Мюррей Бейл - Эвкалипт
Со временем дочь выросла, превратилась в молодую девушку. В красавицу, не премину отметить, вот только в красоте ее ощущалось нечто меланхолическое. Например, рыжий студент-юрист был в своих чувствах уверен на все сто. Но влюбленным удавалось разве что пошептаться друг с другом на улице или там в кафешке. Отец девушки студента к дому и близко не подпускал: дескать, ты про мою дочку и думать забудь! При одном только упоминании имени ухажера впадал в безудержную ярость. В глазах отца бедняга-студент не обладал ни единым достоинством, говорящим в его пользу. А в придачу еще и под тайным надзором состоял, по причине политической неблагонадежности .
Студенту даже письма писать было строго-настрого заказано. Все равно отец перехватит и сожжет.
Эллен, стоя на границе света и тени, внимательно вглядывалась в лицо рассказчика, пытаясь понять, выдумывает он или нет.
А тот неспешно продолжал:
— В тайнике еще оставалось несколько марок. Чтобы отвлечь дочку от студента, с которым она, как выяснилось, встречалась втайне, отец увез ее в путешествие. Они поехали вдвоем, только он и она. Сперва в Швейцарию — обналичить марку. А в Женеве отец повстречал некую итальянскую диву. Настоящая примадонна — прямо по учебнику! На глазах у дочери отец влюбился по уши. И ни за что не желал сдаваться, пока не заполучит красотку. Он мотался за дивой по всей Европе, а дочь неотлучно была с ним. Наконец, в пятизвездочном отеле в Мадриде, отец добился-таки своего. И примерно тогда же у него иссякли деньги! Волей-неволей пришлось возвращаться домой. В поезде отец пел скорбные песни, проливая горькие слезы и склоняя голову на грудь дочери.
Его дородная супруга дожидалась на пороге, скрестив руки на груди. Стоило ей только взглянуть на мужа — и она все поняла. Снова та же самая история! На заднем плане вечно маячила соперница. На сей раз супруга решила ничего не предпринимать.
Но теперь он жену словно не замечал. Думал только об итальянской примадонне. Потерял аппетит. Ночами глаз не смыкал. Он решил снова уехать в Швейцарию, на сей раз один. Жена внезапно попыталась помешать ему. Противилась, плакала. Умоляла дочь о помощи. Дескать, отец к ней, к дочке — той самой, что сейчас живет в Мельбурне, — всегда прислушивался. Они же так похожи!
Между тем рыжего студента арестовали. Говорили, что ему грозит тюрьма или высылка.
Дочь заключила с отцом соглашение: оставшиеся марки они поделят. Она уедет со студентом, а он волен воссоединиться с примадонной.
Отец с готовностью согласился.
Рассказывая, незнакомец словно бы приметил что-то в небе. И сощурился.
— Вместе эти двое выбрали день для отъезда. — На жаре голос его зазвучал как-то повышенно заинтересованно. — Дочка из кожи вон лезла, подольщаясь к матери, но мать держалась холодно и отчужденно. Эти «закрытые» страны, они, понятное дело, порождают свои перекосы. У Дерева-Сокровищницы девушка присоединилась к отцу: тот стоял на коленях и шарил по земле в поисках ларчика с марками. В его оптимизме было что-то детское: он мурлыкал себе под нос исполненную надежды арию. Подумать только: жизни их зависят от нескольких картинок на перфорированных бумажонках, что легко поместятся в ладони!
Девушке еще запомнилось, как отец подмигнул. Шуметь было нельзя.
Лишь часом раньше девушка при помощи филателистических щипчиков подравнивала себе брови. А теперь держала их наготове. Отец открыл украшенный эмалью ларчик. Пальто соскользнуло с его плеч.
Марки были сожжены дотла. Внутри не осталось ничего, кроме пепла.
Много лет спустя этой женщине удалось-таки уехать из страны: поселилась она как можно дальше от нее. Прочие персонажи истории, включая студента, остались; при встрече они вежливо здороваются друг с другом.
Бедная, бедная девушка, подумала про себя Эллен. И попыталась представить себе: теперь она взрослая женщина, живет в Мельбурне, за тридевять земель от родины. А отцу-то каково пришлось? Под одной крышей с матерью?.. Заканчиваться истории не заканчиваются, это Эллен уже поняла. В жизни человеческой однозначный финал невозможен. В любом случае это — только начало.
Эллен захотелось узнать больше. Но незнакомец, будь он неладен, словно разом утратил интерес. Мысли его явно переключились на что-то иное. Только вообразите: он взял да и отвернулся, бросил собеседницу на произвол судьбы, словно она — всего-навсего дерево и ничего больше. Невероятная, вопиющая грубость! В пределах мили вокруг них не было ни души. Теперь даже его чрезмерно длинные волосы и, к слову сказать, глубоко посаженные глаза вдруг показались совершенно неуместными в слепящем свете солнца.
