Хелен Саймонсон - Последний бой майора Петтигрю

Джемайма неприятно хрюкнула.

— Ну разумеется, — сказала Марджори. — Давайте спокойно все обсудим. Джемайма говорит, что если мы продадим пару, то получим гораздо больше.

— Возможно, я бы мог сам сделать вам некоторое предложение, — сказал майор, понимая, что его слова звучат неубедительно. В его голове уже крутились цифры, и он пока что не мог придумать, где ему взять необходимую сумму. Военная пенсия, несколько вкладов и небольшая рента, доставшаяся ему от бабушки по отцовской линии (и в самом деле не учитывавшаяся при оценке родительского состояния), позволяли ему вести вполне достойный образ жизни. Но он не стал бы рисковать и трогать капитал без крайней на то необходимости. Возможно, ему удастся заложить дом? Майор поежился от неудовольствия.

— Я не стану брать у тебя денег, — сказала Марджори. — Просто не смогу.

— В таком случае…

— Надо проявить смекалку и назначить самую высокую цену из возможных.

— Надо обзвонить аукционные дома, — предложила Джемайма. — Получить оценку.

— Значит, так, — сказал майор.

— Твоя бабушка как-то продала чайник в «Сотбис», — обратилась Марджори к дочери. — Ей он никогда не нравился — слишком вычурный, а это оказался майсенский фарфор, и они неплохо заработали.

— Разумеется, понадобится заплатить комиссию и все такое, — сказала Джемайма.

— Ружья моего отца не будут выставляться на публичном аукционе как какое-нибудь имущество разорившейся фермы, — твердо заявил майор. — Имя Петтигрю никогда не появится в каталоге.

Лорд Дагенхэм преспокойно выставлял на аукцион предметы из наследия Дагенхэмов. В прошлом году инкрустированный стол времен Георга II уехал на «Кристис». В клубе майор вежливо слушал, как лорд Дагенхэм хвалится тем, сколько заплатил какой-то русский коллекционер. В душе, однако, его беспокоил образ изящного столика, замотанного в одеяло и заклеенного скотчем, уезжающего в прокатном мебельном фургоне.

— А что ты предлагаешь? — спросила Марджори. Майор подавил в себе желание сообщить, что предлагает им пойти к черту.

— Я предлагаю вам дать мне возможность навести справки, — сказал он тем голосом, каким успокаивают расшумевшихся собак и капризных детей. — Недавно я познакомился с одним коллекционером оружия из Америки. Возможно, я дам ему взглянуть на них.

— Американец? — переспросила Марджори. — А кто он?

— Вряд ли его имя что-то тебе скажет, — сказал майор, импровизируя на ходу. — Он предприниматель.

Это звучало более весомо, чем «строитель».

— Звучит многообещающе, — сказала Марджори.

— Мне, разумеется, понадобится вначале взглянуть на ружье Берти. Боюсь, что потребуются некоторые реставрационные работы.

— То есть вы хотите, чтобы мы отдали вам ружье прямо сейчас? — спросила Джемайма.

— Думаю, так будет лучше всего, — ответил майор, предпочитая не замечать звучащую в ее голосе издевку. — Разумеется, вы можете сами отдать его на реставрацию, но боюсь, это вам обойдется в приличную сумму. Я могу сам его отреставрировать совершенно бесплатно.

— Это очень мило с твоей стороны, Эрнест, — сказала Марджори.

— Это меньшее, что я могу для вас сделать, — ответил майор. — Берти был бы рад.

— Сколько времени вам понадобится? — спросила Джемайма. — Оружейный аукцион «Кристис» состоится в следующем месяце.

— Что ж, если вы хотите заплатить пятнадцать процентов комиссии и удовольствуетесь предложенной вам ценой… — протянул майор. — Лично я не отдал бы свое ружье на милость рынка.

— Пусть Эрнест сам все сделает, — сказала Марджори.

— Кстати говоря, в следующем месяце я буду на охоте у лорда Дагенхэма. У меня будет возможность показать этому американцу ружья в действии.

— Сколько он заплатит? — поинтересовалась Джемайма, тем самым продемонстрировав, что несклонность Марджори к обсуждению финансовых вопросов не передалась ее потомкам.

Когда Грегори вырастет, он не будет срезать с одежды ценники, а на окне его немецкого спортивного автомобиля будет красоваться наклейка производителя.

— Это, моя дорогая Джемайма, деликатный вопрос, который уместно будет затронуть после того, как ружья будут продемонстрированы в действии.

— Мы получим больше денег, потому что вы побегаете по грязи и постреляете куропаток?

— Уток, моя дорогая Джемайма, уток.

