Джудит Леннокс - Зимний дом
Джо отпер дверь и впустил Робин. В квартире было лишь немногим теплее, чем на улице. Казалось, сырость просачивалась сквозь пол, а камин не топили вообще. Джо начал комкать старые газеты и подкладывать растопку.
— Где Фрэнсис?
— Бегает по делам… Чертовски обидно, — добавил он. — Мы сидим без работы. Хотя время довольно удачное — Рождество и все прочее…
Джо собирался поделиться своими страхами, что этот застой надолго, что он как-то связан с октябрьской катастрофой на нью-йоркском рынке ценных бумаг, но посмотрел на Робин и понял, что девушка его не слушает.
— Джо, я хотела предупредить, что уезжаю домой, — сказала она. — Брат заболел.
— Мне очень жаль. Что-нибудь серьезное?
Она покачала головой:
— Бронхит. Хью болеет им каждую зиму. Мать вечно боится, что он перейдет в воспаление легких. Я подумала, что нужно сообщить, чтобы вы знали и не волновались, будто я исчезла…
Она осеклась и пошла к двери.
— Но я уезжаю только на неделю-полторы, — вдруг решительно добавила Робин. — Так что не думай, будто я не вернусь.
Она закрыла за собой дверь. Джо, подкладывавший уголь в камин, невольно улыбнулся.
В Болотах стояла промозглая погода, необычная для середины декабря. Дождь капал с каждой ветки, с каждого листа; земля стала серовато-коричневой и напоминала цвет военной формы.
Робин привезла Хью из Лондона две модные пластинки. Они стоили большую часть ее недельного жалованья, но для удовольствия брата ей ничего не было жалко. В зимнем доме она закутала Хью в одеяла, растопила камин и одна танцевала под звуки «Ты — сливки в моем кофе» и «На цыпочках через тюльпаны». А в самом конце, трижды запутавшись в собственных ногах, упала на пол и засмеялась:
— Это галоши виноваты!
Она сбросила ботинки, протянула ноги к огню и с облегчением убедилась, что Хью тоже улыбается.
— Хью, мама ужасно волнуется за тебя. Она написала мне письмо.
Он скорчил гримасу.
— Знаю. Напрасно она суетится. Тем более, — с улыбкой добавил он, — что болезнь на несколько недель избавит меня от этих маленьких чудовищ.
Весь последний год Хью преподавал в той же школе, что и Ричард Саммерхейс.
— Значит, эта работа тебе приелась?
Он покачал головой:
— Да нет. Вообще-то дети — славные создания. Мне с ними хорошо. А как ты, Роб? Как твоя работа? Что творится в нашем старом добром Лондоне?
Робин помрачнела:
— Работа отвратительная, Хью. Я подумывала бросить ее, но сейчас трудно найти что-нибудь другое. Только не рассказывай маме и папе, ладно? Они наверняка скажут: «Мы же тебе говорили!» Но Лондон… Лондон — это просто чудо!
А потом она неохотно рассказала ему о Фрэнсисе.
— Он такой забавный… А его мать живет в потрясающем доме с «норами священников», бельведерами и прочими странными вещами. Там… Хью, это волшебное место. Совсем не похожее на противный старый Кембриджшир, — мстительно добавила она. — Вивьен ужасно красивая, никогда не переживает из-за Фрэнсиса и не мешает ему жить так, как хочется. А он… Он такой неожиданный. Только часто уезжает на несколько недель, и я не понятия не имею, где он и не забыл ли о моем существовании.
— Ты любишь его, Роб?
Она уставилась на Хью и вдруг рассмеялась.
— Вот еще выдумал! Ты знаешь, что я не верю во всю эту муру.
И тут голос Фрэнсиса шепнул ей на ухо: «Робин, ты могла бы полюбить меня? Хотя бы немножко?»
— В любовь нельзя верить. Это не привидения, не чудодейственные снадобья, — мягко сказал Хью. — Она или есть, или ее нет.
Не находя себе места, Робин встала, подошла к окну и посмотрела на реку.
— А ты, Хью? Ты когда-нибудь любил?
— Кого здесь любить, Робин? — отшутился он. — Уток? Угрей? Рыбу в реке?
Она снова засмеялась, положила подбородок на руку и всмотрелась в полумрак. Из тумана и сырости возникла чья-то фигура.
— Элен! — воскликнула Робин.
Элен встретили с распростертыми объятиями и поцелуями.
— Робин, Дейзи сказала, что ты вернулась, поэтому я взяла старый папин велосипед и приехала. — Влажные от тумана волосы Элен цвета меда были собраны в конский хвост. — Я ужасно рада видеть тебя — как в старые времена.
— Элен, ты не была у нас несколько недель, — пожаловался Хью.
Лицо Элен стало виноватым.
