Николас Дикнер - В поисках утраченного
страницы с 37 по 62: биография Александра Селкирка, высаженного на необитаемый остров.
Этот загадочный сборник в анонимном переплете — или в том, что от него осталось, — три судьбы, когда-то разбросанные по разным библиотекам или даже по разным мусорным свалкам. Из чего возникает вопрос: что за изощренный ум создал подобную смесь и с какой целью?
На этот вопрос ответа нет, и я спрашиваю себя, вернется ли девушка за своей трехглавой книжкой. Если нет, мы вправе считать ее своей собственностью и выставить на продажу. Однако вряд ли удастся продать эту диковинку. В ее нынешнем состоянии она может стоить не больше пятидесяти центов, а отдать книжку за пятьдесят центов просто невозможно. Безответственно.
Я смотрю на книжку с возрастающим интересом, потом аккуратно заворачиваю ее и убираю в свой рюкзак.
Ни градуса в сторону
ПРОБУЖДЕНИЕ НАСТОЛЬКО ВНЕЗАПНОЕ, что я резко сажусь в кровати; затем включаю лампу и яростно тру глаза. В поле зрения проявляется тумбочка с чайником, Трехголовой Книжкой и компасом Никольского. Будильник показывает 2.07 ночи.
Я наконец вспомнил, где видел незнакомку из книжного магазина.
История началась в августе 1992 года. Я пристально следил за развитием «Кризиса Ока», особенно после того, как воины из резервации Канаваке забаррикадировали мост Мерсье меньше чем в десяти минутах от моего родного городка. Время от времени я видел бывших соседей, оскорблявших полицейских или индейцев или тех и других одновременно.
Я заметил эту девушку на заднем плане в нескольких выпусках новостей. Она мелькала среди журналистов в сосновом лесочке в Канесатаке, стараясь не привлекать внимания. Юная, хорошенькая, в рубашке цвета хаки и джинсах. На ней не было пуленепробиваемого жилета, но на шее болталась карточка прессы. Я обратил на нее внимание из-за черных волос, длинных и прямых, оливковой кожи и миндалевидных глаз, как я рассмотрел, невзирая ка расстояние. Она была похожа на индианку, и я постоянно удивлялся, замечая ее среди журналистов и полицейских, а не среди мятежников. Вероятно, аборигены попадались и по другую сторону баррикад — советники, переговорщики, наблюдатели за соблюдением прав человека, — но мне казалось, что эта девушка чувствует себя как рыба, выброшенная из воды.
Сидя в постели, я мысленно перебираю старые образы, пытаясь связать их с визитом неизвестной девушки в наш книжный магазин. Совпадение или невидимые нити связывают внутреннюю политику Канесатаке и старую потрепанную книжку, полную пиратских историй?
В этом-то и беде с необъяснимыми событиями. Вы неизбежно интерпретируете их в свете судьбы, или магии, или правительственных заговоров.
Я смотрю на компас Никольского и трижды осторожно постукиваю по пластику костяшками пальцев, как постукивают по стеклу барометра. Сфера покачивается и упрямо поворачивается к северо-северо-западу. Ни градуса в сторону.
Я выключаю свет и снова пытаюсь заснуть.
1995
Остров Стивенсон
СОЛНЦЕ ВЗОЙДЕТ ТОЛЬКО МИНУТ ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ в этом заброшенном уголке Северного полушария. В глубине залива сверкает сгусток электрического света Тет-а-ла-Балейна. Красные и зеленые навигационные огни судна для ловли трески пробираются вверх по каналу, проплывают мимо маяка и исчезают за островом Провиденс.
Ноа с содроганием следит за призрачной громадой айсберга, дрейфующего прочь от берега. В восьмистах морских милях к северу от Монреаля май совсем не похож на весенний месяц, и Ноа задается вопросом: действительно ли этот скалистый промерзший остров лучше отдела V в библиотеке?
Ноа поправляет вязаную шерстяную шапочку и возвращается на место проведения археологических раскопок.
Несмотря на весьма амбициозное название, вся площадка состоит из беспорядочно поставленной четверки старых желтых нейлоновых палаток, сита, подвешенного между тремя аккуратными елочками, нескольких дюжин пластиковых контейнеров различной емкости и отхожего места, оборудованного из теодолитного треножника и старого военного брезента, над которыми возвышается компактный бункер. Прямо за ними, там, где ведутся основные раскопки, усердно трудятся Говард и Эдвард.
В свободное от борьбы за термос с кофе время эти два персонажа раскапывают древнее инуитское захоронение — круг из камней с обглоданным скелетом в центре; скелет лежит в позе, напоминающей эмбриона. Под бесчисленными легкими взмахами крошечных кисточек кости очень медленно освобождаются от гумуса. Тысячу лет назад этот каменный круг положил конец скитаниям старого кочевника. Ветер унес его душу и углерод-14, но скелет не шелохнулся.
