Огюстен Барроуз - Магазин на диване
– Минуточку, минуточку, мне казалось, что вы летите на Сент-Бартс. Или это физиологическая предрасположенность ко лжи?
– Мы полетели на Сент-Бартс, Ли, это правда, но на обратном пути вылет был из Сан-Хуана.
– Ладно, неважно, меня это не интересует. Просто я запуталась. Ты обещал, ты поклялся, что расскажешь все жене, как только вы вернетесь из отпуска.
– Я помню свое обещание, и я его сдержу. Я люблю тебя, Ли.
– Будь ты проклят, Говард, – произнесла Ли, часто моргая, чтобы не заплакать. – Зачем ты так со мной поступаешь? Говоришь, что любишь, твердишь: «О Ли, я уйду от жены ради тебя», а потом ничего не происходит, ничего не меняется!
– Милая. – Говард протянул руку и нежно коснулся ее щеки. – Надо просто верно рассчитать время, вот и все. Проблема в том, что я не могу выбрать подходящий момент.
– Я ненавижу себя за то, как сильно по тебе скучала, – тихо, почти шепотом проговорила Ли.
– Я тоже скучал по тебе, Ли, очень, очень сильно.
Ли уставилась в свою тарелку, где лежала рыба фугу, приготовленная на пару.
– Знаешь, пока тебя не было, я купила одну книжку, – пробормотала она, ковыряя рыбу вилкой. – О женщинах, которые влюбляются не в тех мужчин. – Настоящее название она решила скрыть.
– Ли, зачем? Зачем ты читаешь эту чушь? Я вовсе не «не тот мужчина». Я как раз тот самый мужчина, который тебе нужен, потому что я тебя люблю.
– Нет, погоди минутку. Послушай.
Говард выдохнул и опустил вилку.
– Ладно, извини, рассказывай про свою книжку.
– Понимаешь, дело в том, что я расстроилась: ведь в этой книге говорится о предупреждающих знаках, которых свидетельствуют о плохих отношениях. Такое впечатление, что там описан именно ты. Все, что там говорится, – как будто о тебе. – Ли промокнула платочком оба глаза по очереди и вздохнула.
– Дорогая, мне так хочется тебя обнять. Тебе нужно расслабиться. Давай уйдем отсюда и найдем местечко, где можно побыть вдвоем пару часов. – Говард поднял руку и начертил в воздухе подпись, подавая официанту сигнал принести счет.
Они занимались сексом на расшитом покрывале гостиницы «Рамада», а потом Говард перекатился на спину и произнес:
– Я быстренько забегу в душ. – Он исчез в ванной, а Ли уставилась на тяжелые плетеные драпировки на окне под цвет ужасного покрывала. Хотя день был в самом разгаре, в комнате было темно, если не считать света, проникавшего из-под двери ванной. «Вот и я плутаю в потемках», – подумала Ли.
В тот день у нее был выходной, и Говард отвез ее домой.
– Увидимся завтра, милая, и не забудь, что я тебя люблю.
Он чмокнул ее в щеку.
Ли изобразила на лице слабую улыбку, вышла из его «мерседеса» представительского класса и направилась в свой многоквартирный дом.
Говард тронулся с места и поехал в офис. Свернув на шоссе, он глянул в зеркало на свой орлиный нос, который слегка обгорел. Только бы кожа не начала облезать. И еще он подумал, что пластический хирург отлично поработал.
С мрачным выражением лица ведущий читал текст телесуфлера.
– Другие новости. Подростки-убийцы продолжают терроризировать школы по всей стране. Последняя резня произошла вчера в сельском штате Алабама: семьдесят два школьника были расстреляны из автомата двенадцатилетним одноклассником. Сообщается, что подросток, который в данный момент находится под стражей, слушал музыку Селин Дион. Перейдем к новостям спорта.
– Снято, – крикнул режиссер, сложил свои заросшие волосами руки на широкой груди и подошел к столу, где сидел диктор. – Макс, новости нужно продавать. Что за кислое лицо?
Макс сглотнул слюну и откашлялся.
– Ну… знаете, я подумал, что раз речь о том, как один ребенок убил кучу других, надо сделать серьезное лицо, понимаете?
Режиссер, крупный лысый мужчина со сросшимися черными бровями, вышел из себя.
– Да брось, такое дерьмо у нас сплошь и рядом. Американцам уже надоели эти подростки-убийцы. Может, в девяностых этим можно было кого-нибудь удивить, но сейчас уже нет. Вчерашний день.
Макс кивнул.
– Будь поэнергичнее! Понимаешь? В тебе должна быть искорка.
– Искорка, – повторил Макс. – Хорошо, я попробую.
Режиссер вздохнул с облегчением и обернулся.
– Итак, ребята, давайте опять, с самого начала. – Он хлопнул в ладоши. – Все замолкли, и… мотор!
Макс еще раз прочитал новости, на этот раз пытаясь говорить со сдержанной веселостью. Он даже слегка усмехнулся, упомянув о Селин Дион.
