Чарльз Буковски - Рассказы
у меня там была репутация пьяни, игрока, жулика, праздного человека, ебаря–перехватчика. как же я ПОЯВЛЮСЬ там с этим мерзким грязным мешком за спиной? да еще и начну доставлять газеты, полные рекламных объявлений?
меня высадили на моем углу. очень знакомый пейзаж, в самом деле. вот цветочная лавка, вот бар, вот заправочная станция, всё… за углом — мой маленький домишко, и Кэти спит в своей теплой постельке. даже собака спит. что ж, воскресное утро, подумал я. никто меня не увидит. спят допоздна. пробегу по этому проклятому маршруту. и я побежал.
я промчался по двум улицам очень быстро, и никто не заметил великого человека, породистого обладателя мягких белых пальцев и огромных душевных очей. наверняка мне сойдет это с рук.
потом — на третью улицу. все шло хорошо, пока я не услышал голосок маленькой девочки. она стояла у себя во дворике. годика 4.
— эй, мистер?
— э-э, да? девочка? что такое?
— а где ваш песик?
— о, хаха, он еще спит.
— а-а…
я всегда выгуливал собаку по этой улице. там есть незастроенный участок, на котором он постоянно срет. это–то все и решило. я закинул оставшиеся газеты на заднее сиденье брошенной автомашины возле шоссе. машина сидела так много месяцев, колес уже не осталось. я не знал, что это означает. газеты упали на пол. потом я свернул за угол и зашел в свой дом. Кэти еще спала. я разбудил ее.
— Кэти! Кэти!
— о, Хэнк… все в порядке?
пес выбежал, и я его погладил.
— ты знаешь, что СДЕЛАЛИ эти сукины дети?
— что?
— дали мне мой собственный район, чтоб я в нем газеты разносил!
— о. что ж, это не очень красиво, но не думаю, чтобы народ тут был против.
— ты что — не понимаешь? да я же себе тут РЕПУТАЦИЮ построил! я — жулик! я не могу позволить, чтобы меня тут видели с мешком говна за спиной!
— ох, я не думаю, чтоб у тебя такая уж РЕПУТАЦИЯ тут была! это ты просто себе вообразил.
— слушай, ты меня тут что — говном кормить собираешься? ты–то задницу в теплой постельке парила, пока я тусовался с толпой хуесосов!
— не сердись. мне надо пописять. подожди минутку.
я ждал снаружи, пока она сонно, по–женски мочилась. господи, как же они МЕДЛЕННО! пизда — очень несовершенная мочеиспускательная машина. член ее побивает только так.
Кэти вышла.
— пожалуйста, не беспокойся, Хэнк. я надену свое старое платье и помогу тебе разнести газеты. закончим быстро. люди допоздна спят по воскресеньям.
— но меня уже УВИДЕЛИ!
— тебя уже увидели? кто тебя видел?
— эта маленькая девочка из коричневого дома с сорняками на улице Вестморлэнд.
— ты имеешь в виду Майру?
— не знаю я, как ее зовут!
— ей всего 3 годика.
— не знаю я, сколько ей лет! она спросила про песика!
— что там еще с песиком?
— она спросила, ГДЕ он!
— пошли. я помогу тебе избавиться от этих газет.
Кэти уже влазила в старое драное платье.
— я уже от них избавился. все кончено. я вывалил их в ту брошенную машину.
— а тебя не поймают?
— ЕБАТЬ ИХ В РОТ! какая разница?
я зашел на кухню и взял себе пиво. а когда вернулся, Кэти снова лежала в постели. я сел в кресло.
— Кэти?
— у?
— ты просто не представляешь себе, с кем ты живешь! во мне — порода, настоящая порода! мне 34 года, но я ни разу не работал больше 6–7 месяцев кряду с тех пор, как мне исполнилось 18. и никаких денег. посмотри на мои руки! да у меня руки как у пианиста!
— порода? ПОСЛУШАЛ бы ты себя, когда ты пьяный! ты ужасен, ужасен!
— ты опять какое–то говно завариваешь, Кэти? да я тебя в мехах держу и стопроцентной пробе с тех самых пор, как откопал в этой рюмочной на Альварадо–стрит.
Кэти не ответила.
— фактически, — сообщил я ей, — я — гений, только никто этого, кроме меня, не знает.
— готова в это поверить, — ответила она, снова зарылась в подушку и уснула.
я допил пиво, открыл еще одно, затем прошел три квартала и сел на ступеньки закрытого гастронома, где, по утверждению карты, меня должны были подобрать. я просидел там с 10 утра до половины третьего. было скучно, сухо, глупо, мучительно и бессмысленно. в 2.30 приехал этот вонючий грузовик.
— эй. приятель?
— умм?
— ты уже закончил?
— умм.
— быстрый ты!
— ага.
— я хочу, чтобы ты помог тут одному парню закочить маршрут.
ох, блядь.
я залез в кабину, а потом он меня высадил. вот этот самый парень. он ПОЛЗАЛ. он кидал каждую газету с великим тщанием на каждое крыльцо. каждое крыльцо удостаивалось его собого внимания. и он, казалось, получал от своей работы удовольствие. оставался один квартал. я закончил эту бодягу за 5 минут. потом мы сидели и ждали грузовика. целый час.
нас отвезли обратно в контору, и мы снова расселись по школьным стульчикам. затем вошли два сопляка с банками пива в руках. один выкликал имена, другой вручал каждому деньги.
