Платон Беседин - Книга греха
— Спасибо, что согласились встретиться, Данила, — произносит Яблоков, но в его голосе не слышится благодарности.
— Не за что, — говорю я, стараясь смотреть на него.
В темноте его щуплая фигура кажется ещё более субтильной, похожей на кривую вешалку для одежды. Но уверенный, ровный, немного отстранённый голос маньяка вселяет страх.
— Наверняка, Данила, вы помните наш разговор на собрании партии.
— Конечно.
— Кажется, уже тогда я разглядел в вас героя.
— Я молчу, и он продолжает. — И, действительно, нужно быть героем, пусть и сомнительным, чтобы одновременно присягать на верность русскому народу и жидам.
— Простите? — я не понимаю, о чём речь.
Яблоков смотрит на болезненный полумесяц и неожиданно меняет тему:
— Что вы думаете о Гитлере?
— Думаю, что он, — я стараюсь максимально аккуратно подбирать слова, — оставил заметный след в истории.
— Изящно вы ушли от ответа, — ухмыляется Яблоков. — Речь о другом, Данила. Кто-то считает старину Адольфа кем-то вроде антихриста, кто-то героем, кто-то — банальным шизофреником. Не спорю, мнения тут могут быть диаметрально противоположными. Но одно можно утверждать совершенно точно: Гитлер один из немногих, кто осмелился открыто выступить против евреев. По сути, вся его военная экспансия есть «крестовый поход» против жидомасонства.
Я думаю о том, каким образом мой дед, сын русского лесника и белорусской доярки, относился к жидомасонам? Как он, в семнадцать лет брошенный из родного дома в чудовищное месиво войны, способствовал жидомасонскому заговору?
— Старина Адольф, как вы его называете, сам был на четверть евреем, которые его и финансировали, — неожиданно зло говорю я.
— Да, — разводит руками Яблоков, — такова вся история жидовства: свои жрут своих.
— Не понимаю, для чего они вовлекают в свою делёжку другие народы.
— Понимаете, Данила, комплекс власти. Против него не попрёшь. А где он — там и педерастия, там и садизм.
— Для этого есть психиатрия.
— Видите ли, у них свои психотерапевтические методы. Так чтоб больше жертв, больше слёз и больше крови. Знаете, что сказал о жидах великий Джордано Бруно? — Яблоков цитирует. — Евреи являются зачумленной, прокажённой и опасной нацией, заслуживающей искоренения со дня её зарождения. Бенджамин Франклин призывал американцев изгнать жидов из страны. Ему вторили в России Пётр Первый и Екатерина Великая, а пророк Магомет называл жидов не иначе, как пожирателями людей.
Что-то из брошюр. Яблоков делает паузу, оценивая меня, и заканчивает:
— И такому народу вы служите, Даниил?
Я не понимаю, к чему он ведёт. Не понимаю его вопроса. Не понимаю, для чего я здесь вообще.
— Лев Петрович, я не служу никакому народу, кроме русского.
— Ложь, Даниил, наглая ложь! — он сжимает кулаки.
Наверное, сейчас меня сзади ударит тот здоровенный детина. Затем достанет оружие и пристрелит, как бешеную собаку.
— Не понимаю, о чём вы говорите.
— То, что я говорю, понять не мудрено, — вновь охладевает к происходящему Яблоков. — Вам знакомо имя Марк Аронович Шварцман?
Внутри меня, кажется, взрывается ледяная бомба. Каждую клетку парализует обжигающий, убийственный холод. Теперь я понимаю вычитанное в книгах выражение «похолодело внутри». Сейчас нет смысла врать, и я соглашаюсь:
— Знакомо.
— Вот видите, — Яблоков кажется удовлетворённым, — в вас есть честность русского патриота. Ну а коль вам знакомо имя, то знакомы и те зачумленные крысы, к которым вы наведываетесь в последнее время.
— Крысы? — переспрашиваю я.
— Крысы, крысы, — Яблоков начинает ходить по кругу, заложив руки за спину, — все эти сектанты. Он говорит о секте позитивных. Я понимаю. Но откуда он знает о них? Обо мне среди них? И чего хочет?
— Странно, что вы не понимаете, для русского патриота ошиваться среди больных отбросов, психов и агентов жидомасонства особенно тлетворно, — обвиняет Яблоков. — Что вы забыли среди них?
Я молчу. Чувствую, как за спиной вырастает детина. Представляю, как выпущенная пуля пробивает мою черепную коробку, липким фонтаном разбрасывая мозг.
Яблоков продолжает допрос:
— Вы больны? У вас вирус? Нам, русским патриотам, не нужны прокажённые. Да и вы сами в таком случае себе не нужны.
