Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
Я недолюбливала ее. Ее мелкая душа всегда выбирала выгоду.
Баба Катя стушевалась и отвела глаза.
— Я понимаю в науке не больше чем ворона в политике. И если чего не знаю, то помалкиваю. Растолкуйте мне, бабоньки, про спутник. Внук читал газету, но я не больно-то поняла. Присоветуйте, как разобраться? — с неподдельной искренностью попросила баба Катя, уловив, но стерпев, обидную насмешливость молодой соседки.
Боялась старушка бесцеремонности, недомолвок, сложных взаимоотношений и всегда вела разговор так, чтобы не возникало неловкости, смущения и неприятного многозначительного молчания.
Женщины обступили Семеновну.
— Не знаю про спутники подробно и попусту рассусоливать не стану. Давайте сходим в сельсовет к парторгу, пусть объяснит, — выразила общее мнение всеми уважаемая Семеновна.
Все согласились, потому что ее достоинство и деликатность не располагали к бесцеремонному отношению к ней со стороны языкастых подруг. Только Ефимовна, опустив к земле большие выразительные глаза, пробурчала недовольно:
— Неверно толкуешь, кума. Опять большими козырями начнет бросаться — партия, народ. Коробит меня твое излишнее доверие к представителям власти.
Она не одобряла парторга, а может, побаивалась.
Наливая воду в ведра, я не проронила ни слова. Только слушала.
А в школе целый день царило возбуждение. Весь урок физики Ольга Денисовна объясняла нам, что такое спутники, зачем они нужны и вдруг сказала фразу, поразившую меня в самое сердце:
— Завтра с девятиклассниками будем учиться рассчитывать траекторию полета спутников и ракет.
Это заявление прозвучало как гром с ясного неба. Значит, спутник постижим для ума старшеклассников? Его можно понять, почти так же, как мотор грузовика? У меня дыхание перехватило от этой прекрасной мысли. Ура! Ура!
Спутник пробудил меня к осмысленной жизни и сделал ее нужной, одарил новыми ощущениями, помог лучше ориентироваться в окружающем мире. Я вроде бы за один день выросла, поумнела. Горизонты мои расширились. «А другие галактики познаваемы?» — растерянно думала я, испугавшись глобальности затронутой проблемы. — Только дурак свободен от сомнений, — тут же успокоила я себя фразой, услышанной от учительницы математики. — Я тоже когда-нибудь смогу понять все, что происходит на земле и в небе, раз более умные люди уже сумели с помощью спутника вырваться во внеземное пространство!»
Дни заполнялись теми же заботами, но теперь мчались куда быстрее и представлялись другими, более интересными. Все мои друзья в мечтах летали на ракетах в космос. Про океаны и таинственные острова в научно-фантастических книгах забыли начисто. Детвора от мала до велика во дворах строила космические корабли. Ребята постарше не слезали с турников, готовясь к межпланетным путешествиям. Мы ходили счастливыми и восторженными, считали, что запуск спутника — событие не только всероссийское, в нас билась и трепетала мысль о том, что оно является личной гордостью для каждого человека. Как писали старшеклассники в стенгазете на первой полосе: «Мы ощущаем причастность к славе своей страны, потому что для нас существует одна-единственная идея — величие и могущество нашей любимой Родины».
Сегодня, переделав домашние дела, мы опять собирались у столика напротив дома Ольги Денисовны и молча, затаив дыхание, смотрим в небо. Как всегда кто-то не выдерживает и начинает изливать восторги. Слышу, как Димка, фантазер и удивительный рассказчик, захлебывается словами:
— Полеты в космос головокружительные и ни с чем не сравнимые, потому что Вселенная бесконечна! В ней есть что-то нереальное, страшное. От этого и восторг. Он, знаете, как мне нервы щекочет, когда представляю, будто лечу туда, к звездам?! Дух захватывает, сердце щемит! Я себя ощущаю куда сильнее, чем когда на саблях дерусь, спасая от пиратов свой корабль. Теперь мои чувства возвышенные, небесные!
— Мы тоже на спутник смотрим всей компанией, — говорит Илюшка с Красной улицы. — Представляете, в нашем селе еще нет электричества, а в стране творятся уму непостижимые события! Почему такое возможно? Словно на разных планетах живем. Я обязательно окончу школу отличником и в город уеду. Конечно, формулы придумывают гении и великие ученые, но, я думаю, инженер из меня получится. Потом приеду и у нас электростанцию построю. Факт!
