Эдуард Лимонов - Русское психо
Обшарпанные бока и мрачноватую сырость моего подъезда по улице 1-ой Поперечной д.22, в городе Харькове я отчётливо чувствую, если хочу, и сегодня. Правда, тот подъезд был ещё вполне архаичным, старомодно-крестьянским, так как принадлежал всего лишь двухэтажному дому. На обоих этажах его было всего лишь по три квартиры на каждого. Правда, в нашем подъезде было немало детей тогда. Если я не ошибаюсь, — то целых 14 детей на шесть квартир. Тогда мы считали, что нас, детей, нас там живёт мало. В других домах было больше детей.
В последнее время к многочисленным функциям подъезда прибавилась ещё одна. В подъездах теперь убивают. И дня не проходит, чтобы в России хоть одного человека не убили в подъезде. Наилучшее из возможных по степени удобства для убийц место — российский подъезд. Будь целью бандит или авторитет, он всегда постоянно где-то живёт, где-то стоит его постель, потому он не минует своего подъезда. И вот там, сразу же за дверью или на марше лестницы, при входе в квартиру или при выходе его ждёт смерть — спокойный человек в чёрной куртке и чёрной лыжной шапочке, делающей всё взрослое население России похожими друг на друга.
Что успевает увидеть получивший несколько пуль в голову или в сердце и падающий вдруг или сползающий мягко бизнесмен, чиновник, авторитет. Сентиментально-мягкое «Таня+Володя» или «ГрОб» — название Егоролетовской группы «Гражданская Оборона»? Есть фотография застреленной Старовойтовой, бочком лежащей на лестничной площадке в своём подъезде. Холл, подъезд, есть у всякого, за исключением бомжа или такого человека как я. (Я сейчас прописан в Следственном Изоляторе ФСБ Лефортово.)
Раз есть нора и подъезд, то к вам, товарищи, через этот подъезд однажды может придти опергруппа. Ко мне уже нет, меня уже арестовали.
Раньше царапали гвоздиками, писали мелками, а теперь всё больше пульверизируют аэрозолями. Падая, Старовойтова, возможно, увидела ярко красное «Мэрэлин Мэнсон» на стене, дьявольский певец для тинейджеров, скрючился колючепроволочным именем на стене. И тётка упала и лежала на боку в пальто, сжимая сумку. Возможно, в подъезде пахло щами, заправленными поджаренным луком, залитым томатным соусом. В подъездах ведь всегда пахнет смесью кошачьей мочи и содержимого кастрюли самых многочисленных соседей. В случае дома №22 по 1-ой Поперечной улице запахи источали кастрюли семьи Переворочаевых.
Мы ненавидим правительство
Власть обладающие имеют на вооружении только куцую идеологию «хорошей жизни». Причём подразумеваются даже не неопределённые кисельные берега и струящиеся в их ложе молочные реки, нет. Правительство всего лишь манит народ слюнявой сторублёвкой или двумя, обещая, что доплатит столько неимущим, изъяв у воров и коррупционистов. Как ни странно, сторублёвки действуют, ибо не выглядят обманом, поскольку они возможны, и тогда зачем обманывать в пределах возможного? — спрашивают себя граждане. Правительство Российской Федерации постоянно обещает, что повысит зарплаты, улучшит жизнь, сделает её «хорошей». Даже одно время стало модно говорить о «достойной жизни», но поупотребляв этот гордый неологизм «достойная жизнь», все без сговора, и правительство, и оппозиция, отказались от него всё же. Поскольку минимальная заработная плата в России в десять раз меньше прожиточного минимума, и если минимум бежит вверх по графику через три ступени, то минимальная плетётся вверх, тяжело ступая.
Между тем хорошая жизнь не находится в компетенции правительства. Оно бессильно сделать пенсионеров моложе, даже на пару лет каждого, а между тем именно возраст делает жизнь пенсионеров нехорошей. Больных хроническими болезнями, а таковых в России не меньше, чем пенсионеров, многие миллионы, правительство также бессильно одарить хорошей жизнью. ВИЧ-инфицированные не вылечиваются и в богатом Кувейте, также как и раковые больные или чернобыльские облученные. Не говоря уже о том, что правительство не может решить главную проблему человека — проблему смерти. Никакое правительство её решить не в силах. Верующие христиане утверждают, что проблема смерти была решена лишь однажды и для одного только человека, и тот был сыном Божьим — для Христа. Вместе с тем, полностью поверить даже в единичное решение этой проблемы в случае гражданина Римской Империи Иисуса, рождённого в городе Вифлееме, человечество не может, на сей счёт доказательств существует немного, и существует сомнение в достоверности собранных доказательств.
Молодым и здоровым, тем, кого гены наградили солнечным темпераментом, хорошо и так. Только что начавшим совокупляться в этот сезон юным тёлкам хорошо и без щедрот правительства, жизнь улыбается им сальной улыбкой удовлетворённой плоти. Правительство тут не причём. Не может правительство помочь тем несчастным, кто помутился разумом, или тем сверхнесчастным самцам, у кого отказывается работать их «нефритовый молот», как называли китайские даосы фаллос.
