Мириам Дубини - Полет ласточки
— Нет, ты не попугай — ты вор. И мы с тобой не квиты, — чеканила она с каменным лицом. — У тебя чужой дневник. Ты должен его вернуть.
Эмилиано посмотрел ей прямо в глаза своими черными, как нефть, зрачками.
— Хочешь дневник? — прошипел он.
— Да.
— Пойдем.
Он повернулся к ней спиной и направился к лестнице, которая вела на гранитную набережную.
— Он сумасшедший, — зашептала ему вслед испуганная Лючия.
Эмилиано шел медленно, не оглядываясь, сжимая в руках книгу.
— Я никуда с тобой не пойду. Ты должен принести дневник сюда, — крикнула Эмма.
Эмилиано поднял в небо указательный палец и быстро двинул им вправо и влево. Нет. Такой вариант не рассматривается. Он все шел вперед, не останавливаясь, и уже поднялся на первую ступень лестницы. Эмме ничего не оставалось, как броситься за ним следом.
— Ты куда?! С ума сошла?! — попыталась вразумить ее Лючия.
Да, наверное, она сошла с ума. Но она не могла справиться со своими ногами. Ноги двигались сами по себе и несли ее к нему. Еще никому никогда в жизни не удавалось так разозлить ее, даже матери. И эта злость ей не нравилась. Не нравилась нисколько.
— Послушай, ты не можешь вот так уйти! — закричала Эмма, хватая Эмилиано за руку.
Он высвободился, быстрый как змея, и сжал ее запястье. Другая рука нырнула в хвост ее рыжих волос. Они запылали огнем в его пальцах. И бледная кожа стала молочным озером. Он притянул к себе ее лицо и поцеловал в губы. В молочное озеро упал большой камень, по невозмутимой глади пошли круги гнева, удивления, истомы. Эмма попыталась вырваться — он сжал ее еще сильнее. Она начала бороться — он оказался сильнее. И она замерла неподвижно и закрыла глаза, погрузившись в черный огонь темноты. Поцелуй был как укус. И требовал еще тысячи поцелуев. Эмилиано подложил руку ей под спину и оторвал от земли как пушинку.
— Пусти меня, — выдохнула она не очень уверенно.
— Через час, — пообещал он и стал подниматься по лестнице, неся ее на руках, — через час я отпущу тебя домой.
— Мне надо идти. Сегодня такой сильный ветер.
— Можно мне с тобой?
Ансельмо спросил себя, существует ли вежливый способ сказать «нет».
— Грета, я бы хотел побыть один.
Грета спросила себя, существуют ли слова, способные выразить, как она скучала по нему и как не хотела расставаться с ним сейчас, когда он только вернулся из Милана. Потом она вспомнила о Гвидо. О том, что он сказал ей как-то в мастерской. Было что-то, о чем Ансельмо не хотел с ней говорить, что-то, связанное с такими ветреными днями. Она хотела знать, что это. Но вдруг поняла, что больше всего на свете она хотела, чтобы эта тревожная морщина исчезла с лица Ансельмо. Немедленно.
— Хорошо.
— Правда?
— Правда.
— И все?
— Сегодня и в самом деле как-то сильно дует. Я устала. Поеду домой. Я рада, что ты вернулся.
Морщина исчезла. С его лица. Она переместилась в потайное место. В темноту. Где только Грета могла видеть ее и чувствовать боль от этой жесткой складки.
— Спасибо за цветок.
Она кивнула и улыбнулась. Было что-то фальшивое в этом прощании. Это даже не было похоже на прощание. Ни поцелуя, ни объятия, только взмах руки, и Ансельмо исчез, проглоченный темным зевом метро. Она зажгла фары на своем велосипеде и поставила ноги на педали. Посмотрела вокруг, продумывая дорогу к дому. Один путь был длинный и почти без подъемов, другой короткий и трудный до изнеможения. Она выбрала второй и покатила вперед. Но на первом же подъеме у нее зазвонил телефон. На этот раз она его услышала. Она держала его под рукой на случай, если вдруг позвонит Ансельмо. Но это был не он. Это была Эмма.
— Дневник у меня, — без вступлений выпалила подруга.
— Дневник Ансельмо? — не поверила Грета.
— Он самый.
— Как? Откуда?
Молчание.
— Эмма?
— Грета, ты… ты не могла бы приехать ко мне?
— Что-то случилось?
— Много чего. Приедешь?
Мать в ресторане, как всегда. Никто не заметит, если она вернется домой поздно.
— Уже еду.
Грета развернула велосипед и поехала вниз. На натянутых тормозах, как обычно. Гася скорость.
У Эммы Грета застала Лючию. Она сидела на плетеном диване в пижаме и с видом человека, которому не терпится рассказать нечто сногсшибательное. На столе — остатки пирожных, обертки конфет и целая когорта флакончиков с лаками самых разных цветов. У Греты возникло ощущение, что она попала на пижамную вечеринку. Она ненавидела пижамные вечеринки.
