Джулия Тот - Гном

Помолчав несколько минут, неожиданно по-детски улыбнувшись, Сергей продолжил:

— Он тогда сильно испугался, но мы подготовили его — это было совсем просто: у Димки было хорошее образование, жалоб на интеллект никогда тоже не поступало, и, после интервью этого, звонки из журналов — в основном женских, с разных каналов из разных совершенно городов, стали постоянными. Димке приходилось летать туда-сюда по стране некоторое время, пока он не принес газету, не относящуюся к разряду «желтых», с серьезной статьей о редком таланте и серьезности Дмитрия Штурмана, как писателя. За несколько месяцев Димка стал знаменитым, элитные компании полюбили его и почти каждый вечер он стал уходить один, приезжать утром, иногда дня через два, но это меня не задевало — в конце концов, ему тоже надо было когда-нибудь начать свою жизнь — без меня.

— Но за твой счет? — Катя не могла уже сдерживать гнев — она злилась на Сергея во время всего его рассказа, но не считала нужным делать открытыми для него свои эмоции. Сейчас же, будучи просто в ярости, она скрыла только, что причина — сам Сергей. Она не могла понять, как он мог так спокойно — тогда — позволить человеку себя использовать, и сейчас — так спокойно об этом говорить. Но Сергей перебил ее желчный мысленный водопад:

— Кать, ты о чем? Я же сам приехал к нему тогда, сам попросил его дать имя, сам потом пригласил жить вместе со мной в Москве! Ты меня не слушаешь совсем? Как я без него издавал бы книги?

Катя могла многим плюнуть ему в лицо и в душу в качестве доказательств его жизненной тупости, но мысли ее пытались заглянуть дальше той точки рассказа, на которой Сергей остановился. Она пробовала предположить, что же между этими двоими — которые, каждый по своим причинам, не выжили бы друг без друга, — произошло такого, что конец их истории оказался таким трагическим и жестоким. Решив больше не перебивать Сергея — чтобы быстрее закончить с историей и начать мыслить самой над успехом обоих процессов, она только примирительно посмотрела на него огромными глазами:

— Извини, комментировать больше не буду, продолжай, пожалуйста.

Сергей согласно кивнул и, словно этой паузы не было, монотонно заговорил вновь:

— Через пару месяцев Димка совсем изменился: машину поменял на такую, словно он — звезда Голливуда, возвращаться со своих элитных сборищ стал в состоянии, после которого пытаются выжить не одни сутки… Наркотики с выпивкой и особ женского пола в количестве, явно превышающем его способности, в квартиру начал загружать почти ежедневно. Меня пытался все время в оргии эти втянуть, но такие впечатления для книг мне были не нужны, а сами по себе — не интересны, так что меня все это начинало раздражать.

Катя улыбнулась, но Сергей, или не заметив этого, или не придав значения, рассказывал дальше, делая только короткие паузы, во время которых лицо его заметно менялось, отражая чувства, которые он испытывал тогда — во время, когда все это происходило в реальной жизни:

— Димка пил, веселился и жил, веселя и оплачивая веселье других, вспоминая обо мне только при возвращении в квартиру, из которой переезжать, разумеется, не собирался — просто потому, что с его новыми аппетитами и образом жизни гонорары кончались со скоростью засасывания трясиной предметов в болото. Он часто даже забывал оставить дома деньги, чтобы я мог заказать еду. Однажды я попытался с ним поговорить, он извинялся, обещал не поступать так со мной, и в конце добавил, что пора бы мне начинать новую книгу, потому как деньги совсем скоро кончатся. Разумеется, голодать, после нескольких лет вполне довольной жизни, я не хотел и сел писать следующую книгу. После всех скандалов, которые были опубликованы про Димку — о наркотиках, женщинах и прочих увеселениях, столь серьезная книга вызвала шок — и он стал еще моднее, популярнее, гениальнее и… несчастнее. Наркоту и женщин, мордобой в ресторанах и все остальное списали на одиночество гения, на непонимание в стране, где царит полный бардак умов и экономики, и, разумеется, тираж тут же вырос до таких размеров, что Димкин кошелек распух невероятно, прямо пропорционально увеличив и его самоуверенность, и веру в собственную значимость. Иногда мне казалось, что Димка временами действительно забывает, что написал все эти книги не он, а я.