Он выдавил из себя короткий смешок, призванный показать его незаинтересованность в данном вопросе, и почувствовал уверенность в том, что победит. Две пары глаз напротив сверкали от жадности. На мгновение он ощутил восторг и азарт профессионального афериста. Возможно, у него было качество, позволяющее убеждать старушек спасать замороженные счета нигерийских банков или заставить поверить, что они выиграли в австралийской лотерее. Газеты пестрели подобными историями, и майор всегда дивился такому легковерию. Однако в данный момент возможность взять ружье Берти и увезти его была так близка — он практически чувствовал аромат ружейного масла.

— Решение за вами, милые дамы, — сказал он, одергивая пиджак и готовясь уходить. — Я не вижу, почему бы вам не дать мне восстановить ружье и позволить взглянуть на него одному из богатейших в Штатах оружейных коллекционеров во время званой охоты.

Он уже видел мысленным взором охоту: остальные поздравляют его, а он скромно отрицает, что подбил больше всех дичи за день. «Может быть, собака по ошибке принесла мне вашего дикого селезня, лорд Дагенхэм», — скажет он, а Дагенхэм согласится с ним, хотя и будет знать, что селезень пал, попав под мушки превосходного «черчилля» майора Петтигрю.

— Как вы думаете, он платит наличными? — вернула его Джемайма с небес на землю.

— Думаю, он будет так ослеплен блеском происходящего, что даст за ружья любые деньги — в наличных ли, в золотых ли слитках. Или нет. Не буду ничего обещать.

— Давайте попробуем, — сказала Марджори. — Мне бы хотелось получить максимальные деньги. Я хочу поехать в круиз зимой.

— Не торопись принимать решение, Марджори. Теперь он играл: рисковал уже выигранным призом ради дрожи азарта.

— Нет-нет, забери ружье, осмотри его и проверь, не надо ли его отправить в ремонт, — заявила Марджори. — Не стоит терять времени.

— Оно в обувном шкафу вместе с крикетными битами, — сказала Джемайма. — Сейчас сбегаю.

Майор утешился, подумав, что в общем и целом сказал правду. Он покажет ружья Фергюсону, пусть даже и не собирается их продавать. Более того — стоит ли проявлять щепетильность с людьми, хранящими хорошее охотничье ружье в обувном шкафу? Он решил, что поступает так же, как если бы спасал щенка у злобного старьевщика.

— Вот оно, — Джемайма протянула ему сверток. Он принял его и опустил стволом в пол.

— Спасибо, — сказал майор, словно ему вручили подарок. — Большое спасибо.

Глава 8

Всего лишь чашка чая и беседа. Ставя стул так, чтобы с него открывался вид на верхнюю полку шкафа, где стоял фарфор, майор проклинал себя за стародевичью суетливость. Он твердо вознамерился не волноваться из-за визита миссис Али. По телефону она в самой что ни на есть прямолинейной манере спросила, найдется ли у него в воскресенье время, чтобы обсудить только что прочитанного ею Киплинга. По воскресеньям магазин не работал, и майор понял, что племянник позволяет ей отлучиться на пару часов. Он столь же непринужденно ответил, что ничем не занят в воскресенье и с удовольствием угостит ее чаем. Она ответила, что придет к четырем, если ему это удобно.

Разумеется, на носике белого фарфорового чайника немедленно обнаружился омерзительный скол, а внутри поселился налет. Майор осознал, что носик пострадал уже давно, но он закрывал глаза на недостатки чайника, чтобы не покупать новый. Двадцать лет назад они с Нэнси потратили больше года, чтобы найти простой белый чайник, который бы хорошо держал тепло и не расплескивал чай. Он прикинул, не найти ли за оставшиеся несколько дней новый, но бесполезно было пытаться что-либо найти на бесконечных полках магазинов «дизайна интерьера». Можно себе представить: чайники с невидимыми ручками, с птичьими свистками, украшенные изображениями пляшущих девушек и изящными, но неудобными ручками. Он решил, что вместо этого подаст чай в серебряном сервизе, оставшемся от матери.

Рядом с серебряным чайником — добротное гладкое брюшко, крышка обрамлена тонким узором из листьев аканта — чайные чашки смотрелись, словно пузатые унылые крестьяне. Майор задумался, не стоит ли достать лучший фарфор, но понял, что не сможет сохранять непринужденность, если в руках у него окажется поднос со старинными чашками с золотой каемочкой. И тут он вспомнил о чашках Нэнси. Их было всего две — Нэнси купила их на блошином рынке перед их свадьбой. Она обожала эти огромные бело-синие чашки в форме опрокинутых колокольчиков с блюдцами, по размерам больше похожими на суповые тарелки: их изготовили еще в те времена, когда люди переливали чай в блюдца. Нэнси купила их задешево, потому что они были не совсем одинаковыми и к ним не было ни чайника, ни сахарницы, ни молочника.