Правительство может помочь нескольким тысячам русских ребят, ежегодно погибающим в войне в Чечне. Остановить пожирающую их мясорубку войны. Заодно оно поможет таким образом ещё нескольким тысячам чеченских ребят, хотя понятно, что правительство уж этого никак не хочет. Правительство может устроить хорошую жизнь какой-то части из содержащегося в русских тюрьмах одного миллиона заключённых, — я один из них. Но правительство этого не сделает, ибо кто станет бояться правительства, у которого полупустые тюрьмы?
Африканским шаманам иногда удаётся убедить Небо послать дождь на иссушенную землю Африки. Алеутские шаманы, говорят, умеют организовать охоту на жирного кита. В Хакассии есть шаманы, меняющие ветер и погоду, по случаю они умеют устранить Вашего врага, если Вы привезёте им фотографию. А какой толк от нашего правительства, от крепкого Касьянова, от Грефа Германа с рафинированной бородкой, от криворотого Починка? Мы не видим. Между тем они едят наши яблоки, наши груши, наш хлеб, и если бы у нас росли смоковницы, они бы пожирали наши смоквы. Более того, правительство дошло до такой неслыханной наглости, что взымает сурово и строго огромные налоги с населения, для которого правительство комара не убило, клопа не раздавило. Оно не повышает качества нашей жизни.
Правительство фактически отнимает у нас наши деньги в виде налогов. На эти деньги оно роскошно живет (мы отчасти видим, как оно живёт, в окне телевизора. На самом деле правительство живёт ещё более роскошно), пьёт на хрустале, ест на фарфоре. На наши деньги правительство наняло два миллиона ментов и дало им задание ежедневно и ежечасно терроризировать нас — население — обыскивая нас, останавливая, требуя различные абсурдные документы. Правительство объясняет необходимость милицейского терроризма тем, что это ответ нашего государства на чеченский терроризм. Правительство делает вид, что оно в совокупности, все эти зрелые мужчины — группа идиотов, не понимающая причинно-следственной связи между войной в Чечне и обстановкой в России. Прекратите войну в Чечне — не будет терактов в русских городах, их ведь не было до войны в Чечне! Но правительство не хочет, чтобы напряжённость спадала, тогда население закономерно начнёт думать, а зачем нам кормить два миллиона ментов, плюющих на асфальт. Деньги, заплаченные им за плевки, лучше бы отдать учителям и врачам. Хорошие врачи реально повышают качество жизни: придёшь к такому весь болящий, а уйдёшь — не болит, либо болит вдвое меньше.
Правительство — это кривляющаяся в телевизоре банда обманщиков. Хорошая жизнь, на самом деле, не находится в компетенции правительства.
Самое лучшее, что могло бы сделать для нас правительство, это никуда не соваться, ни в какие области жизни, а садиться с утра и играть в карты, например. Но не на деньги, на конфетные фантики, например. Но они этого не делают, мрачные уроды. Потому мы ненавидим правительство!
Речь о «хорошей жизни»
Существует, итак, идеология «хорошей жизни». Если в конце 80-х и начале 90-х годов с 1985 по 1995 это была широкая индустрия обещаний сказочной, сочной (приблизительно, — идеология шампанского с мясом плюс домик и мерседес), яркой хорошей жизни, каковой, якобы, советский гражданин был лишён «коммунистами», коммуняками, тоталитарным режимом… То после 98 года «хорошая жизнь» выглядит уже более скромно и выражается в двух-трёх засаленых сторублёвках, их положит в бабкин фартук умная, хотя и строгая, но справедливая новая ответственная власть. — Компактный, деловитый, холодный полковник Путин олицетворяет эту власть.
Бабка и дедка пенсионеры, подозрительные, недоверчивые, имеющие тяжёлый опыт с государством (Гайдар, 1992 год, шоковая терапия), склонны доверять этим сотне, двум или трём. Ибо это надёжная синица в руке — русской пословицы, эта сторублёвка или эти две сторублёвки.
Существует два пути для дальнейших рассуждений. 1. Пуститься в выкладки, убедительно доказать, что цены растут в истеричном темпе, а синицы в руку выдают хорошо если раз в полгода; и таким образом хорошая жизнь из всех этих синиц не складывается. Как продолжение этой цепи доказательств можно предложить более или менее разумные рецепты, с помощью которых страна с населением в 144 миллиона человек сможет, напрягаясь, повысить своё ВВП, а следовательно и ВВП (будем надеяться) каждого отдельного человека. Журавля в небе можно будет провожать глазами ещё лет двадцать, а вот через двадцать лет труда всего общества он будет у нас в кулаках. Жирный журавль, а не маленькая синица. Те, кому сегодня 60 лет, им будет 80, и удовольствие от жевания журавля в 80 лет куда менее интенсивно. Те же, кому сегодня 20 лет, будут иметь 40 лет, их удовольствие также потеряет в весе, особенно для женщин. (Это всё при условии, что вся страна будет ровно напрягаться в течение двух десятков лет. А если не будет, если не получится организовать добывание журавля, то так и останемся либо с синицей, либо вообще с воробьём в руке окажемся). Ибо двадцатилетняя девушка имеет аппетит на журавля, всего бы в 20 лет слопала, а грустноватая мама в 40 лет и синицу пожуёт. Вообще всем достанется не так уж и много, журавль — не медведь, догонять пытаемся Португалию всего-навсего. Короче двадцать лет упорного труда и воздержания будут затрачены всей страной для достижения скромненького повышения благосостояния.
