Фигль-Мигль - В Бога веруем

Не такой уж знойный. Нужно было теплее одеваться. Куда еще теплее, или вы в июне месяце не постыдитесь надеть пальто, что подумают о нас иностранцы? Иностранцы не подумают о нас ничего — у них давно все обдумано, — но если в вашем сознании воспаление легких как-то согласуется с заботой о чести города, это только похвально. Держите марку. Берите, у нас еще есть. Теперь смотрите: видите, мент стоит на углу? Ой, вы сейчас скажете, что и мент — манихей! Ну, ну, не кричите так. Видите, значит, мента? Ну что, обычный мент. Вид у него такой, как будто он все время спит в одежде и при этом не высыпается. Рост — унижающий идею постовой городской службы, на лице — непоказное безразличие к нашей и вашей свободе. А из кармана что торчит? Наши и ваши деньги, наверное; чему там еще торчать. Не смешите, деньги надежно припрятаны. А торчит белый мятый бумажный угол книжонки, брошюрки — что, вы думаете, это такое? Это? … может, разговорник, который нашим ментам дали в дни юбилея, чтобы они приличным образом мальтретировали туристов? Нет, это не разговорник — хотя тоже в своем роде затея. Следовательно, какая-то новая инструкция, сборник нормативных документов? Да где вы видели, чтобы силы правопорядка носили с собой нормативные документы? Это катехизис. Что? Основы манихейства в вопросах и ответах. Например: “Что есть человек? — Человек есть опечаленное тело”. “Что есть смерть? — Смерть есть помысел опечаленного тела”. “Что есть закон? — Закон есть естественное следствие беззакония”. А не причина часом? Ага, теперь вы будете спорить с катехизисом! Очень надо… выходит, Аристид Иванович подался в Филареты? С чего вы взяли, что Аристид Иванович будет пачкать себя составлением катехизисов? Кто тогда? Ну кто, неужели не найдется в числе учеников Иуды. Был такой букашка, Петя Транс, вот он и написал все, что нужно, по заказу Комитета по делам мироустройства, а Комитет отпечатал солидным тиражом и раздал всем, кому надлежит. А почему ментам надлежит? Потому что хуже от этого они не станут, а начальству все будет веселее. А что за Комитет такой? Вы не знаете, что такое мироустройство? Мы не знаем, какие у мироустройства могут быть дела. А, так этого никто не знает. Резонно… интересно, этот мент прочел, что там написано? А вы спросите у него что-нибудь, сразу поймете. Стойте, не бегите! Шутка!

Фу, что за нервы у современных людей… мы и сами не сунулись бы к нему ни с какими вопросами ни за какие коврижки. Смотрите, вот здесь когда-то стояли местные Пикассо, позоря нас перед иностранцами своими шедеврами. Так вот, они и сейчас стоят. А вы на шедевры взгляните. Боже правый! Это пейзажи родного города или чьей-то черной души? Сощурьте глазки, и вы увидите, что это та же россыпь тех же грязных клякс с тем же мастерством символизирует нечто новое (творческий поиск — конечно, по случайности — совпал с оживлением начальственной мысли): вот плоды упали, созрев, на почву, вот клин манихеев. Да как могла начальственная мысль оживиться таким манером? Как! вы не знаете, что такое клин манихеев? По их учению, на севере находится царство добра и света, на юге — мрака и материи, мрак клином вдается в свет, можете, если не доверяете чужой интуиции, взглянуть на карту. Или в газетку. Вот здесь, кстати, когда-то стояли патриоты со своей прессой. И сейчас стоят! Да… лица те же, а пресса другая — даже, гляньте, затесался журнал сатанистов “Василиск”. Забавно. Нет, это не забавно, это отвратительно! Да ладно вам… ну-ка возьмем у тетки листовку для ознакомления. (Какие безумные невидящие глаза у этой женщины, вы заметили, и руки, как два куска дерева — ногти глубоко утоплены в грубой коре, зато они длинные, ярко накрашенные — а ниже рук — чулки и обувь, от которых в смущении отводишь взгляд.) А что написано? Ах, все-таки любопытство побеждает брезгливость? Написано: “та-та… люблю твои фонтаны и трамваи, мосты, гранит священных берегов, люблю сады, дворцы, музеи, бани, ты — плод любви и рабского труда”. А что, неплохо! Это псалом. Простите?

Помимо прочего, им понадобились псалмы. (Творчество царя Давида Аристид Иванович, как помните, отверг. Почему? Сказал, что оно скомпрометировано протестантской этикой. И это плохо? Да, хуже не придумаешь.) И псалмы не замедлили: во-первых, Петя Транс кое-что набросал расторопно, во-вторых, народ у нас любит сочинять — только клич кинь. Насочиняли, теперь поют. Каждый день поют? Не каждый, а в день Гнева.

