Елена Перминова - Бестолковый роман: Мужчины не моей мечты
Со стены на него смотрели коричневые цветочки из ровных, серых дорожках. Вся мебель была расставлена по своим местам.
Поэт
У нас с Галкой и Светкой есть традиция – каждую пятницу, независимо от семейного и материального положения встречаться в пивбаре. На повестку дня мы выносили три вопроса: «все мужики сволочи», «носить нечего» и «разное». Так как нас было трое, то первый пункт состоял из трех подпунктов. В подпункт «а» попал Галкин Серега. Мы мучительно искали ответ на вопрос, почему он после трех лет совместной жизни решил с Галкой расстаться. Без всяких побудительных причин. Если, конечно, не считать, что она съездила без него в отпуск. На теплоходе по Волге. И как только причалила, он сообщил, что между ними все кончено. Светка считала, что он Галку приревновал. Чисто теоретически. Представил, что ей было без него хорошо. И не смог простить. У самой Галки вообще не было ни одной версии. Она сосредоточенно рассматривала дно пивной кружки и сокрушенно вздыхала. Я сказала, что для ревности должно быть основание. Если его нет, значит, это не ревность, а болезнь. Не знаю, как точно называется, но очень похоже на идиотизм. Тем более, Серега к Галкиному отпуску отнесся с пониманием. Не предлагал поехать вместе. Ни о чем не предупреждал. «Не кисни, Галка, – подвели итог мы со Светкой. – Может быть, тебе повезло больше, чем ему. Ушел, так ушел. Помаши ручкой». Галка так и сделала. Небрежно махнула рукой и запила остатки воспоминаний пивом.
Потом очередь дошла до Светкиного Макса. Надо было решить, ехать Светке с ним в Ростов или не ехать.
– Это все зависит от того, чего ты хочешь, – умничала Галка. – Если ты считаешь, что будешь с ним счастлива, то тогда не важно где: в Москве или Ростове.
– Даже если я с ним буду счастлива, Москву он мне не заменит. А это уже половина от предполагаемого семейного сценария.
– Тогда скажи: хочешь жениться, спроси у меня – как, – вставила я.
– И как? – в оба голоса выкрикнули подруги.
– Что, мне тебя учить, что-ли? Доходное место, карьера, деньги, квартира, тепло семейного очага.
– А он сказал: или – или. Или мы уезжаем в Ростов, или мы расстаемся.
– Ну, туда ему и дорога.
– Куда?
– В Ростов.
– А как же любовь?
– Любовью здесь и не пахнет.
– Но у тебя же все по-другому.
– Просто я предоставила своему благоверному свободу. И он не выдержал такого испытания. Потыкался в разные стороны, как слепой кутенок, и вернулся. Захочет уйти, отпущу. Держать не буду.
– А если не вернется?
– Значит – не мое.
– Она права, – переглянулись Галка со Светкой и задумались.
– Пойдемте сегодня в клуб! – бросила я для разрядки напряженности.
Обе оживились. Мы склонились над столом. Уткнулись друг в друга лбами. Подмигнули. В глазах зажегся веселый огонек. Взялись за руки и, в который раз, поклялись в вечной дружбе.
На слове «клянемся» нас прервали.
– Девушки, а что, здесь теперь пивбар? – прыгнул в нашу сторону мужоид, похожий на кузнечика.
Мы уставились на него тремя парами глаз. Светка на всякий случай оглянулась. Убедилась, что сидит в пивбаре, и подперла щеки руками.
– Когда я был молодой, здесь была библиотека, – не унимался Кузнечик.
Я подумала, что молодой он был давно. Но надо отдать должное, память у него была хорошая.
– Вот видите, как все меняется, – с готовностью откликнулась добрая Галка.
Он обрадовался. Засуетился. Нырнул в свой портфель. (У нашего учителя физики был точно такой же. Пятнадцать лет назад.) Вытянул оттуда пожелтевшую газетную вырезку и сунул ее под самый Галкин нос:
– Вы хоть знаете, с кем разговариваете?
Мы разом откинулись на спинки стульев. Посмотрели друг на друга. Я не выдержала:
– Ничего, что мы сидим?
– Нет, сидите, сидите, – великодушно разрешил он. Вот видите, эта статья про меня. Читайте. Поэт Валентин Профанов. А это мои стихи. Хотите, почитаю?
Мы не хотели. Но он все равно начал читать. Каждой из нас досталось по одному набору рифм. Галке – про солнце в небе. Светке – про тропинку в горах. Мне – про тополя. Под столом меня кто-то усиленно толкал в коленку. Это означало, что огонь я должна взять на себя. Но погасить этот поэтический факел было невозможно. Он разбрасывал в стороны руки. Торопливо выкрикивал слова. И все – про него. Какой он гений. Как жаль, что об этом мало кто знает. Но сейчас он спокоен. Он нашел своих поклонниц. Его так внимательно никто не слушал. Всегда уходили. Сразу видно, что мы девушки культурные. Мы ему духовно близки. И он обязательно пригласит нас на свой творческий вечер. Только не сейчас. Сейчас ему еще рано подводить итоги. У него еще все впереди. Он не написал свою главную вещь. И она будет про смысл жизни. До него еще никто не определил, в чем этот смысл. А он определил. Это будет открытие вселенского масштаба. И в области философии, и в области литературы. Потому что открытие будет зарифмовано.
