Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
А мудрый умело обращается со своим разумом. Он понимает и смиряется с тем, что так называемое здравомыслие, элемент конформизма должны присутствовать. Нельзя умному солдату сказать полковнику, что он дурак, если тот, по его мнению, что-то делает не так. Он должен предвидеть, что за этим последует, и искать другие пути достижения истины. Скажем так, хотя бы для соблюдения приличий ему стоит помолчать. Ум и скромность украшают не только до шестнадцати лет, — усмехнулась Ольга Денисовна и немного погодя добавила: — В большинстве своем дети умные и яркие. Маленьким часто бывает скучно, бывает больно и обидно, когда их не понимают, и тогда, к сожалению, к годам к тридцати они тупеют, — раздумчиво объясняла мне учительница.
— Знаете, на станции живет богатый дядька. Так он даже школу не смог закончить. Получается, он талантливый дурак? — с легким сомнением предположила я.
— Надо признать: зачастую ум и хитрость путают. Хитрость и изворотливость сродни непорядочности.
— Ленка Ивашина из десятого класса сделала татуировку, выколола на тыльной стороне кисти руки имя парня, в которого влюбилась. А если она через год другого полюбит? Почему ей в голову не пришла такая простая мысль? Она же вроде не глупая! — продолжила я с разбегу.
— Издержки юности. Повзрослеет. Ты о Лене, знаешь ли, с какой-то наивной гордостью рассказала. Наверное, не без некоторого удовольствия подумала, что умнее ее? Необоснованное кокетство. Иногда ты тоже бываешь не так хороша, как о себе думаешь, — бросила камешек в мой огород Ольга Денисовна, снисходительно улыбнувшись, и тут же успокоила: — Не заводись. Все мы спотыкаемся.
Я почувствовала некоторую досаду, но спохватившись, беспристрастно оценила свои слова, упрекнула себя в жестокосердии, в завуалированной самонадеянности и мысленно поспешно согласилась с учительницей.
А через месяц был устный зачет по теме. Ольга Денисовна пригласила второго учителя, чтобы успеть всех опросить за один урок. Мы знали, что Василий Никанорович — нестрогий учитель. Некоторые девчонки в очередь выстроились к нему. Но Алла первая подошла к Ольге Денисовне, проделала опыт и блестяще его объяснила. Я видела, с каким удовлетворением и радостью она получала пятерку и похвалу. Еще бы! Ее ответ сделал бы честь любому отличнику. Все с уважением смотрели на Аллу. Не сбежала, где легче, не испугалась.
ОЛЬГА ДЕНИСОВНА
Я сегодня дежурная по классу и помогаю Ольге Денисовне вытирать с приборов пыль. Вдруг она спросила меня:
— Ты видела тревогу в глазах Аллы на зачете? Знаешь, почему она волновалась? Некоторые учителя занижают оценки на экзаменах за плохое поведение. Я никогда не смогу позволить себе опуститься до такого. Иначе уважать себя перестану.
— А я не смогла бы так долго конфликтовать. У меня характера нет, — виновато потупилась я.
— Напротив, есть. Понять ошибку, быстро оценить обстановку, пересилить свои амбиции и извиниться не всякому удается. Умнеешь помаленьку. А почему ты тихонько улизнула в коридор, когда я пропускала слабый ток через цепочку ребят? Мне хотелось доставить всем вам живое незабываемое удовольствие от эксперимента. Я думала, ты смелая, — с беспощадной прямотой закончила учительница.
— Я своей осторожности и благоразумия не стыжусь. Я смелая, где уверена. А электричество для меня — новое. Не стала рисковать из-за пустого куража или щенячьего любопытства, — объяснила я спокойно и просто, не давая волю уязвленному самолюбию.
— Не поверила мне? — огорченно, с легким упреком спросила Ольга Денисовна.
Слова отчаяния, желания избыть чувство вины перед любимой учительницей застряли в моем горле. Я только смогла упрямо пробурчать:
— Никому не доверяю. Только себе.
— Нельзя так, — участливо и великодушно заметила Ольга Денисовна.
— Не обижайтесь! На консультации все произошло так быстро, что я не успела сообразить, доверять мне вам или нет, — брякнула я, несколько позже поняв, что опять совершенно не заботилась о чувствах педагога.
