Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
Но ведь должна же быть у человека радость, что-то такое, чем можно хвалиться перед друзьями? Праздник души, что ли? Не расскажешь ведь ребятам, что вышила крестиком пару наволочек или за день вскопала десять грядок? Смешно! Хочется такого события, чтобы, вспоминая о нем, переполняться восторгом, чтобы хотелось петь, скакать, летать от радости! И чтобы новые впечатления совершенно вытеснили из головы привычные тоскливые мысли. Или, напротив, чего-то особенного, тихого, приятного, при мыслях о таком будто теплым утренним ветерком охватывало бы. И такого тоже не было. Все, как всегда, происходило по-деловому, по необходимости, буднично. А заветные желания, потаенные мечты? Они загнаны сознанием в подполье из-за очевидной несбыточности. У меня не было даже самого простого, что не возбраняется детям...
И будто пропало ослепительно счастливое праздничное утро, и я уже не слышала, о чем рассказывали другие ребята. Грудь теснила невысказанная боль. Я опять не как все. Обступили детские печали прошлого. Кружился хоровод невеселых мыслей, непомерно разрастался снежный ком обид... Не помню, как прошел день.
По возвращении из школы снова вспомнила разговор одноклассников с Евгенией Александровной. Заныло сердце. Грусть заскулила беззащитным щеночком, тоска легла на сердце, словно иней на блеклую траву. Чем меня можно порадовать? Господи, да хоть бы чем! Мне ли копаться и выбирать?! Зачем мечтать? Я не имею права просить и надеяться. Все равно ничего для меня не сделают.
Уже выходила из низины на свою улицу, и тут тоскливым потоком хлынули слезы, сплошной стеной застилая глаза. Упала ничком в траву, — и не было горестней слез за последний год. Хотелось орать во все горло: «Я тоже хочу радости, хочу чего-нибудь особенного, интересного!». Но только плечи содрогались, распластавшись на плотном зеленом ковре, и губы шептали: «И это называется жизнь? Выполнять что велено? А что еще?»
Выплакалась. Успокоилась. Что поделаешь? Я же иждивенка. Такова безысходная неотвратимость моей судьбы. Без вариантов. Поплелась домой. Ничего, когда вырасту и выучусь, по-своему жизнь буду строить. С радостью.
Дома бабушка хлопотала у керогазов. Один вспыхнул. Мощный столб огня доставал до потолка. Казалось, он заполнил узкие сени полностью. Жутковатое зрелище! В первый момент, как вообразила, что без хаты останемся, земля поплыла из-под ног. «Выноси второй, пока тоже не полыхнул», — требовательным криком бабушка привела меня в чувство и, охватив мокрой тряпкой огненное чудовище, выскочила во двор. «Елки-палки, лес густой! И какой дурак придумал такую неудачную конструкцию? На всякий пожарный случай могли бы поставить кран, перекрывающий доступ керосина. Все на селе жалуются на ненадежность керогазов», — бурчала я, заливая огонь водой. От волнения захотелось пить. Взяла ведра и пошла к колодцу.
Жизнь продолжалась.
ПРАЗДНИК КОСТРОВ
Сегодня мы готовим огород к вспашке. Я стягиваю тыквенные плети в кучи, а бабушка раскладывает их поверх сухой картофельной ботвы. Коля и троюродный брат Вова занимаются самым интересным на свете делом — жгут ботву и пекут картошку. Пахнет свежеразрытой землей, нагретой нещедрым сентябрьским солнцем, поздними яблоками, ароматным горячим дымом. От всего этого здорово на душе, и весь мир кажется состоящим из удивительных костров, высокого синего неба и теплого шаловливого ветерка. А еще — из радости, что вовремя убрана картошка, из улыбки бабушки, довольной богатым урожаем и хорошими помощниками.
Мы с братом перетаскали в подвал подсушенную картошку и теперь сидим у костра с ощущением приятной тяжести в плечах и гудения натруженных рук, выполнивших «мужицкую» работу. В распахнутые старые телогрейки летят искры. От дыма разлетаются надоедливые злые осенние мухи. Ничто не мешает нам радостно воспринимать чудный день.
Праздник костров — не только для детей. Соседи на своих огородах переговариваются бодро, с шутками-прибаутками, а кто и песню заводит.