Запасы моей вежливости иссякли. И я перешла в наступление:
– А, кроме вас, еще кто-нибудь так считает?
– Ты что, с ума сошла. Теперь его не остановишь, – толкнула меня под столом Светка.
Но наш собеседник резко развернулся и выскочил из бара.
– Вот видите, на этом фоне все наши мужики – просто душки. Давайте их будем беречь, – сказать Светка.
Кузнечик вернулся не один. Он держал за руку дородную женщину в шляпе. Все ее отчаянные попытки скрыть свою полноту под бесформенной накидкой не удались. Он любезно обвел стертые линии ее фигуры сбоку и спереди. Снял с шеи платок. Протянул нам ее распухшие руки. И только потом сказал:
– Познакомьтесь, это моя жена. Моя муза. Мое вдохновение.
Муза смущенно улыбнулась:
– А ты их знаешь?
– Дорогая, мне это и не обязательно. Главное, что они знают меня. Я же говорил, что найду своего читателя. Вот и нашел.
– Но зачем ты так волнуешься? Один-то читатель у тебя был. Это я. Но это хорошо, что нас стало больше. Я рада за тебя, – и она поцеловала его в раскрасневшийся нос. – Спасибо, девочки.
Она взяла его за руку и вытянула за собой из бара. Было видно, как он вскинул голову. Распрямил плечи. И старался идти широкими шагами.
Мы переглянулись.
– Знаете, девочки, я поняла, в чем наша общая проблема, – подвела черту Светка.
– В чем? – спросили мы с Галкой.
– Мы решаем чужие проблемы. В том числе и собственных мужиков. Поэтому они нас и бросают.
Мы встали из-за стола и разбрелись в разные стороны. Каждой из нас было о чем подумать.
Чертополох
Меня засунули в книгу и придавили тяжелым грузом. До этого у меня была своя, растительная жизнь. Я был цветком, а теперь – часть гербария.
В жизни меня звали Чертополохом. Я вырос на бугре, плотно заросшем крапивой. Еще в детстве я понял, что мир настроен ко мне враждебно. Сильные корни крапивы выталкивали меня из земли. Ее колючие лапы хлестали по стеблю и заставляли прятать голову. Я мог свободно дышать только во время дождя. Тогда листья крапивы, набухшие от воды, свешивались вниз и освобождали пространство вокруг меня. Но стоило только выглянуть солнцу, как муки мои продолжались.
Я понял, что жизненное пространство надо увеличивать, независимо от погоды. И начал выпускать колючки. Сначала на стебле. Но этого оказалось мало. Крапива, пользуясь своим высоким ростом, запускала свое жало в мою голову. Мне пришлось постоянно клониться вниз и пригибаться к земле. Смотреть на жизнь под одним углом зрения мне не нравилось. Тогда я сбросил с головы мягкий пушок и заменил его на острые иголки. Крапива, испугавшись моей колкости, оставила меня в покое. Вокруг меня образовалась пустота. Меня никто не любил. Моих колючек боялись все. Даже дети, собирая цветы вокруг моего бугра, обходили меня стороной.
Я очень хотел, чтобы на меня обратили внимание. Когда появлялись люди, я вытягивался во весь рост, прижимал колючки к стеблю и осторожно поворачивался во все стороны. Но все проходили мимо. Скоро я стал выше крапивы и мог разглядеть домик лесничего, который прятался за тремя березами. Сквозь ветки было видно, как на окне шевелятся занавески и открывают большую вазу. Я бы отдал все, чтобы оказаться в ней. Но отдавать было нечего. Приходилось терпеливо ждать. Наконец, я дождался. Дочка лесничего с неизбежностью рассвета наклонилась надо мной. Неужели я мог ей понравиться? Нет! Она просто решила вырубить крапиву. Я задержал дыхание и погладил ее по руке. Она посмотрела на меня, осторожно дотронулась до стебля, и срезала его под самый корень. Дома она наполнила водой большую хрустальную вазу и посадила меня туда.
Я был счастлив. Наконец-то я стал кому-то нужен. Наконец-то за мной ухаживали. Каждый день мне меняли воду, поправляли колючки, отрезали загнившие листья. Ставили на окно и поворачивали к солнцу. У меня был свой дом. Мне было тепло и уютно.
Как-то моя хозяйка втолкнула в мою вазу ромашки. Это было отвратительно. Сидеть рядом с такими беспечными, легкомысленными цветами было невыносимо. Они раздражали меня своим вылупленными желтыми глазами. Их белые ресницы, которые каждый вечер в изумлении поднимались вверх, цеплялись за мои колючки и тянули мой стебель в разные стороны. В вазе стало тесно и неуютно. Я терпел несколько дней. Наконец, изловчился и проткнул своими колючками все тонкие стебли ромашки. К вечеру они свесили свои легкомысленные головки с края вазы и завяли. Хозяйка выбросила их во двор, и я опять остался один. Теперь мне не с кем было делить ее заботу. Вся ее любовь принадлежала только мне.