Эллен демонстративно направилась было восвояси, как вдруг, к вящему ее изумлению, незнакомец и сам неспешно зашагал прочь или сделал вид, что зашагал, оставив ее под кулибахом. Словом, оба разошлись от дерева в разные стороны. «Да нужен он мне, право слово», — думала про себя Эллен.
14
CAMALDULENSIS[35]
Некоторые эвкалипты попроще — те, что на каждом шагу встречаются, — внимания мистера Грота почитай что и не заслуживали. То и дело Холленду приходилось отзывать испытуемого назад и напоминать ему основные правила, подробно объясненные в самом начале, — так судья призывает претендентов на звание чемпиона в тяжелом весе в центр ринга, глядит сверху вниз сперва на одного, потом на другого, а между тем подходят тренеры и с отрешенными лицами принимаются массировать шеи своих борцов — а правила, между прочим, гласили, что необходимо назвать все эвкалипты до единого, прежде чем он, или кто-либо другой, если на то пошло, завоюет руку его дочери. А теперь пойдем-ка дальше.
И однако ж, как ни крути, принять как данность можно практически что угодно. Правда и иное: некоторые эвкалипты проходят перед глазами в таких несметных количествах, что претерпевают что-то вроде оптического «оксидирования» и становятся практически невидимыми в своей обыденности; такова же судьба сорных трав и телеграфных столбов.
Эллен велено было высматривать неожиданное в заурядном. Само собой разумеется, все до одного объекты этого мира имеют свою историю; причем история эта вытекает из какой-либо иной истории, и так далее, до бесконечности. Дать начало истории (как поведали Эллен) может уже одно название. А неожиданное способно возникать как в мелочах, так и в крупном.
Самый распространенный в мире эвкалипт — красный приречный. В имении Холленда вдоль реки таких росли сотни и сотни. Тем не менее вот вам маленький пример неожиданного! — несмотря на всю свою широкую популярность, в Тасмании он не растет вообще.
На протяжении веков эвкалипт красный приречный (он же камальдульский, Е.camaldulensis) обрастал легендами. Чего, в сущности, и следовало ожидать. Благодаря одному только численному превосходству по всему миру тут и там где-нибудь да торчит эта нескладная громадина, так и лезет в глаза; а вдоль рек нашего континента, в частности, они не просто оттискивают свои расплывчатые силуэты, но на самом деле зеленью врастают в сознание, даря надежду перед лицом общей дерущей горло сухости. А ежели и этого недостаточно, так массивная, обособленная, приземистая коренастость этих деревьев — древних, морёных и бородавчатых — наводит на мысль о дедах и прадедах, то есть о долгой жизни, изобилующей событиями, временами года и историями.
Любопытная штука: при том, что в Австралии красный приречный эвкалипт распространен повсеместно, в литературе впервые описан окультуренный экземпляр из обнесенного оградой сада камальдульского ордена в Неаполе. Как же так вышло?
Эллен отвели в истории несколько ролей (вроде как килю недостроенного корабля): вполне достаточно, чтобы вжиться в них, наделить их голосами и лицами. Девушка занесла в дневник возможные объяснения.
В конце девятнадцатого века некий капитан колесного парохода — ирландец, вдовец, обосновавшийся в Уэнтуорте, — поклялся убить родную дочь!
Герой сей истории в речном судоходстве был очень даже востребован. Он с неподражаемой сноровкой водил судно по реке Дарлинг, даже когда лето стояло в разгаре. К этому зрелищу привыкли: неулыбчивый капитан у штурвала, а рядом — дочурка, рот до ушей и ручкой машет. В один прекрасный день заметили, что дочери рядом нет. И почти тотчас же капитан стал маху давать; теперь пароходик стоило только нагрузить шерстью, тут-то он и сядет на мель. Капитан продолжал плавать по реке туда-сюда, и беспокоили его отнюдь не убытки и не потери выгодных контрактов, но подозрения на предмет поведения его дочери, подозрения, что всякий раз усиливались при виде того, как под Уэнтуортом река Дарлинг сливается и воссоединяется с более мощной рекой Муррей. Возможно, он ошибается… однако дочка вроде бы и внешне слегка изменилась.
По правде сказать, подозрения его были отнюдь не беспочвенны. Дочери еще двадцати не исполнилось, а она уже встречалась с сыном местного скотовода. Об этом весь город знал. Девушка забеременела. Парочка спаслась бегством за день до возвращения отца из недельного плавания по реке. Отец бросился в погоню. Возвращать блудную дочь назад он не собирался.