Что-что-что? Это какого же числа, позвольте узнать, справляется день Гнева? Вы вроде как гневаетесь? Нет, не гневаемся, а только если чего нет, того нет, и нечего его праздновать! Да почему нельзя, скаредный друг, праздновать День Гнева, кто от этого развалится? Вы загляните в свой ежедневник на предмет красных и памятных дат, сколько там всего — две страницы мелким шрифтом: день пограничника и день единения народов, день прав человека и день работников прокуратуры РФ, день святого Валентина, день А. С. Пушкина, международный день танца и международный день стандартизации — и так далее, и так далее, плюс новый год и все, с ним связанное. День знаний есть? Есть. День согласия и примирения есть? Есть. А день памяти и скорби? Тоже есть. И почему не быть Дню Гнева?

А с другой стороны, не хотите — не пойте, пока еще не заставляют. Сторон у жизни много, когда-нибудь попадете и на свою. Вот сейчас по солнечной стороне идет нагло навстречу человек, да как идет, чуть не танцует, тоже, наверное, марку держит. (Ну что, ей-богу, за мода: зима, лето — куртка распахнута, поверх черного свитера болтается на веревочке — в точности как наперсный крест — мобильник.) Может, он на свидание торопится? На свидание! Пылкий друг, вы в состоянии припомнить день, когда торопились на свидание, причем так неукротимо, неприлично весело? Нежное свидание, страстное свидание, вымоленное, долгожданное, последнее, наконец — это не для нас. Дошло до того, что в поисках сексуальных приключений компатриоты ездят в Москву; там еще принято знакомиться в клубах, на улице и иных местах публичных увеселений. Девочки! Мальчики! Лютики! Это моветон и русский дух.

В Москве можно быть маньяком на сексуальной почве, а у нас катит разве что ненавязчивая полувыдуманная озабоченность; у нас полутона, туманы, мало у кого стоит и мысли вообще о другом. Когда Аристид Иванович растолковал компатриотам, что сексуальные приключения — последняя по значению радость для мыслящего человека, все только с облегчением вздохнули. От сексуальных приключений берутся одни болезни, разочарования и дети — а куда здесь детей? Достаточно, что мы сами живем на пупе земли.

О Город, дух похоти и смерти! — как сказал не скажем кто. Похоть вычеркнули, оставшееся подчеркнули.

Но кто влип — тот влип. У нас носки меняют реже, чем в Москве — любовников. Приезжаешь туда навестить друзей — и не успеваешь запоминать имена или хотя бы особые приметы их молниеносных спутников. Там высокие скорости очищают невинную игру организма от иллюзий и последующих угрызений, здесь медлительные, как супружество, романы высвобождают густую и грязную энергию рефлексии. У них линейная, сродни прогрессу, последовательность быстрых, чистых случек каждый раз с кем-то новым, у нас безысходная, сама на себе замкнутая полигамия, следствие вымученного убеждения, что старую связь проще не разорвать, а дополнить новой. Они — дураки, мы — уроды. Мы?! Хорошо, хорошо. Напишем: эстеты.

Пока мы слоняемся по Невскому, наш главный эстет Евгений Негодяев готовит нам материал для второй — не многовато ли, кстати? — постельной сцены. Мадам его еще не бросила? Нет, стерва не стерва, а все же она наш человек, местный, милого дружка ни с того ни с сего не бросит, а если уж нестерпимо приспичит, скорее сделает так, что он сам уйдет. Но пока до этого далеко.

И вот они лежали в постели и разговаривали, играли, смеялись, целовались и возились (поэтому умолчим о ласках, которыми они дарили друг друга, ибо здесь уместны одни восклицания).

И вот мы, иззябшие, жмемся в сторонке, и один наш наметанный завистливый глаз таращится на кровать, а другой оглядывает комнату. (Это так называемая студия, то есть та же однокомнатная квартира, которая из-за отсутствия перегородок — тут тебе ни кухни, ни коридора — кажется более просторной. Студия Негодяева была просторной еще и потому, что была пустой, если не считать того, что Негодяев называет “турецким диваном”, и столика, возвышающегося над уровнем пола не выше, чем щиколотка прелестной ноги. А где одежда? На полу. Кстати, вы замечали, как раздеваются охваченные страстью любовники? У некоторых все летит фейерверком: трусы! носки! все в разные стороны! А некоторые даже в самом искреннем упоении просто не в состоянии бросить рубашку мимо стула. А еще кто-то сложит вещички аккуратно, как дисциплинированный ребенок в тихий час… Нет, одежда вообще? А, не видим, куда-то в стену убрано. А где он готовит? И это как-то незаметно размазано по другой стене… вот плита… торчит холодильник… Честное слово, миленько.)