Ника Муратова - Белый кафель, красный крест
– И ты решила, что сможешь её проблему решить?
– Я её в лагере пострадавших и нашла, буквально из петли вытащила. Она не хотела жить. Думала, нет выхода. Всё потеряно – семья, учёба, прошлое и настоящее. Только ребёнок от насильника и остался. И я решила привезти её в госпиталь недалеко от их лагеря. Ты ведь знаешь, что они делают это каждый день под прикрытием начавшегося выкидыша, инфицирования и так далее. И ничего. А тут...
– Как вас поймали?
– Она проговорилась кому-то из родни. Те, не знаю по какой причине, заявили в полицию. Там что-то внутрисемейное, проблемы... На ней решили отыграться.
– Да уж лучше бы сюда привезла.
– Не додумалась.
Не додумалась она. Зато теперь надо думать, как её саму побыстрее отправить.
– Что молчишь?
– Ты начинай собираться. Тебя твой начальник, по-моему, уже завтра готов будет посадить в самолет.
– Куда?
– Не куда, а откуда. Отсюда. Куда – не важно.
– Я не поеду.
– Не сходи с ума.
– Я не поеду. У меня не закончено одно дело. Мне нужно ещё пару недель.
– Но организация тебя просто вытурит. Они не захотят больше никаких конфликтов.
– Ну и пусть. Мне не нужна их опека.
– Ну да, конечно. Сидела бы ты сегодня в тюрьме без них как миленькая.
– В тюрьме не так уж плохо... Большинство сидит в ожидании решения суда годами, на процессы нет денег. У одной муж сбил кого-то на дороге, а её посадили за то, что она находилась рядом с мужем в машине. Соучастница, чтоб их... Ждёт решения суда уже два года. Ещё и ребёнок маленький на руках.
– Зачем ты мне это говоришь? Показать, что и ты готова два года ждать, пока докажут, что ты к аборту непричастна? Не прикидывайся смелее и глупее, чем ты есть на самом деле.
– Не знаю... Сама не знаю, зачем говорю. Я устала. Я хочу спать.
Я тоже хотела спать, у меня было накануне тяжёлое дежурство.
Заснуть долго не удавалось. Думала, что запросто могла оказаться на месте Динки. Вот захотят меня прижучить, как врача-иностранца, ведь найдут причину. Не спросила, не объяснила, рядом стояла. А что пыталась спасти жизнь – спишут на обязанность, долг, ответственность.
Чувство ответственности – очень странное чувство. Как, впрочем, и чувство долга. Пожалуй, легче всего живётся тем, кто либо ни во что не верит, то есть абсолютным атеистам, либо тем, кто верит во что-то, в кого-то безоговорочно, без сомнений, без оглядки. Первые, абсолютные атеисты, руководствуются только нормами и правилами, выработанными собственноручно, путем личных переживаний, опираясь только на свой опыт. Поэтому они никому ничего не должны, за свои поступки и жизнь они отвечают только перед собой, могут в любой момент изменить свои правила, как писатель, меняющий ход событий в своей книге.
Люди из второй категории живут по правилам, продиктованным им их Богом, их религией, их верой. У них есть написанные кем-то каноны, догмы, законы, свод правил, установка, как жить. Им легко и просто. На каком-то этапе своей жизни, одни раньше, другие позже, они пришли к выводу, что эта религия – самая верная, они обрели веру и с этого момента всё, что диктует им вера, стало неотъемлемой частью их жизни. Не надо думать, мучиться, как поступить, их Вера даст им ответ на любые вопросы, их духовный наставник разъяснит всё, что непонятно.
Между первыми и вторыми находится огромная масса людей «посередине». Мечущихся. В постоянном поиске. Они не являются счастливыми членами ордена безоговорочной веры, но в то же время подозревают, что Бог или некие высшие силы, влияющие на их жизнь, всё же есть. Верят в это с разной степенью интенсивности. Это посерединчатое состояние осложняет таким людям существование до ужаса. Зная, что есть определённые рамки, границы существования, возможность осуждения или поддержки со стороны не до конца известных сил, серединчатые не знают, чем руководствоваться, чтобы не нарушить эти неведомые правила. Ведь во внушаемые религиями правила они до конца не верят. Считаться лишь со своими личными моральными устоями не хватает духу, или мудрости, или ещё чего-то. Разметки на дороге жизни кажутся им стёртыми, а правила движения – спутанными. Они движутся, как в тумане, на ощупь, ориентируясь на свою интуицию и движение остальных.
Причём, говоря об ответственности, можно связать её не только с религией. Вернее, религией в жизни человека может стать что угодно. Скажем, для одних это работа, для других – семья, для третьих – деньги. Каждый поклоняется своему Богу и оправдывает свои поступки тем, что хочет его Бог. Врач тоже поклоняется своему Богу. Иногда начинает верить, будто сам и есть Бог. Это неверно, но это так. Это опасно. Это приводит к ошибкам. Динка, похоже, тоже возомнила себя вершителем чужих судеб. Не доведёт это до добра, ох не доведёт.