Ноа спокойно обходит бункер и направляется ко второму месту раскопок, к коему он и приписан. Эта площадка — нечто вроде доисторического лагеря, и требуется реконструировать личности обитателей и их образ жизни, опираясь на разбросанный вокруг скудный мусор. Очень сложная задача. Легко изучать оседлые народы, здорово наследившие по всей истории, но далекие образы кочевников приходится воссоздавать практически из ничего: крючок из тюленьей косточки, разъеденный кислой почвой, остатки древесного угля, раковины, попадающиеся среди камней.
Веками остров Стивенсон был довольно оживленным перекрестком. Если осторожно поскрести по поверхности, вы обнаружите следы дорсетских охотников на тюленей, бородатых скандинавов, инуитов культуры Туле, баскских китоловов, индейцев племени наскапи и потерпевших кораблекрушение французских моряков — не говоря уже о горстке археологов, две недели не принимавших душ и возбуждающихся при виде крохотного осколка кремня.
Ноа опускается в канаву, становится на колени, ворошит землю совком, собирает крошечные комочки черноватой земли и аккуратно складывает их в пластиковый мешок. Постепенно обнажается кучка золы. Тысячу лет назад на землю упал глиняный кувшин, вероятно опрокинутый шаловливым ребенком. Ноа закрывает глаза. Он готов поклясться, что слышит всплеск древнеинуитских проклятий.
Отмечая положение кучки в полевом дневнике, Ноа слышит крики. Он высовывает голову из канавы и становится свидетелем пограничной стычки между Говардом и Эдвардом. Ситуация накаляется, и вскоре воюющие стороны начинают размахивать оружием. Говард пытается проломить Эдварду череп совком, но Эдвард, увлекавшийся в колледже фехтованием, уклоняется и парирует удар миниатюрными садовыми грабельками, пытаясь загнать Говарда обратно в канаву. Ноа вздыхает, бросает в пластиковый мешок последнюю горсть земли и бредет к бункеру, не обращая внимания на отголоски битвы.
Чтобы войти в этот, как и в любой другой уважающий себя бункер, необходимо пригнуться. Внутри стены загорожены сотнями белых пластиковых мешков, заполненных землей. Создается впечатление убежища времен Первой мировой войны, что в общем-то и имел в виду Томас Сен-Лоран, любовно давая название своей штаб-квартире. Только здесь нет ни снарядов, ни пуль. Пластиковые мешки, как щиты, защищают от течения времени. Пусть снаружи грохочет XX век, но внутри бункера атмосфера застыла примерно в 500 году до нашей эры.
Посреди хаоса большой стол на козлах прогнулся под тяжестью ящиков с камнями, глиняными черепками и груд картонных картотечных карточек. Сидящий перед кучкой наконечников стрел Томас Сен-Лоран покрывает руки репеллентом «ДИТ».
— Что это за шум снаружи?
— Ежедневные покушения на убийство.
Ноа берет фломастер, ставит номер на своем мешке с гумусом и добавляет его к защитному валу бункера. Очередной вклад в архитектуру военного времени.
Каждый вечер после ужина работы продолжаются при свете фонаря. За мытьем посуды участники экспедиции обсуждают события дня, затем переписывают свои заметки и классифицируют все, что оказывается под рукой. Холод рано загоняет их в постели, каждого — в собственную палатку.
Устроившись в армейском спальном мешке, зажав подбородком фонарик, Ноа разглядывает карту Карибского моря, приколотую к стене палатки. Это все, что осталось от Книжки без Обложки, исчезнувшей одновременно с Арисной. Уже десять месяцев Ноа не видел ни ту ни другую.
Глядя на клубы пара, вырывающиеся изо рта, Ноа думает о Леонарде, который в этот самый момент перемешивает древнюю пыль на острове Гидра в заливе Сароникос. Ноа кажется, что он попал не на тот остров. Он уже не раз подумывал бросить университет, но, не имея удовлетворительной альтернативы, не мог заставить себя выйти в реальный мир. И вот он здесь, дрожит от холода на ложе из лишайника и разглядывает старую карту Карибского моря.
Свет его фонарика, постепенно слабевший уже некоторое время, мигает и гаснет. Ноа встряхивает фонарик. Тщетно. Ему ничего не остается, кроме как постараться заснуть. Поворачиваясь на бок, он замечает слабый свет, пробивающийся сквозь нейлон палатки. Это свет из бункера. Ноа выползает из спального мешка, одевается и выходит из своей палатки. С моря налетает ледяной ветер. На востоке с двухсекундными интервалами мелькает луч маяка Иль-Мермет.
