Нагаи Кафу - СОПЕРНИЦЫ
Первый раз в жизни попала я в такое отвратительное положение. Это даже ужаснее, чем терпеть позор от насильников, — ничто не может быть хуже!
За одну лишь ночь Ёсиока понял, что эту женщину он уже не захочет отпустить от себя. А если он её упустит, то в целой Японии не найдет никого, кто смог бы её заменить. Он даже уверился в том, что вся история его прежних побед, которой он немного гордился, была лишь подготовкой к этой встрече. Тут же они договорились, что он её выкупит, и Ёсиока стал подробно её наставлять, как следует перехитрить Комаё.
Миновала пора, когда и одного лишь кимоно на подкладке достаточно, чтобы не озябнуть. В чайном доме «Тайгэцу», подавая на стол грибы хаиутакэ или симэдзи, уже не превозносили их аромат, а у «Мацумото» даже дорогие грибы мацутакэ теперь безжалостно пускали на похлебку. Вот и хризантемы, которые одно время влекли людей заглянуть в парк Хибия, незаметно исчезли, не оставив и следа. Наступило время года, когда палая листва, мешаясь с песчаной пылью, носится по засыпанным гравием пустырям вместе со школьниками и их мячиком.
Начала свою работу нижняя палата парламента, и в чайных района Симбаси, помимо привычных уже лиц, появились отдающие провинцией физиономии со стариковскими неряшливыми усами. Одно за другим следовали общие собрания различных компаний из квартала Маруноути, и на банкетах их высшего руководства, которые проходили почти каждый вечер, естественным образом множились поводы для сплетен: мол, ученица такая-то, про которую все думали, что она еще не… — глядь, и стала вдруг гейшей.
Ивовая зелень на Гиндзе пожелтела и начала опадать. Разом обновились витрины магазинов. С каждым днем стало бросаться в глаза все больше красных и синих флажков, и люди невольно всякий раз оборачивались и ускоряли шаг, заслышав резкие, словно визгливый крик, звуки духового оркестра.[25]
«Экстренный выпуск, экстренный выпуск!» — разносились голоса газетчиков.
При мысли о том, что бы это могло быть, на ум приходил грядущий чемпионат по борьбе сумо, который сулил вскоре оживить страстями газетные полосы.
Гейши уже начали подсчитывать, что принесут им банкеты по случаю встречи новой весны, и даже на виду у гостя они не стеснялись вынуть из-за пояса записную книжку, чтобы, послюнявив тупой кончик ни разу не заточенного старого карандаша, беглым почерком отметить свои новогодние выходы.
Только теперь Комаё впервые встревожилась — отчего это господин Ёсиока больше ни разу не появился, что-то он нынче поделывает?
Тем временем подошел день банкета сотрудников страховой компании, которой управлял Ёсиока. Приглашены были все те же гейши, что и ежегодно, одну лишь Комаё не известили, она услышала о банкете только на следующий день. Грудь её разрывалась от обиды, но изменить что-либо было уже поздно.
Через неделю после завершения осенних выступлений гейш Симбаси братец Сэгава отправился гастролировать в провинцию, его путь лежал от Мито и до самого Сэндая. На первых ролях во всех спектаклях был актер Итияма Дзюдзо, известный своим надтреснутым голосом и наводящей страх манерой игры в стиле мастера Дандзо.[26] Поехал на гастроли и Касая Цуюдзиро, истинное сокровище труппы, — он справлялся с ролями мужчин, женщин, стариков, детей, а ведь когда-то был дешевым балаганным артистом. Вернуться все они должны были перед Новым годом. С отъездом Сэгавы Комаё сразу почувствовала себя одиноко, зато у неё появилось время не спеша заняться всеми заброшенными дотоле делами, и прежде всего это была проблема с её патроном Ёсиокой, о которой она до поры не вспоминала. Антиквар Морское Чудище (на самом деле владелец фирмы «Тёмондо»), с которым Ханаскэ насильно свела Комаё в чайном доме «Тайгэцу», не реже раза в десять дней неизменно являлся туда, чтобы развлечься. В первый раз Комаё против своей воли вынуждена была ему уступить, поскольку имела обязательства перед Ханаскэ, однако ей и впоследствии не удалось увернуться. После второй и третьей встречи с таким гостем разве только Кикутиё не отступилась бы, а любая другая гейша едва ли стала бы терпеть это дальше. Вот и Комаё стала обращаться с ним так сурово, что даже самый снисходительный мужчина на его месте больше бы к ней не пришел — ведь на то она и рассчитывала. Однако Морское Чудище был невозмутим. Этот гость с вечной ухмылкой на лице всякий раз созывал множество популярных гейш, а в центре всегда была Комаё. После осеннего концерта он специально, ради престижа Комаё в квартале Симбаси, собрал местных именитых гейш и попросил их оказывать Комаё покровительство, хотя сама она о таком и не думала. Словом, как патрон он вел себя безукоризненно, и, даже зная про отношения Комаё с Сэгавой еще раньше, чем она ему открылась, он послал актеру в подарок новый занавес. Своими попечениями один лишь этот покровитель стоил тысячи других, но он вызывал такое отвращение, причинял столько горечи, что с ним было в сотни тысяч раз тяжелее обычного. Каждый раз Комаё обещала себе порвать с ним, каждый раз содрогалась от гадливости. Но ведь известно, что, проглотив, забываешь про горечь, а корысть неистребима, и Комаё ничего не оставалось, как в одиночестве лить безутешные слезы над собой и своим жалким телом.
