Олег Бондарь - Убитое счастье (СИ)
Разбудил ее яростный собачий лай.
Что ей снилось, Юля не помнила, но сон был глубокий и какой-то тяжелый. Даже открыв глаза и включив светильник, она еще некоторое время не могла прийти в себя, понять, где находится и сообразить, что случилось.
Позвала Игоря, и лишь потом вспомнила, что его нет, и что она дома одна. А затем лай Тузика пробился сквозь туман в мозгах.
Собака чувствовала чужого, рвалась из цепи и бесилась от невозможности вырваться на свободу и разобраться с непрошенным гостем.
Странно, но осознав все, Юля не забилась в панике, наоборот, вспыхнула злость, даже не злость — ярость овладела ею.
Почему она должна прятаться у себя дома?
Почему должна бояться она, а не тот, кто забрался в ее двор?
Нелогично…
Был также и страх. Но не за себя. Она боялась, как бы с Тузиком тоже не случилось несчастье. Если и его постигнет участь Псины, она не переживет. А потому вскочила с дивана, включила верхний свет, одела халат, захватила на кухне привычную кочергу и не таясь (хозяйка она или нет?) вышла на веранду.
Тузик неистовал громыхая цепью, рвался с нее, захлебывался лаем. Юля посветила фонариков в сторону, куда была направлена его разъяренная морда. Но ничего не увидела.
Ночью под тонким лучом двор казался чужим и незнакомым.
— Что случилось, малыш? Почему ты сердишься?
Услышав знакомый голос хозяйки, Тузик на мгновенье успокоился, а потом с новой силой начал облаивать (невидимого или не видимых? Сколько их там?) пришельцев.
— Хочешь развлечься, малыш? Сейчас.
Она поймала рвущуюся с цепи собаку, обхватила за шею, нащупала и расстегнула ошейник.
— Только будь осторожным, дружок. Сейчас мы им покажем, как шастать ночью по чужим дворам.
Юля была настроена решительно. Едва пес, почувствовав свободу, рванулся в темноту, она побежала за ним.
Спотыкаясь о невидимые препятствия, Юля добежала до флигеля. Тузика не было видно, его лай раздавался где-то в стороне. Там не было дорожки, пришлось продираться сквозь невидимые ночью кусты, ветки которых больно хлестали полуобнаженное тело.
На дворе, наверное, было холодно, но Юле, охваченной азартом погони, было жарко, приходилось, то и дело смахивать пот, застилающий глаза. Лай еще некоторое время перемещался, а потом раздавался уже с одного места, где-то в районе деревянного сарая. Временами он прерывался и переходил в угрожающий рык.
Юля поняла, что собака настигла преступника, зажала его в угол. Наступил самый опасный момент.
Что делать?
Внезапно она вспомнила старую хитрость, вычитанную когда-то в книгах или увиденную в телевизоре.
— Игорь! — крикнула громко, во весь голос. — Ты пока не стреляй, чтобы собаку не задеть. Только, когда я фонариком посвечу.
Кажется, подействовало.
Что-то зашуршало громче обычного, ей даже послышалось, будто кто-то вскрикнул, и Тузик снова зашелся неистовым лаем.
Вот и сарай.
Юля осветила фонариком его стены, но никого постороннего не увидела. Тузик стоял у закрытой двери и угрожающе рычал на нее.
Сарай никогда не закрывали на замок. Там не было ничего ценного, на что мог бы позариться мелкий воришка. Уголь, дрова, всякий хлам. Поэтому Игорь с Юлей обходились простой деревянной щеколдой и считали, что этого вполне достаточно. Конечно, уголь и дрова для села тоже представляют ценность, но вынести их тихо и незаметно, практически невозможно. К тому же, задняя стена сарая была глухой, впрочем, как и все остальные стены, а по бокам к нему примыкал двухметровый сетчатый забор.
Сейчас щеколда оказалась открытой. Юля сгоряча резко дернула дверь на себя, она слегка поддалась, но, тут же вернулась обратно. Кто-то сильный удерживал ее с другой стороны.
— Значит, так? Ну и ладно. Сиди там, а я сейчас милицию вызову.
Юля накинула щеколду, закрыв неизвестного внутри сарая. Изнутри послышался издевательский смешок. Она не поняла, к чему он. Ведь, по идее, запертый злоумышленник должен был чувствовать себя неуютно.
Она различила движение внутри, осыпающийся под ногами уголь, а потом все затихло. Попыток вырваться наружу неизвестный не предпринимал. Хотя сделать это было несложно. Дерево от времени потеряло прочность, и дверь вывалилась бы от одного хорошего удара.
