Гарольд Роббинс - Наследники
Телевизор был все время включен, но я даже не смотрел на него. На третий день в нем перегорел предохранитель, но я не обратил на это внимания. Теперь вокруг была тишина. Мертвая тишина. Как в могиле. Как там, где сейчас была Барбара.
На четвертый день раздался звонок в дверь. Я сидел в кресле. Кто бы там ни был, пусть убирается к чертям. Но звонок звонил и звонил не переставая.
Я встал.
— Кто там? — спросил я через закрытую дверь.
— Сэм Бенджамин, — ответил голос.
— Проваливай! — заорал я. — Я никого не хочу видеть!
— Мне надо повидаться с тобой! — закричал он. — Открой эту чертову дверь, иначе я ее выломаю!
Я открыл дверь.
— Ну вот, ты меня увидел, — произнес я и хотел снова закрыть ее.
Но он подставил ногу и всем весом навалился на дверь. Я отступил в сторону.
Отдуваясь, Сэм вошел в квартиру.
— Так-то лучше, — сказал он, закрывая за собой дверь.
— Что тебе надо? — спросил я.
Он посмотрел на меня.
— Пора тебе выбираться отсюда.
Я отошел от него и вернулся в кресло.
— Почему бы тебе не оставить меня в покое?
— Так бы и надо было поступить. Какое я имею к тебе отношение?
— Это правильно, — кивнул я.
— Но ты мне все еще нужен, — сказал он.
— Именно так Барбара и говорила про тебя.
— Правда? — Он удивленно посмотрел на меня. — Она была умней, чем я думал. — Сэм подошел к кухонному столу и посмотрел на грязные тарелки. — Когда ты ел в последний раз?
Я пожал плечами.
— Не помню. Когда я голоден, я звоню вниз, и мне приносят что-нибудь поесть.
— Выпить-то у тебя есть что-нибудь?
— Там, в баре, — махнул я рукой. — Наливай себе сам.
Он подошел к бару, вытащил оттуда бутылку скотча и налил до краев два бокала. Затем подошел ко мне.
— Вот, возьми, тебе надо выпить.
— Мне ничего не надо.
Он поставил мой бокал на стол, а сам стал задумчиво потягивать виски, расхаживая по квартире, Через несколько минут я услышал, как он ходит по спальне, потом все стихло. Я смотрел на стоящий на столе бокал с виски и полностью игнорировал Сэма.
Или пытался игнорировать. Но, когда спустя пятнадцать минут он так и не вышел из спальни, я пошел за ним.
На полу лежал ворох одежды. Сэм вытащил из шкафа еще охапку и бросил ее сверху. Заметив меня, он остановился.
— Какого черта ты здесь делаешь?! — заорал я. — Это же вещи Барбары!
— Я знаю, — сказал он, отдуваясь. — Зачем они теперь тебе нужны? Или ты сам собираешься их носить?
Я начал запихивать все обратно в шкаф. Он вырвал вещи из моих рук и с удивительной силой оттолкнул меня. Я набросился на него, но он схватил меня за запястья и крепко держал.
— Она умерла! — резко сказал он. — Она умерла, и ты должен примириться с этим. Она умерла, и обратно ее не вернешь. Прекрати сам лезть в могилу.
— Я убил ее! — закричал я. — Если бы я не отослал ее в Рокпорт, она была бы жива! Она бы не была одна, когда это случилось!
— Это случилось бы так или иначе, — произнес он тихо. — Каждый умирает в свое время.
— Все-то ты знаешь! — горько заметил я. — Вы, евреи, все знаете! Даже о смерти.
— Да, даже о смерти, — ласково сказал он и отпустил мои руки. — Мы, евреи, шесть тысяч лет живем со смертью, мы научились жить с нею рядом, нам пришлось это сделать.
— Ну и как же вы справляетесь с ней?
— Мы плачем, — сказал он.
— Я забыл, как это делается. Последний раз я плакал, когда был маленьким. Теперь я большой.
— Попробуй поплакать. Это поможет.
— Тебе придется помочь мне, — грубо сказал я.
— Я помогу. — Сэм посмотрел вокруг, взял из шкафа шляпу и надел на голову. Затем встал передо мной.
Я уставился на него. Шляпа была слишком маленькой для его головы, лицо покрыто каплями пота, даже очки запотели. Это выглядело смешно, и я едва не рассмеялся. Но что-то меня остановило.
— На каждых похоронах и раз в году, в День поминовения, мы молимся о всех умерших. Этот обычай называется Каддиш.
— И вы плачете? — спросил я.
— Это всегда помогает, — кивнул он. — Потому что это плач не только о наших умерших близких, но и плач обо всех умерших во все времена.
Он взял меня за руку.
— А теперь повторяй за мной: Yisgadal, v’yiskadash… — Он подождал, пока я повторю за ним эти слова: — Yisgadal, v’yiskadash…
Я увидел, как за стеклами очков на глазах у него появились слезы. Он открыл рот, чтобы говорить, но его голос задрожал.
