Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца

Мать Хозяина не ответила.

— Амала, иди сюда, свари кокоямс, — приказала она.

— Да, Матушка. — Амала положила кокоямс в кастрюлю и беспомощно уставилась на плиту.

— Угву, зажги ей огонь. Мы жители деревенские, привыкли к дровам! — Мать Хозяина хохотнула.

Ни Угву, ни Амала не засмеялись. Угву зажег горелку. Мать Хозяина сунула в рот ломтик вяленой рыбы.

— Вскипяти мне воды, Угву, и порежь вот эти листья угу для супа.

— Да, Матушка.

— Хоть один острый нож в этом доме найдется?

— Да, Матушка.

— Возьми его и нарежь угу как следует.

— Да, Матушка.

Угву взял нож, доску и принялся за работу. Он знал, что за ним наблюдают. Когда он стал нарезать волокнистые тыквенные листья, мать Хозяина взвизгнула:

— Ой! Разве так режут угу? Alu melu![48] Помельче! Слишком крупные куски! Ты бы еще целиком листья в суп кидал.

— Да, Матушка. — Угву стал резать листья тонюсенькими полосками — в супе непременно разварятся.

— Ну вот, совсем другое дело, — важно кивнула мать Хозяина. — Теперь ты понял, почему мальчишкам нечего делать на кухне? Даже угу не можешь порезать как следует!

Угву хотел возразить: «Еще как могу. Я много чего умею на кухне, и получше вас», но вместо этого сказал:

— Мы с хозяйкой зелень не режем, а крошим руками, так полезней.

— С хозяйкой? — Мать Хозяина умолкла, точно хотела что-то добавить, но удержалась. Пар от горячего супа наполнял кухню. — Дай Амале ступку, чтобы потолочь кокоямс, — буркнула она.

— Да, Матушка.

Угву выкатил из-под стола деревянную ступку, начал мыть, и тут вернулась Оланна, остановилась в дверях кухни. Платье было ей к лицу, она вся лучилась радостью.

— Матушка! С приездом, нно! Я Оланна. Как доехали? — Она протянула руки, обняла мать Хозяина, но та стояла как каменная.

— Доехали хорошо, — процедила она в ответ.

— Добрый день, — поздоровалась Амала.

— С приездом. — Оланна, коротко обняв Амалу, вновь обратилась к матери Хозяина: — Это родственница Оденигбо, Матушка?

— Амала помогает мне по дому. — Стоя спиной к Оланне, мать Хозяина помешивала суп.

— Да вы присядьте, bia nodu ana, Матушка. Ни к чему вам напрягаться на кухне. Вы бы отдохнули. Пусть Угву готовит.

— Я хочу сварить сыну настоящий суп.

Помолчав, Оланна ответила:

— Конечно, Матушка. — В ее игбо начал проскальзывать говор, который Угву слышал в речи Хозяина, когда к нему приезжала родня. Оланна обошла кухню, выискивая, чем бы угодить матери Хозяина. Заглянула в кастрюлю с рисом. — Дайте хотя бы вам помочь, Матушка. Сейчас переоденусь и приду.

— Говорят, мать не кормила тебя грудью, — сказала Матушка и повернулась лицом к Оланне. — Давай возвращайся, откуда пришла, и скажи тем, кто тебя подослал, что не нашла моего сына. Скажи подружкам — ведьмам, что не видела его.

Оланна молча уставилась на нее, будто онемела.

— Слышала? — перешла на крик мать Хозяина. — Передай им, что моего сына ничье зелье не одурманит! Он не возьмет в жены выродка — сперва надо будет убить меня. — Хлопнув в ладоши, она заулюлюкала, приставив ладони ко рту, чтобы звук разнесся по всему дому.

— Матушка… — выдохнула Оланна.

— Не смей называть меня матушкой, — огрызнулась мать Хозяина. — Не смей, я сказала! Прочь от моего сына! Передай товаркам-ведьмам, что не нашла его! — Она распахнула заднюю дверь, вышла на порог и завопила: — Соседи! У моего сына в доме ведьма! Соседи!

Крик ее резал уши. Хотелось заткнуть ей рот, набить разваренными овощами. Суп пригорел.

— Мэм? Вы будете у себя в комнате? — Угву придвинулся поближе к Оланне.

Оланна овладела собой. Заправив за ухо непослушную косичку, она схватила со стола сумочку и зашагала к выходу.

— Передай Хозяину, что я уехала к себе на квартиру.

Угву пошел за ней следом, увидел, как она села в машину и умчалась. Даже не помахала на прощанье. Во Дворе было тихо, ни ветерка; бабочки не порхали среди белых цветов. Угву вернулся на кухню и с удивлением услышал, что мать Хозяина тихонько напевает церковный гимн об исцеляющей силе Христа:«Nya пуа оуа ти ga-ana. Na т metu опи uwe у а ака…»

Она умолкла, откашлялась.

— Где эта женщина?

— Не знаю, Матушка, — пожал плечами Угву. Он подошел к раковине и стал убирать чистые тарелки в буфет. Противная вонь от супа наполняла кухню; как только Матушка уедет, первым делом надо будет выстирать занавески, чтоб не пахли.

— Вот за этим я и приехала. Говорят, она вертит моим сыном как хочет. Немудрено, что мой сын ходит холостым, когда у его сверстников уже не по одному ребенку. Эта ведьма его приворожила. Слыхала я, что отец ее был лодырем-попрошайкой, как и вся его семейка из Умунначи, а потом стал сборщиком налогов и обирал честной люд. А сейчас понаоткрывал фирм, разгуливает по Лагосу и держит себя Большим Человеком. Да и мать ее ничем не лучше. Какая мать сдаст родных детей кормилице, если сама жива-здорова? Разве это по-людски, gbo,[49] Амала?

— Нет, Матушка. — Амала не отрывала глаз от пола, разглядывая на нем узоры.

— Говорят, все детство ей слуги даже ике подтирали. И хуже того, родители послали ее в университет. Зачем? Ученость портит женщину, это всякий знает. Ученая женщина возомнит о себе невесть что и станет принижать мужа. Какая из нее жена? — Мать Хозяина вытерла лоб подолом. — Девицы в университете путаются с кем попало, пока не истаскаются вконец. Неизвестно, может ли она иметь детей. Ты знаешь? Знает хоть кто-нибудь?

— Нет, Матушка, — отозвалась Амала.

— Знает хоть кто-нибудь, Угву?

Угву со звоном поставил на стол тарелку, сделав вид, что не слышал. Мать Хозяина подошла и похлопала его по плечу:

— Не бойся, мой сын найдет хорошую женщину и не прогонит тебя после женитьбы.

Может, если ей поддакивать, она быстрей выдохнется и замолчит?

— Да, Матушка, — сказал Угву.

— Я знаю, как много трудился мой сын, чтобы выбиться в люди. Не должны пропасть его труды из-за распутной девки!

— Нет, Матушка.

— Неважно, откуда родом будет избранница моего сына. Я не из тех матерей, которые подыскивают сыновьям жен только в родной деревне. Но я не хочу, чтобы он женился на женщине-вава, или имо, или аро, — у всех у них такой чудной говор, что и не скажешь, что все мы один народ, игбо.

— Да, Матушка.

— Я не позволю этой ведьме им командовать. Ничего у нее не выйдет. Как приеду домой, спрошу совета у дибии Нвафора Агбада, его снадобья славятся в наших краях.

Угву замер. Он знал немало историй о том, как люди обращались к дибии. Бесплодная первая жена запечатала чрево второй жене; одна женщина довела богатого сына соседки до сумасшествия; один человек убил брата из-за клочка земли. А вдруг мать Хозяина сделает Оланну бесплодной или покалечит, а то и вовсе убьет?

— Я сейчас, Матушка! Хозяин просил меня сбегать в киоск.

Не дожидаясь ответа, Угву улизнул через заднюю дверь. Надо предупредить Хозяина! У Хозяина на работе Угву был лишь однажды — они заезжали туда на минутку с Оланной на ее машине, — но был уверен, что не заблудится. Это рядом с зоопарком, а в зоопарк они недавно ходили с классом — гуськом, во главе с миссис Огуике, а Угву, самый высокий в классе, замыкал шествие.

На углу Мбанефо-стрит навстречу ему выехала машина Хозяина и остановилась.

— Разве это дорога на рынок, друг мой? — спросил Хозяин.

— Нет, сэр. Я шел к вам на работу.

— Моя мама приехала?

— Да, сэр. У нас беда, сэр.

— Что за беда?

Угву рассказал Хозяину обо всем, что случилось, вкратце передав слова обеих женщин, а напоследок оставил самое страшное:

— Матушка обещала пойти к дибии, сэр.

— Вздор, — отмахнулся Хозяин. — Садись в машину, поехали домой.

Страшнее всего было, что Хозяин ничуть не испугался, не понимал опасности, и Угву добавил:

— Все очень плохо, сэр. Совсем плохо. Матушка чуть не ударила хозяйку.

— Что? Ударила Оланну? — ужаснулся Хозяин.

— Нет, сэр. — Пожалуй, он перегнул палку. — Но еще чуть-чуть — и ударила бы.

Хозяин успокоился.

— Она всегда была взбалмошная, это не новость, — сказал он по-английски, качая головой. — Садись, поехали.

Угву не хотелось садиться в машину. Надо, чтобы Хозяин отправился прямо на квартиру к Оланне. В жизни Хозяина был порядок, и нельзя, чтобы мать его нарушила. Первым делом Хозяин должен успокоить Оланну.

— Садись, — повторил Хозяин и потянулся через переднее сиденье, проверяя, открыта ли дверь.

— Но, сэр, я думал, вы поедете к хозяйке.

— Садись, жалкий неуч!

Угву открыл дверь, залез в машину, и Хозяин повернул в сторону Одим-стрит.

Прежде чем открыть дверь, Оланна долго смотрела на Оденигбо сквозь стекло. Впуская его, она задержала дыхание, намеренно отказывая себе в удовольствии, что всегда доставлял ей аромат его одеколона «Олд Спайс». Он был в белых теннисных шортах — Оланна иногда поддразнивала, что они слишком тесные.