* * *На работу к нам прислали микроскоп. Спонсоры постарались. И новые рецептурные бланки и формы для анализов. Зато нет сменных простынок для пациенток и тестов на беременность, которые нам ох как нужны. Выдали перчатки – все 12-го размера. А у меня – 6-й. Я тону в них!!! Шить во время операции просто невозможно, к тому же приходится надевать двойные перчатки. Либо самой придётся купить, либо стучаться к начальству. Впрочем, у начальства сейчас проблемы поважнее. Воды нет. В городе вообще нелады с водой. Дело в том, что землевладельцы, на земле которых находится водохранилище, давно уже требуют от правительства выплаты денег за аренду земли и всё никак не дождутся. На этот раз они решили перекрыть воду, пригрозив таким образом правительству. И что, вы думаете, сделало правительство? Заплатило? Нет, обратилось с душещипательной речью, где обвинило землевладельцев в страданиях детей и стариков, оставшихся без воды. Очень мудрое решение проблемы... Надеюсь, скоро поставки воды наладятся.
Приходится пересматривать свои подходы к обследованию пар на бесплодие. Когда пара приходит с проблемами бесплодия, принято начинать с обследования мужа (легче и быстрее выявить мужское бесплодие, прежде чем затевать долгую процедуру с женщиной). Здесь же – всё с точностью до наоборот. Оказалось, врач тянет до последнего с обследованием мужчины, так как в случае мужской «состоятельности» тот сразу же бросает жену, не дожидаясь, смогут её вылечить или нет. А зачем? Ведь он может всегда найти другую. Чем ближе общество к первобытному срою, тем сильнее работает закон джунглей. При этом женщины гордятся своими мужчинами. Иностранцы вот дружно негодуют: какие здесь мужчины злые, агрессивные, да как плохо относятся к своим жёнам, бьют и так далее. Но, на мой взгляд, негодовать надо по другому поводу – женщины здешние совершенно этим не возмущены! Сколько приходит ко мне пациенток, по ходу дела рассказывающих, что потеряли ребёнка после того, как муж поколотил ногами по животу, или что муж дома не живёт, а если приходит, то только для того, чтобы принести новую инфекцию, и тому подобные истории. Думаете, они это с возмущением рассказывают? Отнюдь. По-моему, если соседская свинья забежит на их двор, это вызовет больший шквал негодования. Когда я пытаюсь встряхнуть их: «Ну, как же так? Это же ужас! И вы хотите ещё ребенка от такого мужа?» – в ответ слышу (спокойно, с улыбкой и даже с оттенком гордости): «Наши мужчины такие, да».
Бесконечные семинары и проекты по искоренению насилия в семьях, спонсируемые извне, не приведут ни к каким результатам, пока сами женщины будут воспринимать этот факт как нормальное явление. Грустно и обидно за этих женщин и их дочерей. Сегодня привели девочку, изнасилованную под дулом пистолета. Больше всего поразили глаза. Я не знаю, сколько ей понадобится времени ужиться с этим.
Правда, иногда и такое услышать можно:
– Доктор, я так рада, что вы нашли у моего мужа бесплодие!
– Почему?
– Так он столько измывался надо мной, мол, это я ущербная, грозился выкинуть меня из дому! А теперь пусть только пикнет!!!
Но подобное случается редко. Чаще все же мои пациентки запуганные, бесправные. Им нужен ребёнок и только ребёнок. Всем отделением уговаривали двух мамочек на перевязку труб.
Одна, с пороком сердца, еле выжившая в эти (вторые её) роды, орала на врачей, что они насилуют её волю, что она не хочет перевязки, что если она и умрёт, хоронить будет её семья, а не врачи, так какая им разница? А ребёночек – просто ангелочек. А она еле дышит даже вне родов...
Вторая, ВИЧ-инфицированная, рассуждала, что ей всё равно умирать, зачем ещё мучить себя дополнительными процедурами. А пожить дольше для своего ребёнка и не родить ещё одного с возможностью заразить его – это её как-то мало заботит.
Так и не смогли уговорить ни первую, ни вторую. Права человека. Да.
Динка вот всё продолжает бороться за права женщин. По-своему. Она так и не уехала. Зато дело об аборте получило продолжение. Через несколько дней после освобождения Динки из тюрьмы я пришла домой и удивилась звукам на втором этаже нашего дома. Динка была вновь в отъезде, и я не ожидала гостей. Голосов не было слышно, лишь шаги. Я поднялась. На лестнице показалась Динка, выглядела она устало:
