Майя Новик - Ларёк
Ладно, протрезвел к утру, отоспался, она меня тепленького со сна давай тормошить. Чего это, говорит, ты мне про армию молол? Какие-такие четыре года? Ну-ка, говорит, давай, колись. Ну я и раскололся. Все рассказал, и что с химии бежал, и что сроки у меня были еще до этого, и что, по идее, сдаваться мне идти надо. Она в слезы, у родителей шок. Такой вот принц оказался… Год мне оставался, еще пара-тройка полагалась за побег. Простился я со своей Ниной Матвеевной и пошел сдаваться. Скостили мне немного за добровольную явку, потом амнистия подоспела… Вернулся — свадьбу сыграли. Вот так я три раза жизнь с нуля начинал.
— А если еще что-нибудь произойдет?
— А произойдет, так и в четвертый раз с нуля жизнь начну. Мужик должен уметь начинать сначала в любом возрасте. Это аксиома.
— По тебе вообще не видно, что ты когда-то «зону топтал».
— Не видно… Это я сейчас понимаю, что не видно, а когда вышел только-только, злой был, как черт, казалось, каждый видит, что я только что с зоны. Разве что пальцами не показывают. За косой взгляд убить мог, ей-Богу. На меня, может, и просто так смотрят где-нибудь в трамвае, а мне кажется, что меня насквозь видят, видят и знают, что я только вышел…
Знаешь, те кто больше всего кричит о зоне, обычно имеют к ней весьма отдаленное отношение. Как-то помню, прибыли к нам новички. В списках увидел свою фамилию, стал интересоваться, вдруг родственник прибыл. Так и оказалось, двоюродный брат, Витя. Встретились, обнялись. Я его помню, накормил, сигарет дал, робу ему нормальную справили, номерок пришили, а то черт-те что было пришито. Ему дали три года, водителем работал, стал сдавать где-то во дворе назад, наехал на старушку. ЗИЛ — машина большая, он и не почувствовал, не понял, пока не отъехал. Старушке лет восемьдесят было, что уж она там сзади машины делала, Бог знает. В зоне сколько угодно таких вот случаев, сидят мужики не за что. Ну вот, я раньше вышел. Потом встретил его на Школьной: весь синий, зубы золотые, пальцы веером. А отсидел-то всего ничего. Начал передо мной выпендриваться, я его взял за шкирку и сказал, нечего мол, Витя передо мной пальцы загибать, я тебе сам в зоне номерок пришивал, знаю, кто там кем был, так что заткнись.
Он вдруг рассмеялся.
— А что касается того, что по мне не видно, так это точно. У меня знакомый есть один, следователь, несколько лет назад познакомились, в баню вместе ходим. Ну вот, в бане, под бутылочку как-то разговор зашел. Он говорит, мол, любого зэка за версту чую, от других людей отличу. Мне смешно стало, говорю ему, как ты думаешь, вот я, например, сидел? Он в ответ: да нет, Олег, что ты! А я ему: ты в Москву насчет меня запрос сделай, а потом говори. Он сделал, так у него глаза на лоб полезли, такой талмуд пришел! Потом посмеялись вместе.
В зоне Шаповалов подцепил обычную для тех мест болезнь — артрит. Мне рассказали, что он колол сам себя в ногу «баралгином» и «максиганом», когда становилось невмоготу. По-моему, он и пил много, чтобы заглушить боль. Я так и не выяснила, за что он сидел, спросить прямо было как-то неудобно, сам он не говорил. Кажется, все происходило из-за его взрывного характера, да по пьянке. Драка, потом поножовщина, потом срок. Его неукротимый темперамент не вязался с нежными чувствами, которые он питал к жене и четырехлетней дочке.
— Боже, Лиана! — говорил он, и глаза его увлажнялись, — Я до сих пор не могу поверить, что это наша, что это моя девочка. Умница, красавица, волосики белокурые. Четыре года, уже кавалеры к ней ходят. Открываю, стоит какой-то рыжий малец. Важно так говорит: вашу Анечку можно увидеть? С ума сойти!
— Да ты ревнуешь!
— А как не ревновать! Я только подумаю, что какой-нибудь гад к ней пальцем прикоснется, так прямо кровь закипает!
Я представила, что кому-то достанется такой тесть, и не позавидовала этому человеку.
Глава пятнадцатая
Как оказалось, кабель был перерублен топором. Нас попросту «отсекли» от тепла. Тут же узнали и подоплеку этого «таинственного» случая: раньше у Саши был торговый бизнес с неким человеком, которого все звали Плешивый. Потом приятели разругались, и Саша ушел из бизнеса, забрав свою долю денег. Теперь он поставил новый ларек рядом с торговой точкой Плешивого, разумеется, в пику ему. Плешивому принадлежал хлебный магазин, который был в тридцати метрах за ларьком, там круглосуточно продавали и хлеб, и водку. С появлением ларька оборот в магазине упал, и Плешивый понял, что с этим надо что-то делать. Открыто он выступать не решался, по-видимому, у Саши была довольно сильная «крыша», поэтому гадил исподтишка. Кабель перерубали регулярно, Саша привез в ларек ключ, и нам приходилось закрывать витрины, замыкать ларек и ловить среди ночи такси, чтобы добраться до дома. Такое повторялось каждую неделю и даже сделалось привычным, как неизбежные издержки производства. Вплотную к нашему ларьку стоял еще один ларек, точно такой же, его владельцем был Геннадий. Совместно с Сашей они делали настоящие облавы для того, чтобы выяснить, кто же перерубает кабель, однако ни выпущенные в воздух ракеты, ни прожектора, освещающие с земли крышу дома, не помогали.
— Похоже, что тварь живет прямо в доме, — констатировал Саша после очередной неудачи.
Злоумышленник был неуловимым, как привидение.
В остальном все было нормально, исключая, конечно, то, что работать сутками в ларьке вообще тяжело. В «Волшебнице» я обнаружила книжную лавку и запоем читала фантастику, фэнтези и триллеры. Читать в ларьке было неудобно — только углубишься в чтение, как неизвестно откуда посреди ночи появляется страждущий покупатель и стучит в окошко изо всей силы. Дома я тоже читала: Кинг, Мак-Камон, Баркер, Желязны, Хайнлайн, Сильверберг — мои шкафы быстро заполнялись томами. Не понравившиеся мне книги я просто выбрасывала, чтобы не мешались под рукой. Я никуда не ходила, и ничто больше меня не интересовало. Мама смотрела на меня с подозрением, я перестала ходить даже к Аленке. Впрочем, иногда я все же к ней заглядывала, выслушивала очередную любовную историю и уходила, когда на столе появлялась бутылка — и к алкоголю и к тем, кто его пьет, я по-прежнему испытывала отвращение.
Обедать я бегала в пельменную, которая была в двух домах от ларька. Один раз, набирая на поднос тарелки, я почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась. За крайним столиком сидели двое хорошо одетых мужчин, и один из них не отрывал от меня горящего взгляда. Я поежилась, села так, чтобы он меня не видел, торопливо проглотила пару салатиков и ушла. В следующий раз меня остановила кассирша.
— Помните, вы в понедельник у нас обедали? — спросила она. — Во-он за тем столиком двое сидели?
Я кивнула, хотя помнила все довольно смутно.
— Один из них ко мне потом подошел, — горячо зашептала мне кассирша, — про вас спрашивал. Не знаю ли я, кто вы. С ума сойти, говорит, какая красивая женщина, вот только, говорит, боюсь, что она из прокуратуры, они здесь постоянно обедают, поэтому и не подошел к вам. А вы из прокуратуры?
Я осмотрела себя: синяя мастерка «Адидас», старенькие брючки… Боже, неужели можно подумать, что я работаю в прокуратуре? Я рассмеялась.
— Я не работаю в прокуратуре, но не одному мужчине не понравится место, где я работаю. Я продавец в ларьке, возле остановки, на перекрестке.
Увы, эта красивая история, не имела продолжения. Такие истории хорошо заканчиваются лишь в книгах и фильмах. Впрочем, я никогда не считала себя красавицей, как и большинство женщин, относилась к себе весьма критически и, может быть, поэтому, из-за отсутствия внутренней уверенности, что я достойна большего, судьба отворачивалась от меня, и все оставалось по-прежнему.
Вскоре в офисе появился еще один начальник, Андрей. Он стал новым коммерческим директором, а Сергей стал напарником Саши, совладельцем ларьков. Андрей разъезжал на новенькой «Волге», собирал выручку, контролировал или, как он говорил, «проверял» продавцов, за что получил кличку «гинеколог». Раньше он работал где-то на производстве инженером, а в фирму попал, потому что его жена работала в налоговой инспекции. Таким образом Саша и Сергей задолго до проверочных рейдов налоговой были в курсе, где и когда эти рейды пройдут. Андрей словно чувствовал, что занимает этот пост, получает хорошие деньги и ездит на чужой машине не из-за своих достоинств, а исключительно из-за достоинств должности жены. Он явно побаивался ее и не спешил заводить себе любовницу.
Ближе к весне ларек заменили, новый теплый и просторный ларек был сделан в одной из ангарских колоний, но полочки для витрины пришлось делать самим. Для этого наняли плотников, которые почему-то не спешили закончить работу, и Андрею пришлось делать это за них. Олег был на обеде, мы разговорились.
Во время разговора к ларьку подошла женщина, попросила продать бутылку водки.
— Настоящая? — спросила она, пристально разглядывая бутылку.
