Нина Федорова - Уйти по воде
Героиня нравилась всем, она была убедительна. Кате стали много писать – мальчики! Ей, так долго жившей без мужского внимания на филфаке, ей, Кате, писали, ею заинтересовались, кто-то признавался, что она просто очаровательна, неповторимый шарм какой-то у нее, необъяснимое обаяние – и всё это писали мальчики Много мальчиков Неправославных!
Она определенно становилась падшей женщиной Играя словами, остроумно и находчиво (благо, было время подумать, пока пишешь) она отвечала им всем, чувствуя приятное возбуждение. У Кати никогда раньше не было столько знакомых, столько общения, а то, что большинство новых знакомых именно мальчики – делало ее как будто уникальной, единственной женщиной в мире, вокруг которой собрались все эти мужчины: восхищенные, очарованные, жаждущие – ее слова, взгляда, внимания
Постепенно стали поступать предложения встретиться. Катя их ловко отклоняла (она же не собиралась настолько пасть, чтобы с кем-то встречаться, она просто играла), и ухажеры постепенно уходили, на их место приходили новые и тоже сходили на нет. Впрочем, Катя не особо жалела о них, потому что у нее давно наметился фаворит, который, кстати, и написал ей самым первым.
Он сразу ей понравился за то, как пишет, остальные писали по-разному – безграмотно, слишком умно, фамильярно, занудно, глупо или слишком игриво, а Костик писал так, что она читала его, как любимую книгу, – все совпадало, все попадало в цель, абсолютно все ей нравилось. Больше и больше
Сначала они перебрасывались короткими письмами-мостиками, боясь, что беседа увязнет, растворится в виртуальном мельтешении лиц и имен и они потеряют друг друга из виду, поэтому как будто протягивали по очереди друг другу руки – если что, закончил беседу не я, я свое сказал, скажи и ты, если хочешь
Постепенно дружба стала крепче. Костик уже знал, что Катя учится на четвертом курсе филфака, любит книги и рисование, Катя уже знала, что он заканчивает в этом году институт и сейчас пишет диплом, что он очень любит читать и… – о ужас! – в свободное время играет на бас-гитаре в своей любительской рок-группе с институтскими друзьями
Он был самым настоящим металлистом Или панком? Какая разница, впрочем – Катя все равно в этом не разбиралась. Возможно, у него была даже «косуха» и всякие страшные сатанинские железяки.
Катя была в ужасе – кажется, она накликала себе беду Нравились тебе эти неформалы всегда, да, Катя? Пожалуйста, получи Добегалась Допадалась – «падшая женщина», доигралась Разве могла она представить, что такой положительный во всех отношениях мальчик, который ей так понравился и с которым так интересно, любит бесовскую музыку и даже сам ее творит?
В то же время невозможно было поверить – она, Катя, православная, так запросто беседовала с одним из «них», страшных, апофеозом неправославности, она с ним говорила, и он оказался вовсе не инфернальным существом, а обычным человеком! Он говорил не на инопланетном языке, а вполне на Катином, у них были общие темы и даже общие интересы! Он мог говорить нормально, а не только матом и о сатане! Интернет воистину творил чудеса Или это она уже достаточно пала, чтобы ее приняли за свою?
Она заметалась – долг христианки (все-таки еще христианки!) вынуждал немедленно порвать эти греховные отношения, она даже спросила Костика строго – не сатанист ли он случайно? Он как будто немного обиженно ответил, что случайно нет
Христианская часть Катиной души требовала – немедленно восстать ото сна, одуматься, стряхнуть с себя пелену греха «Не знак ли, – вопрошала христианская часть души, – не знак ли это тебе, Катя, что слишком далеко ты зашла в своих играх? Не пора ли пойти к отцу Митрофану и рассказать, наконец, всё?»
Но другая часть души, земная и грешная, противилась, уговаривала: ведь ничего страшного нет, ну и что, что музыка, он сам сказал, что не сатанист, он так хорошо тебе пишет, что-то такое исходит от него, даже через экран, спокойное, доброе. Да и по-христиански ли, спрашивала коварно эта грешная, нетвердая в добродетели часть души, по-христиански ли оставлять человека с его заблуждениями, откреститься, убежать сразу, не попытавшись просветить светом веры истинной?
Не по-христиански, согласилась Катя с легкостью, рассудив – и здесь можно найти компромисс.
Костик, не понимая ее испуга, начал рассказывать ей об этой музыке: она бывает разной, есть вообще группы, которые пишут песни только на социальные темы, к тому же он металл только слушает, да и не только металл и рок, он просто любит музыку, а играет скорее мелодичный панк, они с ребятами разные стили пробуют, так что какой еще сатанизм! Но Катя быстро свернула этот разговор, ей было слишком страшно – она почти предавала Христа. Костик, впрочем, не обиделся – они снова стали болтать о разном, темы находились всегда, «опасную» же обходили стороной.