— Я не болен. Среди них я… из-за любопытства и из-за денег. Я их фотограф, — выкручиваюсь я.
— Любопытной Варваре, как гласит русская пословица, нос оторвали, — изрекает Яблоков. — Так, кто вы, Даниил, выродок и служка жидов или член партии и русский герой?
— Второе.
Он насмешливо хмыкает и, остановив ходьбу по кругу, заявляет:
— Героя надо заслужить.
— И, видимо, вы знаете как?
— Безусловно, — Яблоков, замерев в патетической позе, сверлит меня взглядом. — Вы должны обезглавить шайку! Вы должны убить Шварцмана!
— Причины мне знать необязательно?
— Русская земля не должна носить на себе выродков. Чем не причина?
— Вполне себе причина.
— Я обещал вам выгодное предложение. От слов не отказываюсь. И, заметьте, ваши, хм, друзья никогда не узнают, что вы не такой, как они. Но, не убив, пеняйте на себя!
Думаю, пуля в затылок — наилучший вариант из того, что я могу получить, не выполнив задания.
— По рукам? — говорит Яблоков. Я жму его руку. Обратно едем молча. Приглушённо играет радио. Городской пейзаж, кажется, стал ещё более унылым. Или всё дело в моих мыслях?
Меня высаживают у того же круглосуточного бара, где и забирали.
Я заказываю водки с томатным соком, думаю и прошу принести ещё три порции.
Убить Марка Ароновича. По приказу Яблокова. Что ж, как говорил он сам, «такова вся история жидовства: свои жрут своих».
Глава двенадцатая
IНа моём диване с недавних пор появились любимые плюшевые игрушки. По фен-шую, они служат эгрегорами защищённости. И я верю в то, что каждая из них защитит меня от самого себя.
Белого медведя Потапыча купил отец, в день, когда мне удалили аденоиды. Теперь у Потапыча уродливая родинка на лбу — результат затушенной сигареты. Свинку Хаврошу мне подарили на пятилетие. Я оторвал ей ухо.
Помню, как придумывал им имена. Теперь в магазинах детские игрушки продаются уже с именами. Детям не оставляют права на фантазию.
Игрушки выглядят старыми, потрёпанными, но родными. В каждой — частичка близких. Травмы и раны этих плюшевых созданий — одно из доказательств реальности моей жизни.
Похожий на обритого хомячка, полный пастор с протестантского канала глаголет: «И узрел я тогда Господа, и Господь дал мне хорошую работу. И стали мы счастливы, ибо деньги полились на нас божественной рекой…».
Когда он говорит всё это, то забавно подпрыгивает, словно каучуковый шарик, которым мы так любили играть в детстве.
«Бог всегда рядом. Это лучший бизнес-партнёр, с которым вы заключили самый выгодный в жизни контракт…»
Мысли становятся жестокими. Отстранённо я размышляю, как убить Марка Ароновича. Он гомосексуалист, и этим нужно воспользоваться.
Однажды, в Интернете, я проходил тест «Насколько вы гетеросексуальны?». Результат: «Вы гетеросексуальны на 63 %; вы слабо выраженный бисексуал».
По статистике доктора Кинзи, 33 % мужчин мечтали о гомосексуальной связи вплоть до оргазма. Каждый третий.
Я должен убить Марка Ароновича там, где он меньше всего этого ожидает. Когда он будет полностью расслаблен, максимально умиротворён.
В 1973 году тринадцать из пятнадцати членов президиума Американской психиатрической ассоциации решили, что гомосексуализм не является психическим заболеванием. До этого времени гомосексуалисты официально считались психами.
Марк Аронович сам предложил мне пройти посвящение. Эта история пишется не мной. Я уверен. Иначе как настолько удачно совпали предложение Марка Ароновича и задание Яблокова? Теперь, без сомнения, две эти точки, по закону геометрии, образуют прямую моего пути.
Я знаю, как и где должен убить Марка Ароновича. Но для чего? Чтобы в очередной раз попытаться спасти собственную шкуру?
Многих гетеросексуалов, которых зачастую обвиняют в агрессивной гомофобии, по сути, раздражает не гомосексуализм как таковой. Их раздражают люди, кичащиеся им как даром свыше. Такие люди свято полагают, что если ты гомосексуалист, то априори гений.
Марк Аронович не исключение. Но разве можно убить человека за надменность?
Я вдруг вспоминаю Станислава, посвящённого в секту. То, как он шёл в толпу с низко опущенной головой. Как самодовольно улыбался Марк Аронович, пряча в штанах член.
Психиатры полагают, что гомосексуальность напрямую связана с агрессией и садизмом, порождающими так называемый «комплекс власти» или «комплекс избранности». О нём мне твердил Яблоков.
