Изменчивость моря - Чан Джина
Как обычно, Юнхи все спланировала сама, и все, что мне оставалось сделать – это появиться. Она решила, что я скажу Умме, будто собираюсь поработать с ней над групповым проектом и переночевать в гостях, а своим собственным родителям она сказала, что мы идем на церковное мероприятие и вернемся домой поздно. Родители Юнхи были еще более религиозными, чем Умма, и всякий раз, когда она упоминала о церкви, они капитулировали, считая, что мы будем в полной безопасности, находясь среди других корейцев. Они не знали, что некоторые из их знакомых детей, посещающих церковь, улыбающихся и почтительно кланяющихся им воскресным утром, тайком убегали из домов своих родителей и блевали на соседские газоны пятничными вечерами.
Если бы Апа был дома, Умма, вероятно, не отпустила бы меня. Она бы сказала, что ей не нравится, когда я остаюсь ночевать в чужих домах, ведь дома у меня есть отличная собственная кровать. «Когда я была в твоем возрасте, – часто сравнивала она, – мне бы и в голову не пришло мечтать провести ночь вдали от своей семьи. Я всегда боялась, что посреди ночи разразится война, и тогда я буду разлучена с ними навсегда». Умма частенько говорила резкие вещи, которые заставляли меня чувствовать себя виноватой: виноватой за свою американскую испорченность и за то, что я соглашалась делать все, чего хотела от меня Юнхи.
«Никогда не забывай, какая ты особенная, – всегда говорил Апа. – С самого раннего твоего детства я знал, что ты предназначена для великих свершений. Ты можешь делать все, что захочешь. У тебя определенно есть к этому предрасположенность, если ты такая же умная, как Умма и Апа». В ответ на это Умма обычно велела ему замолчать и прекратить эту болтовню, но я знала, что на самом деле она с ним согласна; меньшее, что я могла сделать, чтобы поблагодарить своих родителей за все, что они дали мне, за то, что вырвали с корнем свои жизни из родной почвы, переехав в другую страну, и позволили мне появиться на свет – это стать особенной. Я не знала, как сказать им, что я вовсе не хочу быть особенной, что единственное, чего я по-настоящему жажду – это быть такой же, как все остальные.
Как только мы, к радости Юнхи, закончили одеваться, она бросила мне бесформенную серую толстовку и велела надеть ее – и сама сделала то же самое. Мы улизнули из ее дома, натянув их и накинув капюшоны, но в этом не было необходимости, потому что мистер Ли дремал на диване, похрапывая под вечерние новости, а миссис Ли все еще мыла посуду на кухне.
– Будьте осторожны! – рассеянно крикнула она.
Как только за нами закрылась дверь, я почувствовала электричество в ночном воздухе. Всходила луна, воздух потрескивал от напряжения, заставляя меня радоваться, что мы надели толстовки и что нам все-таки удалось улизнуть. Юнхи быстро скинула свою и спрятала ее под кустом.
– Давай, – позвала она.
Мы наполовину бежали, наполовину шли пешком десять кварталов, чтобы добраться до дома Эш Ким, дрожа от холода и смеясь над самими собой. Внезапно мой макияж перестал казаться слишком темным, а мой наряд – слишком смелым. Скрываясь в тени черных ветвей над головами, мы чувствовали себя тайными агентами или членами королевской семьи, инкогнито направляющимися провести одну ночь в кругу простолюдинов. Лунный свет делал легкую ткань блузки Юнхи прозрачной, и когда она нетерпеливо повернулась, чтобы скомандовать мне поторопиться, она была похожа на прекрасное розовое привидение.
К тому времени, когда мы пришли, вечеринка была в самом разгаре. Желтые прямоугольники света протянулись по двору Кимов, а в доме гремела музыка. Мы постучали в дверь, надеясь, что кто-нибудь придет и откроет, но после нескольких секунд нашего неловкого ожидания у двери дома, стены которого пульсировали от шума музыки и гомона людей, Юнхи сама открыла дверь, и мы вошли в помещение, которое по ощущениям и запаху напоминало пивную оранжерею. Она достала из холодильника две охлажденные банки и сунула одну мне в руку.
– Похоже, мы как раз вовремя! – прокричала она мне в ухо.
Гигантский телевизор Кимов с плоским экраном был настроен на футбольный матч, и вокруг него собралась толпа мальчишек. В центре кухни люди уже играли в настольный теннис, их радостные возгласы и азартный свист разносились по всем комнатам дома всякий раз, когда кто-то попадал или промахивался. Эш Ким стояла на лестнице и разговаривала с кем-то, повернувшись к нам спиной, но ее легко было узнать по обесцвеченным волосам длиной до пояса (Умма пришла в ужас, увидев ее однажды на парковке, когда приехала забрать меня из школы) и по тому, как раскованно она прислонилась спиной к груди парня, чтобы посмеяться над чьей-то шуткой.
– Тара! – крикнула Юнхи через всю комнату.
Высокая девушка с волосами, зачесанными в конский хвост, повернулась к нам, и с обеих сторон раздались визги. Тара и Юнхи подбежали друг к другу, чтобы обняться, словно были старыми подружками, разлученными на целую вечность, а не напарницами по лабораторным, которые виделись в последний раз сегодня утром.
– Мне нравится твой макияж, Ро. Выглядишь совершенно иначе, – заметила Тара.
Я не могла понять, была в ее словах насмешка или нет, но Юнхи немедленно обняла меня и гордо просияла.
– Классно получилось, скажи? Я сама ее накрасила.
Юнхи редко анализировала слова других людей на предмет скрытого смысла.
Девчонки начали говорить о парнях, присутствовавших на вечеринке, сверяя имеющиеся у них данные о том, кто с кем встречался и кто с кем планировал заигрывать этой ночью. Я пыталась следовать за ними, энергично кивая и издавая сочувственные звуки, когда Тара начала жаловаться на своего парня Энди, который должен был быть здесь, но не смог улизнуть из дома, однако вскоре я потеряла интерес к разговору. Все еще сжимая в руке свое пиво, я поплелась в сторону гостиной, где тусовалось немного меньше народу.
Я заметила Брайана Фитча, идущего мне навстречу – парня, которого я знала по занятиям физкультурой.
– Привет, – сказала я, и он кивнул мне в ответ.
Брайан был необычайно высоким, бледным, похожим на фасолину мальчиком с голубой прядью в волосах; почти каждый день он носил ярко-красные ботинки «Док Мартинс» и редко улыбался, и это делало его достаточно странным и крутым, поэтому большинство сверстников предпочитали его не трогать. Мы оба ненавидели занятия физкультурой и отказывались бегать за упущенными мячами во время бесконечных игр в волейбол, в которые нас заставляли играть; этот факт сблизил нас.
– Привет, Ро, – махнул рукой он. Сегодня его окрашенные пряди были немного другого оттенка синего – они отливали зеленью.
– Мне нравится твоя прическа, – сказала я, не зная, о чем еще с ним поговорить теперь, когда у нас нет общего врага в лице учителя физкультуры, мистера Бейли, которого приходилось избегать.
– Спасибо. Вскоре мне придется что-нибудь с этим сделать, – усмехнулся он, рассеянно дотрагиваясь до своих волос, словно вовсе забыл о том, что они у него есть. – Отчим собирается убить меня, – добавил он так, будто ему нравилась подобная перспектива.
– Ты пришел сюда с кем-то? – поинтересовалась я.
Мне не совсем было понятно, что он здесь делает – такие тусовки вроде бы не вписывались в его обычный досуг – однако он выглядел гораздо более непринужденным, чем я.
– Да так, мимо проходил, – ответил он. – Собираюсь позже на шоу в «Загвоздку», если захочешь составить компанию.
Мои брови поднялись сами по себе. «Загвоздку» трудно было назвать изысканным рестораном – просто знаменитая кофейня, открытая допоздна по выходным – но она являлась самым близким подобием заведения с живой музыкой в окрестностях. Там играли местные группы, а иногда и более популярные заезжие останавливались в ней во время своих региональных туров. Туда ходила только молодежь постарше, и хотя Брайан соответствовал профилю, я не думала, что он достаточно крут, чтобы попасть туда – особенно без удостоверения личности, поскольку во время шоу там подавали пиво и вино.
– Юнхи убьет меня, если я брошу ее здесь, – ответила я.