«Наверное, ждет, пока я уйду», — подумала Юля и, вдруг, поняла, что ей действительно нужно уходить. Хоть и поздно, до нее дошло: надумай неизвестный выбраться и напасть на нее, она не сможет себя защитить. Ночная погоня была такой несусветной глупостью с ее стороны.
О чем она думала, на что рассчитывала?
Тузик, конечно, хорошая собачка, но она — обыкновенная дворняга и не приучена набрасываться на людей. Попугать еще — ладно, а полагаться на реальную помощь не приходилось. Хорошо еще, что злоумышленник не сумел разобраться в ситуации и дал ей шанс.
Теперь нужно успеть воспользоваться им. Сматываться поскорее, закрываться на все запоры и ждать, пока приедет Игорь.
Может, действительно, милицию вызвать?
Мысль, конечно, здравая и, возможно, даже правильная. Однако первоначальный азарт уже миновал, безумная храбрость исчезла без следа, а вместо нее закрадывался холодный, липкий, парализующий страх.
Она не могла понять, как оказалась здесь среди ночи.
Что на нее нашло?
И лишь представила, что еще нужно стоять на улице, набирать номер, объяснять, что произошло, ей стало не по себе.
Нет, скорее в дом!
Господи, она так далеко зашла, как же теперь возвращаться обратно?
Между тем, Тузик успокоился. Наверное, надоело бесполезно рычать на запертую дверь. Теперь он все свое внимание сосредоточил на хозяйке, справедливо требуя похвалы за бдительную сторожевую службу.
Юля машинально погладила собачку по голове и медленно, то и дело, озираясь, направилась к дому. Тузик сопровождал ее, резво наворачивал круги, путался под ногами и то и дело подпрыгивал, пытаясь лизнуть ее в лицо.
Глава шестнадцатая
Войти в комнату, в которой он прожил всю свою жизнь, и которая всегда была для него самым родным и уютным уголком на всем белом свете, стоило Игорю больших усилий. Теперь она была чужой. В ней жил посторонний человек. Комната потеряла знакомую с детства ауру, пропиталась чем-то мерзким и неприятным. Вроде бы, та же обстановка, те же вещи, но и они теперь казались бездушными, посторонними, словно не имели к нему никакого отношения.
И еще этот отвратительный запах. Целый букет из дешевой парфюмерии немытого тела и еще чего-то, не поддающегося определению: гадкого, приторного. Когда Игорь вдохнул, его едва не стошнило. С большим усилием удалось протолкнуть обратно застрявший в горле и норовивший вырваться наружу плотный клубок. Подавив рвотный рефлекс, не дыша, подбежал к окну, растворил створку, и лишь, далеко высунувшись наружу, наполнил легкие свежим, приятным, даже показавшимся вкусным, ночным воздухом.
После этого смог обернуться и осмотреться. Всегда чистая и аккуратная, его комната выглядела сейчас запущенной и неопрятной. Постель неубрана, на полу крошки, фантики от конфет, прочий мусор На тумбочке и шкафу — толстый слой пыли.
Аккуратностью мамина подружка явно не отличалась.
Игорь брезгливо скомкал постельное белье, отнес в ванную, бросил в корзину, после чего тщательно, с мылом, вымыл руки.
— Игорь, ты что делаешь? — донесся из гостиной голос мамы.
— Порядок навожу после твоей квартирантки, — грубо ответил Игорь.
— Почему ты так со мной разговариваешь?
Судя по всему, после сделанного врачом укола матери полегчало, и она становилась похожей на саму себя.
Жаль.
Хоть и цинично так думать, но слабая и больная она внушала больше симпатии.
— А как мне говорить? Приютила бомжиху, отдала ей все деньги, чуть не подарила квартиру. А та в знак благодарности едва не отправила тебя на тот свет.
— Не смей! — Голос матери еще был слабым, но в нем уже пробивались знакомые металлические нотки. — Если бы ты меня не бросил, ничего бы не случилось. — И не надо наговаривать на несчастную женщину. Если бы она мне не помогала, я бы уже давно с голоду умерла. Родной сын ни разу не удосужился поинтересоваться, могу я сходить в магазин или нет.
— Мама, не начинай, пожалуйста…
— Что значит, не начинай? Как ты со мной разговариваешь? Разве для того я тебя растила, чтобы на старости выслушивать такое?
Спорить бесполезно. Знакомая заезженная пластинка завелась заново и, пока не проиграет до конца, глупо было ее останавливать.
Но Игорь, все же, решился.
— Мама, я вижу, тебе лучше. Наверное, мне пора уходить. У меня дома одна жена на шестом месяце беременности, и ей тоже, может быть, нужна помощь.
— Ты опять об этой пришмандовке! Да кто она тебе такая? Я — твоя родная мать! Роднее меня у тебя никого нет и быть не должно!
