Гийом Мюссо - Я возвращаюсь за тобой
Она порылась в сумочке и вынула конверт с лентой — уведомление о бракосочетании, которое она стеснялась послать Итану.
Для чего это тебе? Чтобы еще раз унизиться перед ним? Чтобы предать тех, кто тебя любит? Во что ты играешь, моя милая?
Она подумала о «Соседке», этом обаятельном фильме Трюффо, в котором Депардье и Фанни Ардан переживали внебрачную связь, хаотичную и разрушительную. Фильм заканчивался трагически — двумя выстрелами из револьвера, оборвавшими их жизнь. Вот к чему ведет экзальтация, непреодоленная страсть и горячность сердца.
В нерешительности она положила конверт на стол.
В минуты сомнений она надеялась скорее на интуицию, чем на разум. Ее грела мысль, что жизнь может иногда сжалиться над нами и послать знак, чтобы правильно нас сориентировать. Что-то типа «народного средства». Очень может быть, но мир стал таким рациональным, все в нем находится под таким контролем, что было бы неплохо попытаться его расколдовать.
Она отхлебнула чаю и посмотрела в окно на людей, которые торопились куда-то по улицам осеннего Нью-Йорка. Потом она опустила взгляд на газету, которую принес официант. Почти машинально развернула ее. На первой полосе красовалась фотография человека на фоне Бруклинского моста, а над ней — броский заголовок:
Психоаналитик,
который соблазняет Америку
* * *Больница Сент-Джуд
9 ч 01 мин
Лифт доставил Итана с подземной стоянки прямо ко входу в больницу. Это был сверхсовременный центр, открывшийся всего несколько месяцев назад из-за политического соперничества и острой полемики по поводу объемов его финансирования. Итан сразу же узнал место, где упал без сознания в «предыдущую» субботу 31 октября — в одежде, перепачканной кровью, с лицом, покрытым синяками, и без двух пальцев на правой руке.
Он неуверенным шагом направился к приемному покою.
Только бы этот врач существовал лишь в моем воображении!
— Чем могу помочь? — обратилась к нему служащая, крупная брюнетка с прической «львиная грива», словно вышедшая из восьмидесятых годов.
— Я ищу доктора Мицуки, — сказал он.
— Ваше имя, пожалуйста, — сказала она, проверяя по записям. Но еще до того, как Итан успел ответить, неосторожно уточнила: — Господин Шенович, так? Вы пришли по поводу компьютеров…
— Эээ… да, — подтвердил Итан. — Я пришел немного раньше, мне кажется.
— Доктор ждет вас у себя кабинете, сэр. Седьмой этаж, номер 707.
И, улыбнувшись, открыла перед ним две прозрачные пластиковые створки, преграждавшие доступ на этажи.
Иногда, к счастью, некоторые вещи оказываются проще, чем казалось…
* * *Гостиница «Софитель»
9 ч 05 мин
Себастьен, обмотанный полотенцем, вышел из душа, напевая:
Зора, рыжая Зора,Твоя постель — из мха,Ты спишь под открытым небом.
Сегодня — великий день! Через несколько часов они поженятся! Он надел льняные брюки, рубашку и бархатный пиджак. Селин решила позавтракать в одиночестве, а не нежиться в постели рядом с ним. Это, без сомнения, от нервов.
Минуту он смотрел на город, который распростерся у его ног: небоскребы из стали и стекла, сверкающие на солнце, всюду движение, какой-то особый гул Манхэттена. Зрелище было впечатляющим, но он остался к нему равнодушен. Поначалу, когда Селин сообщила ему, что намерена организовать церемонию в Нью-Йорке, он встретил это известие сдержанно. Он сам предпочел бы красивый праздник в тулузской деревне, где у его родителей был дом. Многие из его коллег шеф-поваров, проклиная тиски французской экономики, уезжали, чтобы открыть рестораны в Лондоне, Нью-Йорке или в Японии. Но у него и в мыслях такого не было. Он любил Францию, любил свой образ жизни — рано вставать, пить кофе, листая «Ле Паризьен», ездить на рынок в Рунжи, выбирая там лучшие продукты для своего ресторана, видеть удовлетворение в глазах своих клиентов, болеть за «Пари Сен-Жермен» и «Стад Франсэ» с друзьями, заботиться о потихоньку стареющих родителях…
Но ради того, чтобы доставить удовольствие Селин, он был готов поступиться многим. Себастьен встретил ее три года назад в парке Монсури. Он совершал свою традиционную пробежку трусцой, она привела класс на экскурсию. Он понаблюдал за ней несколько минут и пал жертвой очарования. Все в ней дышало нежностью и доброжелательностью: ее смех, ее оживление, ее обращение с мальчишками. Он сумел ей понравиться, был терпелив, ему удавалось ее успокоить. Единственное мрачное пятно — ребенок, которого у них никак не получалось зачать.