Осень выдалась дождливой и холодной Катя возвращалась поздно вечером из университета, прятала замерзающий нос в шарф, грела в карманах руки, оскальзывалась на мокрых листьях, бежала от метро домой, торопясь, мысленно уже проживая все приятное, – скинуть сапоги, бросить полную книг и влажную от дождя сумку у стола, наскоро поесть, налить себе чаю, скорее включить компьютер и открыть заветное письмо, которое ждало ее каждый вечер – волшебное письмо, от которого она сразу согреется и начнет улыбаться
Она не заметила, как привыкла к этим письмам, как стала ждать их, сначала с любопытством, потом с надеждой, потом с какой-то теплой уверенной радостью. Теплая уверенная радость исходила от него – от Костика, виртуального, незнакомого, но живого Он где-то жил, что-то делал, любил кого-то – незнакомых ей людей, гораздо более близких, чем она: друзей, родителей, но часть его была для Кати – в письмах, в словах. Лично для нее одной
Он всегда подробно расспрашивал о ее делах: как прошел день, что нового сегодня – было даже странно, что все это важно какому-то полузнакомому мальчику, но он спрашивал, ему как будто было интересно, и она старалась рассказывать так, чтобы было нескучно об этом читать.
Он уже знал про любимую Марию Владимировну, преподавательницу французского, которая за ошибки грозила «удушать экзерсисами» и задавала переводить Бальзака, а в прошлом году Гюго, но Гюго-то мой любимый писатель, «Девяносто третий год», ты читал? Нет, надо будет почитать, раз советуешь, я только «Человека, который смеется» и «Собор» читал, а ты не волнуйся, я тебе сейчас кину ссылку на перевод, если не успеваешь сама перевести. Ура, можно распечатать, спасибо, Костик, а то в библиотеке «Кузину Бетту» не дали, а в Интернете я не умею толком искать Спасибо!
Она рассказывала ему про Кавафиса, который ей так полюбился за время изучения новогреческого и по которому она хотела писать диплом, рассказывала об особенностях поэтического перевода – им она собиралась всерьез заниматься, и это тоже Костику почему-то оказалось интересно, он тоже любил стихи и признался, что иногда пытается перевести на русский тексты любимых групп. При этом в нем не было никакой издерганности и надломленности, так свойственной творческим мальчикам, нет, он был простой, понятный, без всякой рисовки, но его неожиданные наблюдения поражали Катю иногда – свежестью и точностью мысли, взглядом с какой-то другой стороны Взглядом не филолога, но того, кто тоже чувствовал слово. Или душу?
Катя могла ему пожаловаться, он всегда ее утешал, всегда так легко шутил, что она сразу отогревалась, начинала улыбаться (глупо, наверное, выглядело со стороны, когда она так в одиночестве улыбалась в монитор), ей становилось тепло и радостно, и за тепло и радость она была благодарна своему виртуальному другу
Они просиживали за разговорами глубоко за полночь, Кате не хотелось уходить, но, засыпая под утро, она думала, что снова наступит вечер, снова полетят в виртуальность неведомые сигналы, и потянется опять эта нить из букв, слов, предложений, потечет из кончиков пальцев, из рук в руки, невидимый, тонкий, хрупкий, но живой ручеек.
II
Была уже середина октября, но в доме почему-то еще не топили. Катя мерзла, сидела по ночам в шерстяных носках и двух кофтах, пальцы леденели и не слушались, сбивались, ляпали опечатки Она грела руки о чашку с чаем, терла утомленные глаза, поднимала голову – в доме напротив горели только два окна, – думала: где-то там, в этом огромном городе, так же горит окно, так же сидит в ночи он – Костик, одновременно знакомый и незнакомый, близкий и чужой
В ночной тишине гудел компьютер, из приоткрытой двери соседней комнаты слышалось сопение: шумное, размеренное – Ильи, частое и быстрое – Ани, Катя прислушивалась к звукам, не открывается ли родительская дверь, не идет ли мама. Родители догадались о ее ночных бдениях, ругали – в три часа ночи она еще не спала, мама была в ужасе, теперь специально вставала по ночам, чтобы гнать Катю спать, они с папой даже шнур от модема уносили к себе на ночь, так что Катя немедленно пришла в отчаяние Но заехавший как-то в гости Митя ей подсказал выход – точно такой же шнур есть в телефоне, можно воспользоваться им. Теперь Катя разработала хитрый план: хлопнуть дверью своей комнаты так, чтобы мама поверила, будто она уже ушла спать, потом без скрипа снова открыть дверь, пройти, не дыша, по коридору, вытащить шнур из телефона, так же на цыпочках вернуться, набрать заветный пароль, послушать райскую музыку – скрипучее пение модема, и наконец написать: «Я пришла!»
