приходи shy;лось заниматься несколькими делами, поэтому он также раскле shy;ивал афиши и договаривался о новых местах с торговцами и фермерами о поставке свежих продуктов. В этом деле он достиг большой сноровки – сказался недюжинный сокрытый талант расчетливо торговаться, унаследованный от живших в горах ро shy;дичей. Он мог раздобыть самые лучшие, самые свежие мясо и овощи по самым низким ценам. Циркачи были суровыми, тре shy;бовательными, они постоянно испытывали волчий голод, не терпели скверных продуктов или стряпни, ели помногу и всегда получали самое лучшее.
Обычно цирк приезжал в новый город рано утром, еще затем shy;но. Он тут же принимался за дела: шел на рынки или к фермерам, которые приехали посмотреть представление. Видел и ощущал чистоту рассвета, слышал внезапное, мелодичное пение ранних птиц и неожиданно чувствовал себя на месте в новом городе, сре shy;ди новых людей. Расхаживал среди фермерских телег, договари shy;вался с фермерами на месте о поставке множества их товаров – арбузов с бахчи, уложенных в мягкое сено, свежего масла, завер shy;нутого в чистые тряпицы, еще влажные от росы и блестящие в звездном свете, громадных обшарпанных фляг с парным, пеня shy;щимся молоком, свежих яиц, которые он покупал по сотне дю shy;жин, десятков цыплят, связок нежного зеленого лука, огромных красных помидоров, хрустящего салата, зеленого горошка и соч shy;ной зеленой фасоли, а также картофеля с пятнами земли-суглин shy;ка, аппетитных яблок, вишен и персиков, молодой кукурузы и увесистых окороков домашнего копчения.
Когда рынки открывались, он принимался торговаться с мяс shy;никами за лучшую вырезку. Мясники поднимали в узловатых пальцах большие куски, выкатывали бочонки свежих колбас, шлепали длинными ладонями по говяжьим и свиным тушам. Возвращался к цирку он с телегой, полной мяса и овощей.
На цирковой площадке уже кипела работа. До него доноси shy;лись чудесно-размеренные удары молота по вбиваемым кольям, крики людей, ведущих животных на водопой, тяжелый грохот телeг, отъезжающих от товарных платформ. К этому времени навес столовой бывал уже воздвигнут, и, подъезжая, он видел поваров, занятых своим делом, расставленные под навесом длинные сто shy;лы со скамьями, жестяные тарелки и кружки. Ощущался аромат крепкого кофе и запах гречишного теста.
Потом циркачи шли завтракать. Еда у них была здоровая, ве shy;ликолепная, как мир, в котором они обитали. Она связывалась в сознании с манящим, красочным миром циркового шатра, чис shy;тым, здоровым запахом животных и дикой, нежной, лиричной природой земли, на которой они жили скитальцами. И этой за shy;мечательной, аппетитной еды было в изобилии. Они съедали гру shy;ды горячих гречишных оладий, намазанных желтым маслом, ко shy;торого каждый отрезал, сколько захочет, от лежащих на столе ку shy;сков, и сдобренных густым кленовым сиропом. Они съедали на завтрак густо посыпанные луком бифштексы прямо со сковоро shy;ды; съедали целые арбузы со зрелой, темно-розовой мякотью, ломти бекона и большие тарелки яичницы или омлета с телячьи shy;ми мозгами. Они брали фрукты, разложенные на столе пирами shy;дами, – сливы, персики, яблоки, вишни, виноград, апельсины, бананы. Все это запивали большими кружками густых сливок и заканчивали завтрак пинтами крепкого, ароматного кофе.
За обедом они ели неудержимо, жадно, с волчьим аппетитом, со сведенными бровями и конвульсивными движениями горла. Уписывали большие куски жареной говядины с румяной короч shy;кой, полусырые и мягкие; ломти нежной свинины с ароматными каемками жира; нежных жареных цыплят; мясо, тушившееся не shy;сколько часов со свежей морковью, луком, брюссельской капус shy;той и молодым картофелем; все овощи, какие только были в это время года – громадные початки жареной кукурузы, лежавшие на двух огромных блюдах, нарезанные помидоры с дольками ок shy;ры и луком, взбитое картофельное пюре и крупные бобы, приго shy;товленные со свининой. На десерт ели сладости со всеми фрук shy;тами, какие могли только быть в то время и в том месте: горячие пирожки с яблоками, персиками и вишнями, присыпанные сверху корицей; всевозможные торты и пудинги; и фруктовые пироги толщиной в несколько дюймов.
Так ездил этот цирк по всей Америке, из города в город, из штата в штат, из Мэна на просторные равнины запада, вдоль Гуд shy;зона и Миссисипи, по прериям, и с Севера на Юг.
Путешествуя по этому океану земли и грез, мальчик думал о родине отца, ее больших красных амбарах, ее близкой знакомости и тревожащей душу странности, о ее чарующей и трагичной красоте. Думал о запахе ее гаваней и морском шуме, о городе, о пароходах, румяных яблоках и красновато-бурой земле, уютных, теплых домах, о ее лиричной, невыразимой радости.
И произошло чудо. Однажды рано утром мальчик внезапно проснулся и увидел над собой великолепие мерцающих звезд. Сперва он не понял, где находится. Цирковой поезд остановился неизвестно отчего посреди поля. Мальчик слышал вялое, преры shy;вистое дыхание паровоза, странно звучащие в темноте голоса людей, постукивание копыт в конских вагонах и чуткое, много shy;значительное молчание земли.
