Инна Гофф - Рассказы-исследования

Помню свое ощущение, с которым читала это впервые, – изумление, внутреннее чувство протеста: нет, этого не может быть! В конце концов, случаются же совпадения. Тем более в одинаковой ситуации…

Может быть, Чехов не читал этот рассказ. Иначе зачем бы он прибег к столь схожему описанию? Впрочем, прочитав рассказ Лидии Авиловой, он мог сделать это. Но лишь в единственном случае – нарочно.

Попробуем разобраться в этой странной, на первый взгляд почти неправдоподобной истории. Так или иначе, я держу в руке пожелтевшую от времени старую газету. Но по порядку.

Со дня на день должен был выйти в свет апрельский номер «Нового мира» с «Переполненной чашей», где я попыталась дать портрет писательницы Лидии Алексеевны Авиловой, рассказать о ней и о ее большой роли в жизни и творчестве Чехова. Спустя пятнадцать лет после моего первого прикосновения к этой теме я вернулась к ней вновь, познакомясь с доселе неизвестными, неизданными записями Авиловой и ее дневниками.

Я с волнением ожидала выхода журнала, когда в гости к нам пришли наши друзья Клочковы. Я рассказала им о моей новой работе, среди прочих был упомянут внук Авиловой Гзовский.

– Не тот ли это Гзовский? – спросил Клочков. – Он преподавал у нас в Геологоразведочном… Ты должен его помнить, – обратился он к моему мужу. – Он читал на первом курсе… Тогда он не был еще ни доктором наук, ни профессором, но это в нем уже угадывалось…

Анатолий Клочков – геолог. Когда-то они с мужем поступили в МГРИ и год проучились вместе. Сверили инициалы – они совпали.

– Михаил Владимирович умер, – сказал Клочков. – Но я знаком с его сыном Володей. Симпатичный малый. Он ездил с нами в экспедицию…

Я попросила Клочкова узнать, не осталось ли в доме у Гзовских каких-нибудь публикаций, бумаг, фотографий, связанных с Лидией Алексеевной Авиловой.

Вскоре Клочков позвонил мне. Сказал, что, по словам Володи, кое-что есть, в том числе чуть ли не целый альбом с фотографиями, но все это хранится у его матери Галины Владимировны. Она работает в Петропавловске-Камчатском в Институте вулканологии и приезжает в Москву всего несколько раз в году. Впрочем, вскоре как будто должна приехать. И тогда обязательно мне позвонит…

Она мне действительно позвонила, и мы встретились. Оказалось, они живут совсем близко от нас – менее получаса ходьбы.

– Понимаете, для меня Лидия Алексеевна была просто Мишиной бабушкой. Она его вырастила, он ее очень любил и часто вспоминал… Я очень любила Мишу, и она была мне дорога только этим… Конечно, если бы я знала о ней то, что знаю теперь, я была бы гораздо внимательней и больше бы запомнила…

Мы рассматриваем вместе старинные фотографии. Многие из них я уже видела в доме у Авиловых. Так получилось, что Авиловы и Гзовские мало общаются между собой, со смертью Михаила Владимировича это общение и вовсе ослабело.

– А вот посмотрите, какая прелестная Лидия Алексеевна в детстве, – говорит хозяйка дома, показывая на миловидную русую девочку.

– Это не Лидия Алексеевна, – говорю я. – Это ее дочь Нина…

В семейном архиве Гзовских я ориентируюсь лучше его владелицы. И вскоре Галина Владимировна уже у меня спрашивает:

– А эта усадьба не их имение?

– Да, это Клекотки.

– Какой маленький дом!..

Сознаюсь, что не надеялась найти здесь для себя что-то новое, неожиданное… Я прочла записи и дневники, полученные мной от внучки Авиловой. Была изучена переписка Лидии Алексеевны с Антоном Павловичем и Марией Павловной, подняты архивы в отделе рукописей Ленинской библиотеки… Что же еще? Тем более работа уже закончена, «Переполненная чаша» написана, принята в журнале, он вот-вот выйдет…

Но не хотелось упустить возможность посмотреть фотографии, поговорить об Авиловой со вдовой ее внука.

Идя сюда, я не ждала никакого сюрприза. Но сюрприз ожидал меня. И не один, а несколько.