Себастьен вышел из номера и вызвал лифт.
— How are you today?[38] — бросила ему низенькая пухлая дама в ярко-желтом костюме. Она ждала лифта со своими тремя короткошерстными чихуахуа, которых возила в детской коляске.
— How are you today? — отозвался Себастьен с легким юго-западным акцентом.
Они вошли в кабину, шедшую вниз.
— Don't be afraid, mamma loves you,[39] — постаралась успокоить женщина своих любимцев, когда кабина лифта пришла в движение.
Стоя перед зеркалом, Себастьен вдруг ощутил нечто вроде помутнения сознания. Он почувствовал головокружение, к горлу подкатила легкая тошнота. Вмиг что-то поднялось из глубин его сознания, и возникло неприятное впечатление, что он уже все это переживал. Он не мог найти следов этого в своем прошлом, но сцена была ему странным образом знакома: эта женщина и ее крикливая одежда, ее гнусавый голос, эти три собаки, выряженные, словно дети. Откуда взялось это неприятное ощущение дежавю?
Когда двери открылись, он бросился в туалет, чтобы плеснуть себе воды на лицо.
Недомогание отпустило, ослабло, но не исчезло окончательно.
Открой глаза.
Он был совершенно растерян, как если бы какой-то запор соскочил у него в мозгу.
Посмотри правде в глаза.
Он убедил себя, что его жизнь не так уж сложна, но это было неправдой. Он убедил себя, что у них с Селин все хорошо, но это была ложь. Между ними были недомолвки, затемненные области, вопросы, которые он никогда не осмелился бы задать из страха узнать ответы.
Если ты ничего не сделаешь, ты ее потеряешь.
Теперь он видел это ужасающе отчетливо.
Он попытался взять себя в руки, сказав себе, что, если дошло до брака, их отношения после этого наладятся. Сам он стремился к разумной любви, к равновесию. Его целью было создать семью. Ведь дети — это естественное продолжение объединения двоих. Для Селин же все было по-другому. Ей требовалась безумная любовь, восторженность. Блаженство влюбленности было для нее чем-то вроде наркотика, а он не чувствовал себя способным стать наркодилером.
Все чаще и чаще Селин ускользала от него, скучала при его долгом молчании, не разделяла его мечтаний. В такие моменты ему приходило в голову, что у него есть соперник, некий невидимка, скрывающийся в тени прошлого, о котором он не смел даже спросить.
Возможно, пора это сделать…
Он вытер лицо, посмотрел на себя в зеркало и нашел, что постарел за десять минут лет на десять. Он вышел из туалета и направился в ресторан. Несколько секунд поискал глазами Селин, пока не увидел ее за отдельным столиком, почти скрытым за зеленью растений.
— Как дела? — спросил он, усаживаясь напротив.
— Хорошо выспался?
Он кивнул, развернул салфетку и, поколебавшись, проговорил:
— Мне кажется, нам нужно поговорить.
Она нахмурилась и, удивленная серьезностью его тона, внимательно посмотрела на него.
Он неуверенным голосом начал:
— Я думаю, нам необходимо урегулировать кое-что до женитьбы. Я никогда не задавал тебе такого вопроса и все же хотел бы знать…
Он запнулся, чувствуя некоторое беспокойство.
Подперев рукой подбородок, она смотрела на него, не говоря ни слова.
— …я хотел бы знать, нет ли другого человека, о котором ты думаешь и который живет в твоем сердце.
Последовало длительное молчание, во время которого какая-то его часть еще надеялась, что Селин расхохочется и скажет: Не говори глупости, любовь моя! Существуешь только ты, и ты это прекрасно знаешь!
Но вместо этого она тихо ответила:
— Это правда, есть другой.
— Ах!.. И кто же он?
Она опустила глаза и подтолкнула к нему газету, лежащую на столе.
— Он.
* * *Больница Сент-Джуд
