Даниэль Кац - Как мой прадедушка на лыжах прибежал в Финляндию
«И это в моей старой доброй России… — подумал себе Беня. — А чего только не рассказывают про немцев… Некоторые утверждают, что все гонения на евреев в России и Польше лишь мелкие придирки по сравнению с тем, что творят немцы в Европе…»
Он взглянул на жену и невестку, на внуков и сказал:
— Уезжайте, милые мои женщины, и пусть кто-нибудь благословит вас, спасет и поможет вам в Швеции, стране Трех корон, которая не воюет и, даст Бог, убережется от войны… Ну а я остаюсь, как уже сказал, достану свой сербский пистолет, сниму со стены дробовик Вильгельма Ку-ку, заварю чай и усядусь в кухне ждать. Если они придут — у меня указательный палец давно уже скрючен, не придется и сгибать, чтоб нажать на спуск. А не придут — пойду спать. А то и в Хельсинки отправлюсь. Сыт по горло здешним антуражем.
— Где тебе управиться с оружием, стар ты уже! — сказала Вера. — Шел бы лучше сразу спать, уже поздно. Никто сюда сегодня не придет. А может, и вообще никогда..
— Но если придет, я готов. Солдат, он и в старости солдат. Я вовсе не жажду убивать, но и меня не изрубить на куски топором.
— Что ты мелешь? Кто тебя собирается рубить топором?
— На свете всякое бывает, людям всякое взбредает на ум.
— Хватит чушь-то пороть. Укороти свою фантазию, — прошипела Вера.
— Ты не знаешь, какие вещи случаются на свете, женщина, — вскипел Беня. — Не знаешь, сколько зла в людях, как это знаю я, так что укладывай свои пожитки и не раздражай меня.
— А ты не мешай нам, — ответила Вера.
— Если б только мы знали, что брать с собой, — вздохнула мать.
— Лишь самое необходимое, разумеется, — сказала Вера.
— Когда с тобой два маленьких мальчика, необходимо столько вещей, что не уместятся в целый вагон…
— Ну а ты, Ханна, что ты возьмешь с собой?
— Ничего, — тихо ответила Ханна.
— Не придуривайся, уж конечно, ты хочешь что-то взять с собой, — сказала мать.
— Нет, ничего, — печально повторила Ханна.
— Не горюй, — ласково сказал Беня. — Вот увидишь, со временем все устроится. Подумай об Арслановых, Вера, вспомни, что с ними было и как потом повернулась их судьба…
— И как же она повернулась? — спросила Мери.
— Какие такие Арслановы? — спросила бабушка.
— Ну как же, — сказал Беня. — Юнус и Кара Арслановы, татары из Казани. А теперь живут в Хювинкяя. Наше нынешнее положение похоже на их тогдашнее. Так похоже, что перепутать можно.
— Вот ты и перепутал, — сказала Вера.
— Да нет. Сейчас расскажу… — сказал Беня, садясь. — Значит, так. Арслановы были родом из Казани. Бежали от большевиков. Бросили дом и процветающую пушную контору. Ну, за ними по пятам шли красные…
— Кто их заставлял бежать? — спросила Мери.
— Никто, невестушка, никто. Но так или иначе, они бежали. Им не раз приходилось худо, но они таки живыми добрались до Крыма. Там, в севастопольской гавани, собрались тысячи, десятки тысяч людей, в таком же положении, что и они, — русские, греки, немцы, евреи. Все пытались сесть на пароход. Арслановым сесть не удалось. Юнус Арсланов был тщедушный, страдавший сахарным диабетом человек, и не было у него ни золота, ни драгоценностей; был только мешок рублей, но ни одного капитана рубли не интересовали. Ни на какой пароход он не попал, и его семейство тоже.
— Бедняги, — сказала Мери.
— Как-то в одном кабаке он расплакался на плече у какого-то плешивого крымского татарина, — продолжал Беня, — правоверного праведного мусульманина. Беда Арслановых глубоко тронула его. Татарин этот был контрабандист и владел небольшим парусным суденышком. Он всплакнул заодно и пообещал перевезти Арслановых через Черное море в Турцию, как только установится погода. Арсланов целовал его в щеки и обещал отдать все свои рубли и серебряные украшения, но тот отказался. У него было лишь одно желание, но он не сказал какое.
— Какое же? — полюбопытствовала Ханна.
— Он не сказал. Однажды на рассвете он пришел в гостиницу Арслановых — они жили в гостинице, — разбудил их, вывел в гавань свое суденышко и пустился, с помощью Аллаха, в плавание по Черному морю. Ветер был попутный, никто не обращал на них внимания. Они шли и шли себе под парусом, вышли в открытое море, скоро и берег Крыма исчез из виду. Морской простор, попутный ветер, дышалось свободнее, Арслановы благодарили судьбу, Аллаха и татарина и спросили его, что он хочет за переезд. И вот посреди Черного моря татарин соизволил заговорить. Пожелал взять в уплату дочь Арслановых.