— Папа неважно себя чувствовал, а у меня накопилось много шитья. Я взяла несколько заказов, чтобы не сидеть без дела. Я подумала, раз я люблю шить, а магазины отсюда далеко… Решила, что кое-кто из местных дам…
— Пожалуй, так ты скоро переберешься в Париж.
Элен вспыхнула:
— Это было бы чудесно, правда? Понимаешь, я слегка приуныла и сказала папе, что хочу поискать работу в одном из ателье Кембриджа или Эли, но папа сказал, что это никуда не годится, потому что люди нашего круга в таких местах не работают. Тогда у меня возникла мысль — почему бы мне не шить на дому? И тут папа сказал, что так будет намного лучше.
Робин хотела что-то сказать, но ее опередил Хью:
— По-моему, это здорово. Просто замечательно. Я уверен, что тебя ждет потрясающий успех.
Элен засветилась от счастья.
— Робин… Хью… Вы уже были у Майи?
— Еще до моей болезни ма приглашала Майю на чай, но она не смогла приехать.
— По-моему, она несчастна.
Робин уставилась на Элен:
— Несчастна? Майя? В таком доме, с таким мужем? Что ты, Элен, Майя на седьмом небе!
Элен почувствовала неловкость.
— Ну… Может быть. Но когда несколько недель назад мы с папой были в Кембридже, я зашла к Майе и увидела, что она… Изменилась. Ты знаешь, как она может выглядеть. Уверенной в себе и сияющей.
Хью сказал:
— Элен, милая, Майя не может не сиять. Такая уж она уродилась.
Робин вспомнила, когда она в последний раз видела Майю. Огромный, уродливый, псевдоаристократический дом. Ее самодовольный, похожий на лису муж, ясно давший понять, что ему не о чем разговаривать с подругами жены. Хвастливое удовольствие Майи от ее нынешнего положения.
Хью снова завел граммофон. Забыв о Майе, Робин подхватила Элен и закружила ее по комнате.
— Роб, в смысле танцев ты безнадежна! — простонал следивший за ними Хью. — Бедняжка Элен… Пожалуйста, доставь мне удовольствие.
Он обнял Элен и повел ее в танце. Домик наполнился музыкой; свет, пробивавшийся через окно, озарял темный пруд, заросший камышом. Но в середине песни Хью покраснел, покрылся испариной и закашлялся. Тут дверь распахнулась и вошла Дейзи.
Она мельком посмотрела на сына, велела ему вернуться в дом, а потом прошептала Робин:
— Как ты могла? Увела брата в сырость и холод и заставила танцевать, хотя знала, что ему нехорошо…
Хью попытался что-то сказать, но закашлялся снова. Элен ужасно расстроилась. Робин сердито посмотрела на мать, пулей вылетела наружу, хлопнула дверью и побежала по темной траве.
* * *Они с матерью часто не понимали друг друга, но в последнее время Робин казалось, что теперь это происходит сплошь и рядом. Неодобрение Дейзи выводило Робин из себя, и она начинала нарочно злить мать. По ночам она ругала себя и тысячи раз клялась быть более терпеливой и менее упрямой. Но благих намерений хватало ей только до завтрака.
Однажды за обедом Дейзи предложила Робин последовать примеру Хью и закончить учительские курсы. Как обычно, спор быстро перешел в ссору, и Робин пулей вылетела из дома. Долгая прогулка до станции не помогла ей успокоиться. Робин хватило денег на билет до Кембриджа и обратно. В городе девушка бесцельно побродила по улицам, обнаружила, что у нее нет двух пенсов на чашку чая, поняла, что домой возвращаться не хочет, и пошла к Майе. Вспомнив все перипетии жизни подруги, она ощутила угрызения совести за то, что давно не поддерживала с ней связь. Если бы ей самой довелось пережить то же самое, смогла бы она справиться с невзгодами так же, как это сделала Майя?
Робин позвонила в дверь, стиснула зубы и решила, что непременно похвалит владения Майи. Она по-прежнему считала дом Мерчантов ужасным. Таким он и был — темным, угрюмым и мрачным; окна смотрели на север и, казалось, не отражали света.
Высокомерный дворецкий, открывший дверь, сказал ей, что миссис Мерчант нет дома. Ощутив смесь досады и облегчения, Робин пошла к воротам. Но из лавровых кустов в дальнем конце аллеи донеслось тявканье, и девушка обернулась.
В прошлогодних листьях рылся маленький черно-белый песик. Знакомый голос окликнул его:
— Тедди! Тедди, где ты?
Сама Майя скрывалась в густой тени. Робин следила за тем, как она нагнулась и взяла песика на руки.
— Нехорошая собачка!
— Майя! — Подруга подняла глаза и вздрогнула. — А слуга сказал, что тебя нет.
Темнота скрывала выражение лица Майи. Робин шагнула вперед:
— Я знаю, что приходить без спроса — нахальство, но делаю это не так уж часто…
