Михаил Гиголашвили - Чертово колесо

— А, дядя Михо! Прямо, прямо и прямо! — а другая сообщила дополнительно:

— Его дом самый красивый, сразу увидите.

Старательно объезжая лужи, Пилия поехал по селу.

— Ничего себе жилище у дяди Михо! — сказал он, уперев машину в литую решетку, окружавшую необозримый двор и двухэтажный дом с балконами. — Каждый день, небось, хашламу хавает...

— И осликов трахает! — добавил майор.

Пилия усмехнулся:

— Что, Гурам Ильич, завидно стало?.. Тебе бы такой домик, с хашламой, осликами и поросятками!

— А что, хорош, — майор оглядывал дом цепко и оценивающе.

Они вылезли из машины и стали вглядываться во двор.

— Вон там, в глубине, как будто теплицы видны! — сказал Мака, а майор подумал о том, что когда он выйдет на пенсию, то обязательно купит себе такой же дом и будет жить в нем спокойно, тихо и сладко, среди ягнят и девчат.

Было бы здоровье, Господи!

Пилия настырно нажимал на звонок до тех пор, пока в воротах не появился мрачный небритый детина с отвислым пузом, в солдатских штанах и темной рубахе навыпуск. В правой руке он держал малярную кисть, с которой капала зеленая краска.

— Уголовный розыск! — показал ему удостоверение майор и, не дожидаясь ответа, направился к дому.

Парень, бросив кисть на траву, остался стоять в задумчивости. Двигаясь по двору беспечной походкой, Пилия отметил многочисленные сараи, амбары и птичники по всем углам. Дальше — обширный загон для скота. Большой сарай поодаль похож на мельницу. Еще дальше тускло поблескивают матовые крыши парников. У Пилии екнуло сердце.

Во дворе все чисто прибрано, блестят кузова вымытых «Нивы» и «шестерки». Дорожки выметены, беседка увита курчавым виноградом. Пока они в молчании поднимались по ступенькам, в окнах второго этажа мелькнули головы, почувствовалось движение. Дверь была открыта. В комнате у стола стоял крепкий жилистый старик в круглой шапочке на массивной бритой голове.

— Вы дядя Михо? — спросил майор.

— Я. Входите, гостями будете!

— Никаких гостей. Я — майор Майсурадзе, уголовный розыск. Вот ордер на обыск дома.

Дядя Михо посмотрел на него долгим взглядом.

— Оружие, драгоценности, деньги, наркотики — на стол! — отрывисто приказал майор, косясь на антикварный буфет.

Дядя Михо продолжал смотреть на него, не шевелясь.

— Вы что, не поняли? Предлагаю добровольно сдать оружие, драгоценности, деньги и наркотики. Я знал, что кахетинцы медлительны, но не знал, что они глухи...

Инспекторы разошлись по углам. Поочередно оглянувшись на каждого, дядя Михо выдавил:

— А в чем дело?

Рядом в комнате слышались какие-то звуки.

— Кто в доме? — насторожился майор.

— Семья, — кратко ответил дядя Михо и поднял глаза на майора. — Ничего у меня нет. Есть ружье охотничье, у жены два кольца. Все. Больше ничего не имею, — добавил он, глубокими глазами настороженно следя за непрошеными гостями. — А в чем дело?

— Ружье — на стол, — проговорил Пилия, открывая ящики буфета и заглядывая внутрь.

— Эй, принесите ружье! — крикнул дядя Михо, и вскоре второй верзила, похожий на первого, тоже пузатый, небритый и босой, грохнул на стол охотничью двустволку.

— Сын? — спросил Пилия.

-Да.

— Зови их всех сюда, — приказал майор. — И говори, где у тебя растет мак! Учти, нам все известно.

— Мак? — переспросил старик. — За селом много в полях, сколько угодно.

— Как ты думаешь, мы, трое взрослых занятых людей, работников угрозыска, притащились к тебе в село просто так, хашламы поесть? — прищурился майор. — Мы ведь все знаем. Пол-Грузии опиухой снабжаешь. Ну-ка, веди в теплицу! Вы оставайтесь здесь, осмотрите дом, а я схожу с ним.

Майор первым вышел из дома. Дядя Михо нехотя и медленно последовал за ним, шаркая ногами и поправляя шапочку.

Они молча добрались до пристроек, причем майор чувствовал на себе пристальные взгляды из-за оконных занавесок. «Надо было всех в одну комнату согнать!» — подумал он.

В первой теплице росла клубника. Майор внимательно осмотрел хозяйство. Все в порядке. Во второй подрагивали на длинных стеблях гвоздики.

— Это все чужое, — пояснил дядя Михо.

— Как это чужое?

— Так. Пришли люди, взяли в аренду теплицу, я только ухаживаю. Садоводом оформлен.

— Этот дом и земля принадлежат тебе? Твои? Ну и все. И все, что на ней, — твое! — отрезал майор, которого обнадежили слова крестьянина (раз начинает отмазываться — значит, тут что-то нечисто!) Он повторил: — Все, что на твоей земле, — принадлежит тебе. Ясно?

Дядя Михо пожал плечами. В третьей теплице желтели цветочки огурцов. Майор, раздвигая кусты, прошелся вдоль грядок. Ничего, одни огурцы. Вышли наружу. Майор огляделся. Больше застекленных крыш не видно.

— А там что? — спросил он, указывая на сараи.

— Старые вещи, инструмент...

— Открывай!

В первом сарае стояли бутыли, лопаты, рассохшаяся давильня для винограда. Свалены ведра, ящики, бочки. Майор со злостью захлопнул дверь. Во втором сарае валялись запчасти от машин.

Они молча постояли в затхлом воздухе сарая, не глядя друг на друга. Майор, брезгливо касаясь пыльного железа, перевернул пару бамперов, ткнул ногой закоптелый аккумулятор, вытер руки платком. Выйдя наружу, огляделся.

— А это что? Мельница?.. Пошли.

— Зачем? Мельница старая. Не работает.

Майор видел, как слабо двигается старческий небритый рот.

— Пошли, — повторил и направился напрямую к мельнице.

Ноги вязли в рыхлой земле, и майор разозлился, что запачкал ботинки. Дверь была заперта.

— Ключ дома, — сказал старик. — Надо взять.

— Не надо, — коротко рявкнул майор, поискал глазами на земле, нашел какую-то железяку и сковырнул замок.

Когда вошли в предбанник, майор раздул ноздри: он уловил запах. Ничего подозрительного не увидел, но запах был явно странный. Майор пошел вдоль стен и вдруг почувствовал, что пол как бы вибрирует под ногами. Он начал внимательно осматривать его, потопал ногой. Наконец под грудой тряпья обнаружил люк. С трудом поднял крышку и замер от яркого света и сильного запаха, ударивших снизу. Майор обернулся к старику. Тот ошеломленно смотрел в люк, будто впервые видел его.

— Что это, мерзавец? — спросил майор и, достав из кобуры пистолет, полез вниз по крутой лестничке.

Под кварцевыми лампами ровными рядами рос мак. Зеленые головки растений — с мужской кулак.

— Ну-ка лезь сюда! — приказал майор.

Старик нехотя полез вниз. Они молча смотрели на зеленые ряды. Стоял такой густой запах, что, казалось, сам воздух был маслянистым.

— Ну, — сказал наконец майор, пряча пистолет, подходя к растениям и разглядывая их. Он никогда не видел мак в оранжерее и не верил своим глазам. Распустил галстук, повертел шеей и не без труда сорвал длинный стебель с тяжелой головкой. Понюхал. Заметил темные надрезы на головке. Царапнул ногтем. — Ну, дядя Михо, теперь что скажешь?

Старик покосился на него, промолчал.

— Тебя за это дело расстрел ждет. Дело придется передать в КГБ! — внезапно для самого себя вслух решил майор, едва удерживаясь от желания ударить старика. Лампы палили так крепко, что майор взмок до нитки. От запаха у него кружилась голова. Ломило в затылке.

— Не мое это, — выдавил старик. — Кооперативное...

— Что-о? — удивился майор. — Кооперативный опиум, значит? А ты — председатель кооператива?

— Все это кооперативное... — повторил старик.

— В общем, к стенке хочешь... Или на пятнадцать лет в крытую... — сказал майор. — О каком кооперативе ты говоришь?..

— О медицинском, — невозмутимо ответил старик, но майор заметил, как из-под войлочной серой шапочки по лбу хозяина тоже поползла струйка пота, усмехнулся:

— Медицинский, говоришь?

— Медицинский, — подтвердил старик. — Когда начались эти кооперативы, ко мне пришел один дальний родственник, Гватуа из Хашури, и предложил сделать кооператив — лекарства готовить. Говорил, большие деньги за лекарства дают, в Грузии все день и ночь только и делают, что лечатся... У меня как раз место пустовало, вот этот подвал, я и согласился. Он подвал оборудовал, женьшень посадил, алоэ, мак, еще что-то, я не знаю, он меня к растениям не подпускает. Я только наверху воду открываю-закрываю. Открою-закрою, — для большей убедительности старик жестами показал, как это он делает. — С водой у нас плохо. А здесь часто поливать надо. Но если хорошо поливать — жирно растет.

— Жирно растет, говоришь? — ехидно переспросил майор, играя стеблем с головкой. — Грамм за сколько продаете? — поинтересовался он невзначай, прохаживаясь по теплице и трогая растения.

— Не знаю... Гватуа посадил — Гватуа режет — Гватуа продает, а я только кран с водой открываю-закрываю и лампочки меняю, если перегорят.

Старик с таким безмятежным видом повторял эту ахинею, что майор даже на секунду усомнился — может, он и в самом деле такой невинный и простецкий?.. Но, отметив еще раз струйки пота и заглянув в запавшие глаза старика, покачал головой, удивляясь своей наивности — да это же чудовище! Вот кто действительно пол-Грузии отравил, а не Кукусик или этот лысый райкомовец, давший им такой отличный накол, дай Бог ему здоровья!