— Какой ужас! — воскликнула Ханна.
— В ужас пришли и сами Арслановы. Они пытались торговаться, артачились и возражали. Арсланов предложил взять вместо дочери жену, однако татарин не соглашался, начал сердиться, обозвал Арслановых неблагодарными и под конец пригрозил повернуть обратно и сдать их красным. Потом передумал и пригрозил утопить их всех, и себя вместе с ними, потому что не будет ему жизни без дочери Арслановых. Что вы на это скажете? Не позавидуешь и положению Арслановых.
— Ну и что же из всего этого вышло? — спросила Мери.
— Дочь, ее звали Гайде… — хотел было продолжить Беня, но Вера перебила его:
— У Арслановых в Хювинкяя нет дочери с таким именем!
— Ну да, больше нет, — сказал Беня.
— Я бы на ее месте не пошла за старого плешивого татарина, — сказала Ханна. — Лучше утопиться.
— А старый рыбак-северянин тебе сгодится? — спросил Беня. — Холостяк, честный и порядочный, владеет домом и избушкой с зеленой мебелью…
— Не стращай девочку, она и так хандрит, — сердито сказала Вера, увидев, что Ханна побледнела.
— Ну вот, — сказала Мери. — Все вещи уложены.
— И все слезы выплаканы, — сказала Вера Арье, вернувшемуся от рыбака. — Когда отправляемся?
— Ночью, если не будет луны.
Однако ночь была лунная. Следующим вечером Беня, Арье и Ёрник Тартак допивали остатки вина, к ним присоединился и Вильгельм Ку-ку, принесший две бутылки самогона, которые припасал на черный день.
— Кончится это когда-нибудь? — спросила Вера в кухне у Бени.
— Кончится, и очень скоро. Видишь ли, тут есть одна закавыка, — ответил Беня.
— Какая?
— Ничего не выходит с отъездом.
— Как так?
— У Вильгельма мало горючего.
— Какого горючего?
— Для лодки, керосина.
— Господи Боже, а мы-то укладывались, рыдали и вообще готовились! Теперь вроде бы в самый раз отправляться. А под парусом лодка не ходит?
— Ходит. Да только на море затишье вот уже три дня.
— Ну так я нашлю вам ветер… бурю… потоп… — взбешенная, сказала Вера и ушла к себе в комнату.
Беня только плечами пожал.
В ту же ночь поднялся сильный восточный ветер, он задирал на женщинах юбки и повалил одну старушку… Беня что-то бормотал про колдовские штучки, мужчины целый вечер пили, и Вильгельм Ку-ку не держался на ногах.
КЕРОСИН
Мы так и не отплыли в Швецию в ту ночь, когда Вера подняла сильный ветер, а на следующий день он стих. Вильгельм Ку-ку предложил ждать до тех пор, пока не удастся раздобыть горючего, чтобы хватило туда и обратно. Но он понятия не имел, где его раздобыть. В то время с керосином было туго, и даже рыбакам выдавали одну кружку по пятницам.
Контрабандист Тартак, который вроде бы остался жить у нас, заявил, что, возможно, через несколько дней достанет керосина, сколько нужно, если у нас найдутся деньги, чтобы вложить в столь сомнительное предприятие. Другой возможности не было, и Ёрник Тартак отбыл, уповая на свои неведомые связи, а мы остались ждать.
Ждали день, еще полдня, Ёрник не возвращался. Вместо него явился живший в деревне русский военнопленный, помогавший деревенским в разного рода работах, а Вильгельму Ку-ку — чинить сети и солить рыбу. Звали его Семен, он был высокий, тощий, жилистый мужик из Средней России, по матери наполовину мордвин. Доброжелательный и смышленый, он навострился с улыбкой петь издевательские куплеты про финских охранников и своих хозяев прямо им в лицо, а те, естественно, ничего не понимали.
— Отличный малый, и поет здорово, — сказал Ку-ку.
Бене как-то раз довелось услышать, как Семен поет куплеты про своего жирного и тупого хозяина. Беня рассмеялся и заговорил с Семеном по-русски. Семен поначалу испугался, решив, что Беня разоблачит его перед хозяином и другими деревенскими, однако Беня просто пригласил Семена к нам домой. Дома Вера встретила его хлебом, простоквашей, рыбой и блинами.
После этого Семен стал часто бывать у нас. Дело в том, что он мог почти свободно передвигаться по деревне, и деревенские обращались с ним вполне по-человечески. Его счастье, что он попал в эту деревню: в других местах с русскими военнопленными обращались очень плохо. В лагерях они умирали голодной смертью.
Он харчевался у нас, помогал Бене и Вере по хозяйству, носил меня на плечах и аккомпанировал на губной гармошке моей сестре, когда она что-то напевала.
