Владислав Егоров - Пасхальные яйца
Да-а, с норовом у нее Мурзик, самостоятельный! Вот хочется ей его приласкать, возьмет на руки, а он, если не в настроении, тут же соскочит и уляжется там, где сам пожелает. И на «кис-кис» не откликается, если сыт. А вот когда Таисия Владимировна суп готовит, уж он тут как тут. О ноги трется, мясца выклянчивает. А бывает ни с того, ни с сего нежность на него находит. Сядет она на тахту, поближе к торшеру, чтоб газетку рекламную любопытства ради посмотреть, их теперь бесплатно в каждый ящик бросают, а Мурзик будто ждал этого момента. Только она очки наденет, на подушку откинется, он, откуда ни возьмись, прыг к ней на колени, и, как младенец, к груди притулится и такие мурлады начинает выводить, у соседей, наверное, слышно…
— Эй, Таисия Владимировна! Заснула, что ли? — вернул ее в настоящее звонкий тенорок Олега Валерьяновича. — Вот женщины, загадочный вы народ! Мы из-за ее кота чуть вдрызг не разругались, а ей, оказывается, все до лампочки. Кот-то твой, спрашиваю, когда пропал?
Да уж неделя прошла, — тихо, извиняющимся тоном проговорила Таисия Владимировна. — В то еще воскресенье вечером выпустила на гулянье, а сегодня, получается, второй понедельник, как его нет.
Тогда для беспокойства основания, безусловно, имеются, — признал Олег Валерьянович и после некоторого размышления объявил решительно. — Здесь такие версии просматриваются. Что ядом крысиным кот отравился — это ерунда. Не дурак он, чтоб отраву есть, когда его дорогой треской кормят. Но вот самого его съесть очень даже могли. От нас ведь всего за квартал барахолка, там вьетнамцы шмотками торгуют. А этот народ и кошек тоже в пищу употребляет. Замаринуют предварительно, а после жарят наподобие шашлыка.
Ой, чего это вы такие страсти говорите! — содрогнулась в ужасе Таисия Владимировна. — Да как же это можно кошек есть?!
— Ну, у разных народов разные вкусовые пристрастия, — неожиданно поддержала Олега Валерьяновича Евдокия Афанасьевна. — Насчет вьетнамских кулинарных деликатесов не знаю, а вот корейцы собак едят — это точно. А французы, вообразите себе, лягушек.
Ничего не скажешь, успокоила! Как представила Таисия Владимировна, что с Мурзика шкурку сдирают, а тельце в уксус кладут, чуть не разрыдалась в голос. А еще подумала, вот по телевизору заграницу нахваливают, но ведь не от хорошей же жизни лягушек станешь есть?!
— Следующий вариант такой, — продолжил строить свои догадки Олег Валерьянович. — Гибель под колесами автотранспорта.
— Нет, Мурзик — котик осторожный, — решительно возразила Таисия Владимировна. — Он даже машины, которые просто во дворе стоят, и то всегда стороной обегал.
— Тогда остаются два варианта, и оба оптимистические, — потер руки Олег Валерьянович. — Первый: кота похитили. Справедливо заметила Евдокия Афанасьевна, я небольшой любитель домашних животных. В условиях крупных городов они сжирают существенное количество продуктов питания, а никакой практической пользы не приносят. Однако, признаю, ваш Мурзик имеет симпатичный внешний вид, и кому-то он определенно мог приглянуться. Но если даже похитители увезли кота на другой конец Москвы, все равно надежды терять не следует. Я недавно в одной серьезной газете вычитал, что некая кошка вернулась к своим хозяевам через сорок девять дней. Они на даче ее забыли, а дача у них по Северному направлению, то ли в Тарасовке, то ли в Мамонтовке, сами же живут в районе метро «Каширская». Представляете, какой путь проделала эта мурка, чтоб к хозяевам вернуться!..
Олег Валерьянович сделал паузу, хитро подмигнул женщинам и последнюю свою версию изложил.
— Склоняюсь я более всего к той мысли, уважаемые сударыни, что ваш котяра сексом сейчас занимается. Это, вспомните-ка, дело такое увлекательное, что тут и о пище забудешь и счет дням потеряешь. Не так ли, а, старушенции? — И локтем в бок легонько толкнул Евдокию Афанасьевну и захохотал заливисто.
«Ну, охальник! — осуждающе подумала Таисия Владимировна. — Ему о смерти пора думать, а он все о глупостях».
3И как напророчила. На следующее утро, только умыться успела, звонок в дверь. Открыла — на пороге Маша косорукая стоит, вся зареванная.
— Что стряслось, Машенька? — спросила ласково.
— Ой, баба Тася! — заголосила та. — Помер наш Олег Валерьянович.
Ну, конечно, расспросила она Машу, как да чего, только никаких особых подробностей не узнала.