— Хлеб и картофель в закромах — жить можно! Свекла пока в поле. Но без нее еще никто не помер. Бог даст убрать, — жизнь слаще покажется, — говорит сосед Петрович, вытирая руки о штаны и промокая платком пот, выступивший из-под тусклого козырька старой военной, заскорузлой, сильно выцветшей фуражки.
Ему очень хочется поговорить.
— Горожанин, приехавший в село помогать, не может полностью понять крестьянина, растившего урожай с зернышка, с клубня от ранней весны до поздней осени, как не могут по-настоящему любить своего ребенка родители, по воле судеб не воспитывавшие его с пеленок.
И не беда, что соседа мало кто слушает. Его слова и мысли текут сами собой:
— Городской человек, не знавший земли с детства, не способен оценить труд крестьянина, проникнуться его добрым духом, радостью встречи с урожаем. Он оставляет в поле мелкую картошку, зарывая ее сапогом, полученным в конторе на время. Он и лошади «тпру» говорит по-городскому скоро, раздраженно, без крестьянской неспешной нещедрой ласки, похлопывания скотины по спине, поглаживания по морде, — продолжает философствовать Петрович.
Соседские ребята прибежали к нам на запах печеной картошки и, уже не спрашиваясь, перескочили через межу, оглашая огород веселым: «Бог в помощь!»
И тут же получили шутливый ответ:
— А где вчера были, когда мешки рядами стояли?
Но затем последовало галантное приглашение к «столу», то есть на стеганки вокруг костра.
Пацаны, как взрослые, ведут разговор об урожае, о предстоящих дождях. Потом начинают хохотать, вспоминая удивительные по форме картофелины, и доказывать, что в школе, на выставке «смеха», лучше их экспонатов не будет. А еще хвалятся огромными гарбузами (тыквами), расставляя руки все шире и шире. Они почти не врут. Я сама не раз сидела на тыквах (так их называют в городе), которые мне по пояс.
Бабушка берет ком земли, растирает в ладонях и, улыбаясь, говорит:
— Благодатная кормилица наша.
— Как пахнет! — добавляет она, глубоко вдыхая запах рук.
— Разве земля пахнет приятно? Она же вонять должна. В ней же навоз, — брезгливо кривит губы худенькая городская девочка, приехавшая с отцом за картошкой.
— А у хлебушка, какой запах? — усмехается бабушка.
— Ну, то хлеб, — недовольно тянет девочка.
— Земля пахнет свежестью, зеленью, а еще трудом, урожаем, радостью нашей.
— Чудно вы как-то выражаетесь, — удивляется городская девочка.
— По-простому, по-крестьянски, с любовью, — объясняет бабушка и торопливо семенит к хате.
Сгущаются сумерки. У горизонта хвостами комет растекаются облака. Невнятные пятна отсвета костра мечутся по земле, по нашим лицам. Мы угомонились и молча смотрим на огонь. Он завораживает нас и погружает в сказку.
СЕРА И МАГНИЙ
В семь тридцать на школьном дворе ежедневный сбор всех учащихся. Начальные классы обычно строятся отдельно. Но сегодня экстренный случай, поэтому линейка общая и проводит ее директор. По рядам шепотом разносится: «За серу влетит».
Отец заговорил спокойным ровным голосом:
— Ребята, вчера я получил сообщение из милиции о том, что целый вагон серы, стоявший в тупике на запасном пути, разграблен и разбросан по селу. Создалась пожароопасная обстановка. Ночью я прошел несколько улиц и обнаружил маленькие огоньки на лугу и в огородах.
— Вагон обнаружили пацаны со станции, а мы совсем чуть-чуть взяли для опытов, — послышался голос с последнего ряда.
— Ребята, сера для чего-то предназначалась. Может, на каком-либо заводе ее уже ждут, а вы превратили важное сырье в предмет игры. Огромная просьба: после уроков разбейтесь на группы, прочешите округу и соберите всю серу до мельчайшего кусочка. Серные костры разрешаю тушить только старшеклассникам. Все понимают опасность пожаров? В одном из шестых классов я уже обнаружил на полу черные пятна. Костер в помещении, — что может быть глупее? Непростительная, отвратительная безответственность! Учитесь предвидеть и принимать во внимание всевозможные осложнения, которые могут возникнуть в результате рискованных игр и бредовых затей. Ведь уже были прецеденты в соседнем селе. Старостам на следующей линейке отчитаться передо мной по результатам рейдов. Продолжайте зарядку.