На рояле лежала кипа старых газет и журналов, приготовленных к моему приходу. Я просмотрела названия: «Петербургская газета», «Сын отечества», «Живописное обозрение», «Всемирная иллюстрация»… В них рассказы Лидии Авиловой. Иногда совсем маленькие – в рубрике «Летучие заметки», которую вела «Петербургская газета». Иногда большие – в двух газетных номерах…

Как я понимаю, это уцелевшее из когда-то разграбленного «литературного сундучка», оставленного в беспокойные годы на хранение у знакомых. Того самого сундучка, из которого была похищена шкатулка с письмами Чехова, Горького, Бунина…

Чуть поодаль лежит книга в темном переплете. Галина Владимировна протягивает ее мне. Повести и рассказы, изданные в 1894 году. На титульном листе надпись: «Лидии Алексеевне Авиловой от автора. А. Чехов». Дата внизу цифрами – 95 год, число и месяц в виде дроби и подпись с характерным росчерком. Книга, подаренная Чеховым Лидии Алексеевне после его неудачного к ней визита. В своих воспоминаниях она пишет о том, что получила «сборник его повестей и рассказов с сухой надписью: „Л. А. Авиловой от автора“». Многих, чеховедов особенно, удивляла такая надпись: Антон Павлович, делая дарственные надписи, всегда употреблял полные имена.

Так было и в данном случае, инициалами их обозначила в своей рукописи сама Авилова, не придавая этому значения. В шестом томе писем последнего собрания сочинений и писем Чехова в примечаниях можно прочесть: «Книга не сохранилась». И вот она передо мной!..

Но главный сюрприз ждал меня впереди.

К моему приходу Галина Владимировна составила картотеку имеющихся у нее произведений Авиловой. Некоторые публикации повторялись. С этими было проще. То, что было в единственном числе, Гзовская положила в отдельный конверт, сделав на нем надпись: «Уникальные экземпляры». И просила меня заказать копии и для нее…

(Так годами лежавшее мертвым грузом где-то на дне ящика старого шкафа или стола, забытое, никем не востребованное становится вдруг уникальным, бесценным!..)

К чести Галины Владимировны, она, человек решительных действий, из любви к мужу и в его память сохранила все, что касалось Мишиной бабушки. А не то как знать, отыскался бы и когда отыскался этот пожелтевший номер газеты с рассказом Авиловой.

И не странно ли: дом, где хранится книга с дарственной надписью Чехова, был обойден чеховедами. Думаю, что причина в том же неверии – недоверии к мемуарам Авиловой.

Есть незнание. И есть – не-хочу-знание: не знаю и знать не хочу. Жертвой такого упрямого не-хочу-знания на долгие годы стала Лидия Алексеевна.

Вернемся к главному. К рассказу «Последнее свидание», опубликованному в том же году, что и «Дама с собачкой». Эти рассказы продолжили и завершили диалог двух людей, которых, «казалось… сама судьба предназначила друг для друга».

Диалог их жизни длился в литературе. Для творчества Чехова это было воистину плодоносное чувство.

Скрытое от всех, это чувство было не в подтексте – в самом тексте произведений, которые читали все, но в которых прочли не всё.

В «Переполненной чаше» я проследила начало этого диалога. При этом выявилась некоторая закономерность.

1896 год. Лидия Алексеевна посылает Чехову брелок в форме книги с зашифрованными в нем словами: «Если тебе понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее».

О том, что брелок прислала Чехову Лидия Алексеевна Авилова, долгие годы никто не знал. Немирович-Данченко в своих воспоминаниях с удивлением отметил, что слова, зашифрованные на медальоне, который Нина Заречная дарит Тригорину, взяты Чеховым из его же рассказа «Соседи». Немирович пытается разобраться в своем открытии, «…эта фраза дышит самоотверженностью и простотой, свойственной чеховским девушкам… Может быть, Чехов полюбил это сильное и нежное выражение женской преданности и хотел повторить его» (Немирович-Данченко. «Из прошлого». М., «Асайепна», 1936).

В 1937 году, прочтя эту главу о Чехове, Авилова написала Немировичу и получила ответ.

«Многоуважаемая Лидия Алексеевна! Очень благодарю Вас за письмо. Если Вы разрешите воспользоваться Вашим рассказом о медальоне, я это сделаю в ближайшем новом издании книги. Разумеется, с указанием от кого я это получил. Так сказать, на Вашу ответственность.

В книге «Из прошлого», переизданной Немировичем в 1938 году, читаем:

«Писательница Л. А. Авилова прислала мне письмо, из которого разрешила мне извлечь следующее:

„В то время, как Антон Павлович писал эту пьесу („Чайку“. – И. Г.), он получил через редакцию „Русской мысли“ брелок в форме книги, на котором с одной стороны было вырезано название сборника, а с другой цифры… Подарок был анонимный… Антон Павлович смутно догадывался о том, кто прислал ему этот брелок, и придумал оригинальный способ послать благодарность и ответ: он заставил Нину подарить такой же медальон Тригорину и только переменил название сборника и цифры.