— Sh’may rabbo…
Я почувствовал, как слезы брызнули из моих глаз. Я поднял руки и закрыл ими лицо.
— Барбара! — зарыдал я.
Я плакал.
Я плакал.
Я плакал.
НЬЮ-ЙОРК, 1955–1960 СЭМ БЕНДЖАМИН
Глава первая
Он проснулся со страшной головной болью. Несколько минут полежал не двигаясь, затем с трудом поднялся с постели. Дверь открылась, и вошла Дениза.
— Ну наконец-то встал, — сказала она.
Он посмотрел на нее.
— Я чувствую себя прескверно. Такое ощущение, что полон рот дерьма.
— Еще бы, — сказала она без всякого сочувствия. — Я решила, что вчера ты решил за один присест выпить все виски в городе.
— Перестань, — беззлобно проворчал Сэм. — У меня голова разламывается.
Она замолчала на мгновение.
— Я принесу аспирин.
Она прошла в ванную, а он с трудом поднялся на ноги и встал на весы рядом с кроватью. Поглядев на стрелку, выругался. Сто килограммов!
Когда Дениза вернулась в комнату, он все еще бормотал и ругался.
— Это все от твоего пьянства, — прокомментировала она, подавая ему аспирин и стакан с водой.
Он проглотил аспирин, скорчив гримасу.
— Просто я слишком много ем.
— Ты ешь много, ты пьешь много, — сказала она. — Надо с чего-то начать. Доктор Фарбер говорит, что тебе надо бросить пить, слишком большая нагрузка для твоего сердца. Ты ведь не становишься моложе.
— Перестань, — отмахнулся он от ее нравоучений. — Я знаю. Лучше скажи Мэйми, чтобы она принесла мне что-нибудь на завтрак. — Он направился в ванную.
— Кофе и тосты?
Сэм остановился и посмотрел на нее.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что мне надо. Как обычно. Четыре яйца, бекон, масло, повидло. Мне нужна энергия.
— Это твои похороны, — констатировала Дениза.
— В таком случае, ты останешься богатой вдовой.
Она усмехнулась:
— Обещания, обещания! С тех пор как мы с тобой познакомились, только их я от тебя и получаю.
Он подошел к жене и поцеловал в щеку.
— Жена, давай мне завтрак, ты слишком много разговариваешь.
Она коснулась губами его лица и вышла из комнаты.
Он постоял, прислушиваясь к ее голосу, доносившемуся уже из кухни, потом скрылся в ванной.
Телефонный звонок раздался, как всегда, когда он сидел на унитазе. Из-за закрытой двери послышался голос Денизы:
— Это тебя. Роджер звонит.
— Черт побери! — сказал Сэм. — Скажи ему, что я сейчас подойду. — Он спустил воду и, стараясь перекричать шум, добавил: — И позвони в телефонную компанию, пускай поставят один телефон здесь.
Он прошел в спальню и взял телефонную трубку.
— Да, Роджер?
— Самолет компании «Ал Италия» вылетает в Рим сегодня вечером в девять. — Его голос звучал неуверенно. — Ты действительно полетишь?
— Конечно, полечу.
— Мы и так в этом деле увязли на четыреста тысяч, — сказал Роджер. — Если ты сейчас провернешь с ними это дело, все деньги уйдут.
— Если мы его не провернем, деньги уйдут все равно, — возразил Сэм. — Уйдут по мелочам, чего мы даже не заметим. Надо идти вперед, иначе мы потеряем все.
— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил Роджер.
— Я всю жизнь ждал этого шанса и не собираюсь потерять его.
— Но половина денег — мои, — напомнил Роджер.
— Я гарантирую эту половину, — сказал Сэм, прекрасно зная, что это всего лишь слова. Если деньги уйдут, он ничего не сможет вернуть Роджеру.
Роджер тоже знал об этом.
— Этот Гонт вскружил тебе голову. А что, если он не раскошелится?
— Он раскошелится, — уверенно заявил Сэм. — Это единственный человек, который видит дальше своего носа. К тому же он приносит мне счастье.
Роджер знал, когда нужно остановить это словоизлияние.
— Когда ты будешь у себя в конторе?
— Примерно через час, — сказал Сэм. — Только соберу сумку и — в аэропорт.
Не успел он положить трубку, как в комнату вошла Дениза.
— Ты еще не раздумал туда лететь?
— Нет.
— Зачем? — спросила она. — У нас и так всего достаточно. Детям ничего не надо…
— Мне надо. Слишком долго я ждал этого шанса и теперь не упущу его. Хочу доказать всем, что я не хуже их.
Она коснулась его руки.
— Ты лучше.
Сэм улыбнулся.
— Предвзятое мнение, — возразил он и вернулся в ванную.