– Снято, снято, снято! – закричал режиссер. – Понятно, у тебя ничего не получается, но у меня есть идея. – Он обернулся и закричал: – Митч! Эй, Митч? Куда он подевался, черт возьми?
– Я здесь! – выкрикнул парень в джинсах и футболке, с надкушенным круассаном в руке.
– Митч, дружище, подсвети-ка Максу подбородок. Направь прожектор чуть сбоку, чтобы подчеркнуть ямочку. Сделаешь это для меня?
– А то, – ответил Митч, выбросив остатки круассана в ближайший мусорный бак и убежав на поиски основного света.
Режиссер тем временем подошел к Максу.
– Вот что мы сделаем. Забудь все, что я раньше говорил. Я хочу, чтобы ты был сексуальным.
– Сексуальным? – неуверенно спросил Макс.
– Да, вспомни молодого Брэда Питта и представь, что он ведет новости. Видишь ли, пятьдесят девять процентов зрителей – женщины. – Его идея нравилась ему все больше и больше, и он несколько раз повторил, потирая руки: – Да, да, да. Это будет классно, ты должен заигрывать с камерой, соблазнять ее. Забудь о маньяках-подростках. Вообрази, что читаешь стихи. После проб Макс позвонил Лори в агентство.
– Она на совещании, – ответила секретарша. – Что-нибудь передать?
– Скажите, что я только что был на пробах у WXON на вакансию ведущего новостей.
– Угу, угу, – бормотала секретарша, записывая сообщение. – А телефон, по которому с вами можно связаться?
– Она знает мой телефон. Я буду дома через пару часов, пусть позвонит, – попросил он и добавил: – Если у нее будет время.
Макс зашагал по Бродвею, размышляя о том, какие у него шансы получить работу. Может, ему не хватает журналистского обаяния, но его отсутствие с лихвой компенсируется его личностными качествами, умением внушить доверие и внешностью. К тому же перед камерой он выглядит очень естественно. Но было трудно понять, что думает режиссер.
Под ногами он увидел пятидесятидолларовую банкноту, которая лежала на тротуаре. Он наклонился и поднял ее. Выглядит как настоящая. Улыбнувшись, он сунул банкноту в карман и продолжил путь. В жизни все зависит от удачи, подумал он.
10
Бортпроводница «Конкорда» протянула Бебе и Элиоту два высоких и узких хрустальных бокала с шампанским на серебряном сервировочном подносе.
– Не желаете «Вдовы Клико»? – спросила она.
– Да, благодарю. – Бебе взяла один бокал для себя и протянула второй Элиоту. Пару секунд назад они впервые попытались вести себя как взрослые.
Однако Элиот нарушил законы благопристойного поведения, отхлебнув шампанского с громким хлюпаньем, как ребенок.
Бебе рассмеялась и решила испытать его.
– Спорим, ты не сможешь вести себя нормально в течение пяти минут? – Взглянув на часы, она добавила: – Засекаю.
– Договорились, засекай. – Элиот улыбнулся. Прошло три секунды, он повернулся и спросил: – А о чем разговаривают нормальные люди?
– Откуда мне знать?
– Хорошо, давай поговорим о наших работах. Кажется, нормальные люди говорят о работе.
– Пока у тебя потрясающе получается. Рассказывай первый.
Элиот поднял брови и кокетливо произнес:
– Ради тебя, моя радость, я готов удалить любое пятно на свете.
Бебе улыбнулась.
И тут, спохватившись, он произнес:
– Чуть не забыл. У меня для тебя сюрприз.
– То есть поездка в Париж на «Конкорде», чтобы поужинать в ресторане, – это еще не все?
Он достал что-то из нагрудного кармана пиджака.
– Вуаля, – проговорил он, протягивая Бебе продолговатую черную бархатную коробочку.
Опешив, Бебе возразила:
– О нет, Элиот, что бы ни было в этой коробочке, это уж слишком, я не могу принять.
– Пожалуйста, Бебе, я хотел… прошу тебя, Бебе.
Бебе и так казалось, что она торопит события, соглашаясь на это безумное путешествие, и теперь она чувствовала, что, возможно, совершает ошибку, потому что Элиот слишком торопится.
– Элиот, это так… я даже не знаю, что сказать… ты такой милый, такой щедрый, но мне неудобно.
Элиот как ни в чем не бывало пожал плечами.
– Ну ладно, если ты настаиваешь, я сам его съем, – и он извлек из коробочки разноцветное ожерелье из конфет.
Бебе расхохоталась, выхватила ожерелье и тихонько растянула резинку.
– Боже мой, сто лет такие не видела, – воскликнула она, сложила ожерелье в два раза и надела на запястье.
– Очень мило, – залюбовался Элиот.
Она вытянула перед собой руку, будто это был браслет от Гарри Уинстона.
– Ты не выдержал испытание на нормальность, – заметила она.