на доске за спинами у сопляков мелом было накарябано:
«ЛЮБОЙ, КТО ПРОРАБОТАЕТ НА НАС 30 ДНЕЙ ПОДРЯД
НЕ ПРОПУСТИВ НИ ДНЯ
ПОЛУЧИТ
БЕСПЛАТНО
КОМИССИОННЫЙ КОСТЮМ.»
я наблюдал, как каждому вручают его деньги. это не может быть правдой. ПОХОЖЕ БЫЛО, что каждому отсчитывают по три однодолларовых банкноты. в то время по закону минимальным уровнем зарплаты был доллар в час. я уже стоял на том углу в 4.30 утра, сейчас на часах 4.30 пополудни. по мне, так это 12 часов.
мое имя назвали одним из последних. наверное, 3-им с конца. ни одна бичевская рожа не подняла шума. брали свои 3 бакса и шли прочь.
— Буковски! — завопил сопляк.
я подошел. другой сопляк отслюнил 3 очень чистеньких и хрустящих Вашингтона.
— слушайте, — сказал я. — вы что, парни, понятия не имеете, что существует закон о минимальной заработной плате? доллар в час.
сопляк поднес ко рту пиво.
— мы высчитываем за транспорт, завтрак и так далее. мы платим только за среднее рабочее время, которое по нашим расчетам составляет примерно 3 часа.
— я потратил на вас 12 часов своей жизни. а теперь мне еще придется ехать автобусом до центра, чтобы забрать свою машину и вернуться домой.
— вам еще повезло, что у вас есть машина.
— а тебе повезло, что я не воткнул еще эту банку тебе в задницу!
— не я же политику компании устанавливаю, так что нечего на меня баллон катить.
— я на вас напишу жалобу в Комиссию по Труду штата!
— Робинсон! — заверещал второй сопляк.
предпоследний бичара поднялся со стульчика за своими 3 баксами, а я вышел наружу, на бульвар Биверли, ждать автобуса. к тому времени, как я вернулся домой и взял в руку стакан, стукнуло уже часов 6 или около того. я был так зол, что трахнул Кэти 3 раза. разбил окно. порезал ногу об осколки. пел песни из Гилберта и Салливэна(19), которые когда–то выучил у ненормального учителя английского, который начинал свои уроки в 7 часов утра. Городской Колледж Лос — Анжелеса. его фамилия была Ричардсон, и, может, он и не был ненормальным. но Гилберту и Салливэну он меня научил, а еще поставил мне двойку с минусом по английскому за то, что я появлялся у него на уроках не раньше 7.30 с бодуна — КОГДА я вообще появлялся. но я не об этом. мы с Кэти немного повеселились в ту ночь, и несмотря на то, что я раскокал несколько вещей, мерзким и глупым, как обычно, я не был.
а в тот же вторник в Голливудском Парке я выиграл на скачках 140 долларов и снова стал своим обычным я: довольно легкомысленным возлюбленным, жуликом, игроком, исправившимся сутенером и тюльпановодом. я не спеша подъехал к дому, наслаждаясь остатками закатного солнца. затем продефилировал через заднюю дверь. у Кэти в духовке стоял какой–то мясной рулет, много лука, еще какой–то срани, специй — как раз, в общем, как мне нравится. она склонилась перед плитой, и я цапнул ее за зад.
— ууууу…
— слушай, кроха…
— да-а?
она выпрямилась — с поварешки у нее в руке капало. я сунул десятку в вырез ее платья.
— я хочу, чтобы ты купила мне квинту виски.
— конечно, конечно.
— и немного пива и сигар. я послежу за едой.
она сняла фартук и удалилась на секунду в ванную. я слышал, как она мычит какой–то мотивчик. еще через секунду я сидел в своем кресле и слушал, как цокают ее каблучки по дорожке. рядом валялся теннисный мячик. я взял его и кинул об пол так, чтобы он отскочил в стену и срикошетил повыше. песик мой, 5 футов в длину и 3 футов в высоту, 1/2 волк, подпрыгнул в воздух, клацнули зубы, и мячик попался — под самым потолком. на мгновение пес, казалось, там завис. какая превосходная собака, какая превосходная жизнь. когда он грюкнулся на пол, я встал проверить рулет. с рулетом все было в порядке. со всем остальным — тоже.
ЛОШАЖЬЯ МАЗА БЕЗ ГОВНА
ладно, начались соревнования в Голливуд — Парке, я, естественно, съездил туда пару раз, а пейзаж там мало меняется: лошади выглядят так же, люди — чуть похуже, игрок всегда — сочетание крайней самонадеянности, безумия и жадности. один из главных учеников Фрейда (не припомню сейчас его имени, помню только, что книжку читал) сказал, что азартная игра — подмена мастурбации. разумеется, проблема каждого лобового утверждения — в том, что оно легко может стать неправдой, отчасти правдой, ложью или увядшей гарденией. однако, наводя прицел на дамочек (между заездами), я действительно нахожу ту же самую странность: перед первым они сидят, опустив юбки как можно ниже, а с каждым последующим юбки карабкаются все выше и выше, пока, наконец, перед самым 9‑м уже не требуется пускать в ход все способности, чтобы над какой–нибудь из милашек не снасильничать. ощущение ли мастурбации тому виной, или малюткам нужны бабки на прокорм и постой, — прямо не знаю. вероятно, всё сразу. я видел, как одна дама перепрыгнула через 2 или 3 ряда, оттопырив себе победителя, — с воплями, визгом, божественная, будто ледяная водка с грейпфрутом поверх бодуна.