Именно это неудержимо влекло владельца фирмы «Тёмондо»: слезы отчаяния и жалкий вид в бессилии сжавших зубы женщин. Морское Чудище отлично сознавал, что его цвет — черный, и с юных лет являлся женщинам в своем страшном обличье. В Иокогаме этот человек тоже оказывал покровительство некоторым чайным домам и домам гейш, так что недостатка в женщинах у него не было. Однако из долголетней привычки посещать веселые кварталы, он и в Токио, когда приезжал туда, не находил покоя, пока не отправлялся в чайный дом. Отлично зная, что его визит не приносит женщинам радости, он с некоторых пор стал извлекать удовольствие из того, что возбуждал в них ненависть, издеваясь и мучая. Насильно овладеть женщиной, которая его ненавидит, было для него самым большим наслаждением — таков был этот тяжелый клиент. Морское Чудище специально выискивал подходящих женщин, выведывая у хозяек чайных, нет ли таких гейш, которые нуждаются в средствах, чтобы содержать любовников-актеров, и не появилось ли несчастных, на чьей шее повисли долги.
Таким образом, Комаё была словно создана по заказу Чудища, ведь она, при всем своем желании, едва ли могла от него ускользнуть, пока имела в любовниках актера Сэгаву.
В декабре Морское Чудище счел, что час настал, ведь в эту пору людям так нужны деньги, что их надеются найти даже на дороге. Воспользовавшись моментом, он явился в чайную «Тайгэцу» и потребовал к себе Комаё.
Зимние дни коротки, но в этот вечер было еще не очень темно. Комаё шла улицей Ита-Синмити в галантерейную лавку, где обычно делала покупки. И в свете электрического фонаря внимание её привлекла вывеска «Хризантема и китайский мискант», и она вспомнила, что ни разу еще не навестила Кикутиё с тех пор, как та стала жить самостоятельно. С порога окликнув хозяйку, она услышала в ответ: «Милости просим!» Комаё пояснила, что идет за покупками в лавку «Тамасэн» и заглянет на обратном пути, с тем и отправилась. Но тут навстречу ей попалась коляска с откидным верхом. Посторонившись, Комаё заметила, что профиль человека, мелькнувший под откидным верхом, явственно напоминал ей господина Ёсиоку. Она обернулась и некоторое время постояла, коляска же тем временем притормозила перед входом в дом Кикутиё. Цвет брюк шагнувшего из коляски человека тоже показался ей знакомым. Раздумывая, как это странно, она решила, что должна сама во всем удостовериться, хотя сомневаться не приходилось, все было уже очевидно. Замирая от страха, она вернулась к дверям дома Кикутиё. На счастье, как раз в этот момент решетчатая дверь отворилась, и из дома показалась девочка лет четырнадцати или пятнадцати. Видимо, это была служанка, и она вышла за покупками. Комаё её окликнула:
— У вас гость?
— Да.
— Это патрон твоей хозяйки?
— Да.
— Тогда я зайду позже. Передай хозяйке…
— Да.
Девочка остановилась перед винной лавкой через два или три дома:
— Пять го сакэ, самого лучшего, как всегда.
Звонкий голос отчетливо звучал в ушах Комаё, которая близка была к обмороку.
Комаё вернулась домой, она настолько была потрясена, что не уронила ни слезинки. Ведь она до сегодняшнего дня ни о чем не догадывалась! Пришла в тот дом и даже завела разговор с той… Стоило Комаё подумать, что эти двое теперь смеются над ней и называют дурочкой… Никакие слова не могли бы выразить её состояние.
Надо же было, чтобы именно в это время распорядительница О-Сада сообщила Комаё, что пришло приглашение из чайного дома «Тайгэцу». При мысли о том, что раз звонили из «Тайгэцу», то гость — Морское Чудище, Комаё чуть не задохнулась от гнева. Она сказала распорядительнице, что больна и хочет взять выходной,[27] после чего поднялась в комнату гейш на второй этаж. Однако не прошло и получаса, как она вызвала к себе распорядительницу — видно, передумала — и отправилась по приглашениям.