Глаза его сияют восторженно и уверенно.
— Ребята, вы чувствуете: в воздухе витают зачатки нашего восхитительного будущего и Илюшкиных научных побед! — смеется Димка.
Илюша не обижается. Меня тоже распирает от желания высказаться. Но я никак не могу соотнести в своем сознании бесконечность вселенной и возможность ее познания. Это мешает мне говорить легко, просто и обыденно.
Знаменательное событие требовало не запоминания, а осмысления. У меня еще не было четких ощущений своих способностей, не было предпочтений. Все уроки легко давались. Открытие космической эры заставляло шевелить мозгами и приводило к мысли о необходимости серьезного изучения физики и математики, как самых главных школьных предметов.
Вечерний туман росой оседал на пыльную траву. Мы сидели под сиреневым пологом бархатного ночного неба притихшие, гордые за свою Родину, полные счастливых надежд на светлое будущее всего человечества. Во всем происходящем для нас со всей очевидностью проступало главное: непреходящее ощущение изумительно долгой, непредсказуемо прекрасной жизни и нерасторжимой связи с огромным мистическим миром и родиной. Сама мысль о причастности к удивительному времени великих космических свершений завораживала сладким сокровенным чувством и наполняла счастьем наше скромное существование.
АЛЕКСЕЙ
Этой осенью в нашем районе вспыхнула эпидемия дифтерии. Десятиклассник Алексей, друг моего обожаемого Виктора (Кстати, к моей великой радости, старший брат все-таки позволил Вите заканчивать десятый класс!), не имел прививки в детстве, поэтому болел очень тяжело. Врачи боялись, что он не выживет. По селу ходили слухи, что Алексей сильно задыхается, что ему хотят прорезать в горле отверстие и вставить трубку. Вся школа переживала. Зарядку начинали с сообщения о состоянии здоровья больного. С Ниной Хановой, сестрой Алексея, я сидела за одной партой. Раньше она была для меня просто одноклассницей, а теперь значила много больше. Болезнь Алексея сблизила нас. Мы подружились.
Днем в заботах время пролетало быстро. А ночью мне мерещились всякие страсти: я будто наяву видела, как от недостатка кислорода в судорогах трепещет тело Алексея. В страхе просыпалась и долго не могла уснуть. В один из таких вечеров я плакала, укрывшись с головой, молилась о его выздоровлении и вдруг подумала: «Почему так переживаю? Жалостливая? А может, всерьез, по-взрослому, влюбилась?» Я так испугалась этой странной мысли, что даже плакать перестала. Еще более жуткая мысль доконала меня: «От взрослой любви бывают дети!» Онемела от ужаса. Лежу пластом без движения словно заледенелая. И вдруг слезы хлынули потоком. Боже, что же я буду делать с ребенком? Позор! Не хочу! Не хочу!.. Не помню, как уснула.
Несколько дней ходила подавленная. Я так погрузилась в свои переживания, что перестала мысленно разговаривать с тобой, моим другом детства, моим детдомовским солнышком. И вот в тот вечер, когда я, немного оттаяв, начала рассказывать тебе о своих бедах, вдруг вспомнила, как Иван, из нашего сельского детдома, говорил, что Сережка-немец родился не по любви, без желания матери. Я сообразила, что любовь — не главное в появлении детей. С меня как гора с плеч свалилась. «От страха, что ли, глупости приходят в голову? Волнение не просто «вышибает» мозги, оно отключает их!» — размышляла я, радуясь неожиданному просветлению.
Наконец Алексей выздоровел. Он пришел в школу бледный, сильно похудевший. Ходил медленно. Я впервые заметила, что он внешне удивительно хорош, пожалуй, самый красивый в школе. Но через месяц он стал прежним. Каким? Троечником, лентяем. Его мама таскает ведра с водой, а он на лавочке болтает с ребятами. Так отчего же я каждый вечер хоть на десять минут бегу к Нине? Почему, увидев Алексея издали, иду навстречу и, опустив голову, пытаюсь целомудренно усмирить требовательные, повелительные удары сердца, потом все-таки прохожу мимо, чувствуя, как кровь уходит с лица? Что за чертовщина?