— Ну и?
— Эмма и Эмилиано поцеловались! — выпалила Лючия.
Грета вытаращила глаза, не веря своим ушам. Потом присела на цветастое кресло:
— Ты с ума сошла?
— Я тоже ей так сказала!
Эмма сделала глубокий вдох:
— Похоже на то.
— А потом она хотела уехать с ним на мотоцикле в его логово.
— Совсем тронулась?
— К счастью, мне удалось остановить ее в последний момент.
— Мы ждали его час. На набережной. И он вернулся. С дневником.
На лице Эммы появилась загадочная улыбка, в глазах блеснул странный огонек:
— Как обещал.
— Да что случилось-то? Он тебя шантажировал?
— Нет.
— Он заставил тебя целоваться, чтобы вернуть дневник?
— Нет, — сказала Эмма совсем тихо.
— Он запугал тебя?
— Я его больше не боюсь. Нет. Это не страх. Это что-то другое.
— Тогда я ничего не понимаю, — вслух рассуждала Грета. — Какой ему интерес возвращать дневник?
Ответа не последовало. Эмма поднесла пальцы к губам, на которых все еще горел его поцелуй.
— Эмма, ты больше не должна его видеть. Никогда. Поняла? — начала внушать ей Грета.
— Я его больше никогда не увижу. Не беспокойся.
Грета сама не знала почему, но этот ответ ее нисколько не успокоил.
— Главное, дневник Ансельмо снова у нас. Он вернулся из Милана?
— Да, полчаса назад.
— А почему ты тогда не с ним? — пропищала Лючия.
Грета посмотрела на нее, раздумывая, задушить ее подушкой или просто нагрубить. Потом повернулась к Эмме:
— Дай мне его.
Эмма молча вручила ей дневник. Грета раскрыла его наугад и начала читать.
— Как ты можешь?! Там ведь все его секреты. Ты же говорила, что нельзя читать чужие секреты… — напомнила Лючия.
— Я читаю дневник потому, что я не с ним, — резко ответила Грета. — Я хочу знать, почему я не с ним.
Эмма и Лючия обменялись быстрыми взглядами. Потом сели рядом с Гретой. Одна справа, другая слева. Одна положила руку на плечо, другая — на колено. Эмма приподняла пальцами тоненькую прядку светлых волос, повисшую у Греты вдоль виска, и нежно убрала ее за ухо.
— Ты не с ним, потому что ты с нами.
Сообщение
Желтая, широкая, как галактика, полоска четко отпечаталась в небе, изрезанном крышами многоэтажек Корвиале. Ансельмо ехал против ветра по безлюдным полуночным улицам городской окраины, изо всех сил давя на педали. Он добрался до конца улицы Джентилини, пересек большой проспект в четыре полосы, обогнал ночной автобус, повернул к холму и стал подниматься вверх по дороге, ведущей к Змеюке, к дому Греты. Полоска вела его к ней. Он вздрогнул при мысли о встрече. А что, если в конце пути, который он решил проделать без нее, снова будет она?
Ее не было.
В окнах ее квартиры не горел свет. Ансельмо встретил эту темноту с облегчением и снова перевел взгляд в небо. Полоска стала тоньше, мерцая за бетонным зданием как мост, перекинутый над пропастью и ведущий неведомо куда. Ансельмо свернул и обогнул дом. У торца он снова увидел полоску, которая ждала его с другой стороны, терпеливая и неподвижная, как пруд, застывший в небе. Ансельмо притормозил, ожидая следующего указания. Рванул ветер, и золотой ручеек стал прокладывать себе дорогу меж звезд, потом замер чуть поодаль, по ту сторону черной стены деревьев, гнувшихся под порывами ветра.
Ансельмо надавил на педали и срезал напрямик через газон, подпрыгивая на мелких ухабах. Он проехал через небольшую рощу и вдруг оказался перед зачарованной долиной в миниатюре. Вокруг шумел город, пульсируя токсичным светом фонарей, фар и рекламных вывесок. А здесь царили темнота и покой. На горизонте повисла большая и низкая луна, залив серебристым светом ручей, робко пробиравшийся через долину. Прямо на Ансельмо одиноким глазом смотрела жестяная хижина. Ее единственное окно горело желтым огнем, и полоска терялась в этом свете. Послание было внутри хижины.
Ансельмо стремительно покатил вниз по крутому поросшему травой склону. Его подталкивал в спину ветер. На лице, обдуваемом холодным потоком, заиграла счастливая улыбка. Он остановился перед входом и приставил велосипед к дощатой изгороди.
Потом наклонился, чтобы привязать раму к штакетнику, и вдруг увидел, как за спицами колеса вспыхнули два красных глаза. Посланник в испуге отскочил в сторону.