Катя очень устала и больше всего хотела уже, прервав Сергея, попросить его продолжить завтра, но из всего рассказанного им она пока так и не смогла вытащить того главного, что стало бы позвоночником процесса и спасло бы его. Сергей, задумавшись, молчал, а Катя, борясь с голодом и усталостью, ждала продолжения, еще надеясь, что кроме того, что Сергей написал все эти книги, принесшие другому огромную славу, деньги и шикарную жизнь, полную, судя по всему, экстравагантных излишеств, будет что-то в этой истории нечто большее, чем обида Сергея и неблагодарность Штурмана.

— Кать, ты извини, что я все это рассказываю, с такими подробностями — помочь мне все равно никто не сможет, ни в чем, но я хотя бы поговорю с тобой — ведь с того времени, как Димка изменился так сильно, я ни с кем не говорил. А мусолить свои проблемы в книгах — дело неблагодарное, недостойное литературы.

Катя хотела начать убеждать его, что только так он вытащит себя из незаслуженной клетки жизни — рассказав ей всю правду, но промолчала, не желая повторяться и видя, что Сергею этого не нужно, и тихо от усталости только кивнула:

— Сергей, я прошу тебя, давай без извинений, лучше попробуй ничего не упустить — пробелы в истории всегда хуже нудных подробностей.

Сергей согласно улыбнулся:

— Хорошая фраза, если выйду — воспользуюсь. — Катя поняла вдруг, что он тянет время, и что дальше последует что-то, о чем говорить ему больно — настолько, что он не в силах начать. И, испугавшись провести ночь в догадках, если он попросит сейчас сделать перерыв до утра, она молчала. Через несколько минут он все-таки заговорил, и Катя успокоилась — она поняла, что это «что-то» он уже не в силах нести один и хочет закончить рассказ сегодня:

— Когда «Камни вместо песка» номинировали на Нобелевскую премию, Димка сильно испугался — в первую очередь того, что я не захочу остаться в тени и никем, того, что он где-то допустит ошибку и вызовет подозрения, и стал совершенно невыносимым своей двуличностью. Он то начинал заботиться обо мне как о двухлетнем ребенке, забивая холодильник деликатесами, если уезжал хотя бы на один день, и, выводя меня из себя, спрашивал каждые полчаса, не нужно ли мне что-нибудь, то вдруг, впадая в агрессию, требовал, чтобы мы садились и работали с книгой, чтобы он ни в чем не ошибся, если вдруг премию дадут все-таки ему, то — и это пугало меня больше всего — начинал что-то писать для интервью сам, ненавидя «Камни вместо песка» с первого прочтения.

Катя, сидела в состоянии, близком к шоку — то, что Штурман был лауреатом Нобелевской премии в области литературы, она упустила из своих бравурных надежд, даже думая о процессах прошлой ночью. И сейчас она не могла понять, почему впервые Кейт Невзорова почувствовала что-то близкое обычному человеческому состраданию к сидевшему напротив карлику — теперь он был в ее глазах именно им. Она не могла удержать в мыслях две вещи, не поддающиеся ее пониманию, не влезающие размерами своего идиотизма в прагматично-правильную картину мира, созданную ею для нее самой — мисс Невзоровой. Первая — как Сергей мог примириться с вручением премии, означающей признание таланта и значимости человека для всего мира, этому аферисту. И вторая — как человек, написавший книгу, удостоившуюся такой высокой награды, может быть таким ничтожным в своей собственной жизни и лицом к лицу с ней. Она спросила, уже не желая сдерживать элементарного любопытства:

— Сергей, ответь мне, пожалуйста, неужели тебя нисколько не обижало, что премию получит он? Неужели ни разу у тебя в голове не мелькнула мысль вылезти из твоей ракушки и, пусть даже с грузом прошлого на спине, но, как улитка — сначала медленно, но разгоняясь, двинуться вперед?

— Кать, конечно мне было обидно — только сделать с этим фактом уже ничего было нельзя. Как ты представляешь себе это? Чего бы я добился — все деньги были в руках Штурмана, такие вещи можно привести в порядок — если можно! — только через суды, которые тянутся годами и на которые у меня не было средств. А просто устроить скандал — я не видел в этом никакого смысла. Да и не забывай — Дима многое для меня сделал.

Катя хотела закричать на него, спросить, что такого сделал для него Штурман, объяснить, что подобное «многое» для него сделал бы любой, совершенно чужой человек! Но уже зная, что Сергей Матвеев, вероятнее всего, был бы таким же странным, даже не имея недостатка роста, она только попросила его продолжать, отметив в блокноте необходимость собрать всю газетную информацию и интервью о нобелевском лауреате Штурмане.