Ольга Денисовна опешила от моего наивного откровения, как от утонченного издевательства, почувствовала себя в роли обвиняемого и не сразу справилась со своими чувствами. По ее лицу сначала пробегали нервозные тени, потом блуждала растерянная обиженная усмешка. И тут прописная истина забрезжила в моем мозгу. Снопом света брызнуло прозрение: «Она считает, что я обязана верить учителю безоговорочно!» Ощутила себя глупой, голой, беззащитной. Потом захотела сгладить свой промах, но, как всегда в таких случаях, от волнения в голову ничего хорошего не пришло. Я смущенно опустила голову.
— Может, у тебя уже была неприятная встреча с напряжением? — грустным и, тем не менее, интригующим тоном спросила учительница, первой нарушив тягостную паузу.
Я тут же оживилась, как человек, сбросивший с себя тяжесть непонимания, неловкости от непреднамеренной обиды близкого человека.
— Было дело, — мгновенно и радостно созналась я, — в квартире у дедушки за кроватью находилась электрическая розетка. А крышка на ней болталась. Я взяла малюсенькую, совсем как игрушечную, отвертку от швейной машинки и начала закручивать винтик. Но до розетки доставала с трудом. Тогда я завернула постель, села удобно и принялась за работу. Панцирная сетка подо мной прогибалась, качалась, пальцы соскакивали с деревянной ручки. В общем, попала я отверткой в отверстие розетки. Вмиг мощная волна очень болезненными жгутами скрутила мне мышцы рук и груди и, на мое счастье, сбросила меня с кровати. Очнулась. Губы дрожат, слова сказать не могу. Через пару часов нормальной стала. Только слабость в теле осталась и в сердце покалывало.
А как-то швея мамы Оли приходила с четырехлетней внучкой. Мы в зале обедали, а девочка на кухне была. Вдруг она как закричит! Подскакиваем, а она сидит на полу, круглые бессмысленные глаза замерли на месте. Глядим, а у нее к пальчикам приварились две булавочки с петельками, те которые используют при шитье. Она их в розетку зачем-то засовывала. Еще там же на кухне мокрая газета коснулась розетки, и меня ударило током.
А на полевом стане я выпрямитель потрогала. Он был отключен, а меня все равно здорово тряхнуло, потому что внутри него находился неразряженный конденсатор. Локти долго болели, — скороговоркой перечисляла я результаты своих первых неудачных контактов с новинками цивилизации.
— Громадный у тебя опыт знакомства с электричеством, — покачала головой Ольга Денисовна и пророчески сказала, как предначертала: — Теорию учить надо!
И мы обе зашлись хохотом.
Мне было приятно вот так запросто общаться с учительницей (и одновременно двоюродной тетей по отцу). Я осмелела и спросила:
— А почему Вы только сейчас учитесь в институте? Пожалуйста, не обижайтесь, я не хочу вас обидеть, — предупредила я, заметив ее безмолвный напряженный взгляд.
Ольга Денисовна ответила не сразу. Видно, тщательно оберегала она свое прошлое от бесцеремонных вторжений и нечасто сотрясала свое сердце горькими воспоминаниями.
— В нашей семье было десять детей. Я меньшая. В колхоз отец не пошел, чувствовал, что не прокормимся. А корову отдал. Все равно нас в кулаки записали, потому что дом имели кирпичный. Отец сам его строил. Труженик он великий. Обложили нас огромным кулацким налогом. Пришли сборщики и забрали всю одежду из сундука. Отец без отдыха работали снова заработал на одежду и корову. На следующий год опять все отобрали. Братья мои отцу помогали кирпич соломой выжигать. А как-то раз солома загорелась или кто по злобе, из зависти поджег. Младший брат стал тушить. Обгорел сильно, но выжил. Летом всей семьей в колхоз нанимались на работу. Все постройки из нашего кирпича до сих пор стоят. В армию детей кулаков не брали, но, когда началась война, мои братья пошли добровольцами. Пете шестнадцать тогда было.
— Это вы про дядю Петю, который труды у меня вел? — поняла я.
— О нем, — подтвердила Ольга Денисовна.