Пришла Маша с утра пораньше квартиру прибрать, дверь своим ключиком открыла, у Олега Валерьяновича к ней, понятно, доверие было полное. В комнату вступила, удивилась: в такую-то рань Олег Валерьянович уже за столом сидит. Но сидит как-то странно: голову на столешницу положил, а одна рука вниз свисает. Словно пьяный. А он ведь после инфаркта, что в позапрошлом году случился, ничего спиртного категорически в рот не брал. «Я свою цистерну выпил», — отшучивался, когда предлагали. Окликнула его Маша — не отвечает. Подошла ближе и все ясно стало. За руку взяла — та уже окоченевшая. Может, Олег Валерьянович еще вечером помер.
— А вчера такой веселый был, такой задиристый, — вздохнула Таисия Владимировна. — Мы на лавочке сидели, о коте моем пропавшем толковали, он меня все подбодрить старался.
По правде говоря, к покойному соседу Таисия Владимировна без всякой симпатии относилась, а вот умер человек, какой никакой он был, а все жалко. Она даже всплакнула. И невольно свои покойнички дорогие вспомнились — сыночек и муж. Василий Прокопьич, хоть и ушел от нее, а так в памяти и остался как законный муж, а не то, чтобы бывший. И то — с Лариской после официального развода прожил он всего четыре месяца. Ухайдакала она его. А одна женщина с вагонного депо заверяла ее клятвенно, что Василий Прокопьич по жене покинутой тоскует и хочет прощения просить, чтоб обратно его приняла. А она и приняла бы безусловно. Ведь его, единственного всю жизнь любила.
Что там судьбу гневить, в женской доле ей повезло. Когда война закончилась, была она совсем молоденькой, девятнадцатый годок шел. Под ее возраст, считай, всех подходящих женихов на фронте поубивало. Из их небольшой деревеньки пятнадцать парней да женатых мужиков ушло на войну, а вернулись четверо. На отца похоронка пришла в сорок четвертом, мама его на три года пережила. Так бы Тасе и век куковать, да председатель Иван Иванович, царствие ему небесное, жалостливый был человек, хоть и партийный, от начальства подневольный. Когда очередную перетряску с колхозами затеяли, он под этот шумок и отпустил ее в Москву. Езжай, говорит, девка, в белокаменную, там счастье легче найти. А ей уж двадцать пять. Перестарок. И ни шестимесячной модной завивки — коса узелком на затылке, и ни маникюра алого — она с малых лет в овощеводческой бригаде, при их работе какой уж тут маникюр, а из нарядов — платье ситцевое в синий горошек, стиранное-перестиранное, босоножки матерчатые за на холодную погоду кофточка из серой шерсти, самолично связанная. А вот чем-то глянулась деревенщина Василию Прокопьичу, коренному, между прочим, москвичу. Он-то, когда еще только ухаживать за ней начал, и пристроил ее в проводницы. Ни о какой там чисто женской конторской работе она и мечтать не могла. Семилетку перед самой войной окончила, а труд непосильный да голодуха все те не ахти какие знания, что в школе получила, напрочь из головы вышибли.
Поначалу думала, долго не выдержит. Служба проводника и физически тяжелая и шибко нервная, ведь дело с людьми имеешь. Но потихонечку-потихонечку тянулась и, можно сказать, полюбила свою профессию. И то: как приятно от пассажиров в конце рейса «спасибочки» услышать. Она и роды в пути принимала и мальчонку одного из-под самых колес проходящего встречного товарняка вытащила, мамаша его, раззява, потом долго ей благодарственные открыточки к праздникам присылала… Ох, и чего только в той проводницкой жизни ни было — и радостного, и веселого и горького! Теперь же сидит в четырех стенах одна-одинешенька. С телевизором не поговоришь, а был кот, которому она думки свои поверяла, и тот пропал…
Маша ушла телеграммы родственникам Олега Валерьяновича отправлять и друзей его обзванивать. Вот что значит военный человек, к дисциплине приученный. Он загодя, после того инфаркта, списочек приготовил, кого проинформировать следует, если с ним что случится.
За Машей дверь закрылась, Вера Даниловна на пороге: что да как? Ее четыре дня дома не было, гостевала у племяша на даче. У которого, Таисия Владимировна уточнять не стала. У соседки братьев и сестер по Москве пятеро раскидано, а было семь, а уж племянников не сосчитать. Ну, пересказала ей, что сама от Маши услышала. Повздыхали, поохали. Потом Вера Даниловна говорит, мол, хорошо бы Олега Валерьяновича на Митинское кладбище определить, там и ее сестры лежат и Таисии Владимировны муж с сыночком. Когда своих навещать будут, и за могилкой соседа доглядели б. Таисия Владимировна согласилась, что так оно удачно бы вышло, а саму память снова в прошлое повернула.
