Чарльз Буковски - Рассказы
— Кэти! ууууу, Кэти! Кэти!
я открывал в одних трусах.
— уууу, я думал….
— тебе чего, чучело?
— я думал, Кэти…
— Кэти какает. что передать?
— я тут… купил косточек для вашего песика.
у него в руках был большой пакет обглоданных куриных костей.
— кормить собаку куриными костями — все равно что бритвы толочь ребенку в кашку. ты что, мою собаку убить хочешь, хуй мутный?
— ох, нет!
— тогда засунь эти кости и вали отсюда.
— не понял?
— засунь этот пакет куриных костей себе в жопу и пошел отсюда к чертовой матери!
— я просто подумал, что Кэти…
— я же тебе сказал, что Кэти СРЁТ!
и я захлопывал дверь у него перед носом.
— что ты так напустился на старого пердуна, Хэнк, он говорит, что я похожа на его дочку, когда та была моложе.
— нормально, значит он и с дочерью. пусть лучше со швейцарским сыром ебется. не хочу я его видеть у себя на пороге.
— я полагаю, ты думаешь, что я его впускаю, когда ты на бега уезжаешь?
— я таким вопросом даже не задавался.
— а каким ты вопросом задавался?
— кто из вас скачет наверху.
— ах ты сукин сын, можешь хоть сейчас же убираться!
я надевал рубашку и штаны, потом носки и ботинки.
— я и на 4 квартала не успею отойти, как ты сожмешь его в объятьях?
она швырнула в меня книгой. я не смотрел, и краем мне заехало прямо над правым глазом. разбило бровь, и кровь закапала мне на руку, когда я завязывал правый ботинок.
— прости, Хэнк.
— и БЛИЗКО не подходи ко мне!
я вышел, сел в машину, задним ходом вырулил из проезда на 35 милях в час, захватив с собой сначала кусок забора, а потом немного штукатурки с переднего дома левым задним бампером. кровь попала уже и на рубашку, поэтому я вытащил платок и приложил его к глазу. плохая будет суббота на скачках. я был свиреп.
я делал ставки, как будто к ипподрому уже подлетала атомная бомба. мне хотелось сделать десять штук. я ставил на рисковых лошадей. билетик я не обналичил. потерял пятьсот баксов. все, что захватил с собой. в бумажнике остался доллар. медленно я въехал во двор. и вечер ужасный будет. заглушил мотор и вошел через заднюю дверь.
— Хэнк…
— чего?
— ты выглядишь, как смерть козиная. что случилось?
— облажался. просрал всю пачку. 500.
— господи. прости, — сказала она. — это я виновата. — она подошла ко мне, обхватила меня руками. — черт же побери, прости меня, папуля. это я виновата, я знаю.
— ладно тебе. не ты ж ставила.
— ты еще злишься?
— нет, нет, я ведь знаю, что ты не ебешься с этим древним индюком.
— тебе сделать что–нибудь поесть?
— нет, не надо, купи нам только пузырь виски и газету.
я встал и сходил к тайнику с деньгами. мы обнищали до 180 долларов. ничего, бывало и хуже, множество раз, но сейчас меня не покидало чувство, что я снова на пути к фабрикам и складам — если только удастся туда устроиться. я вышел с десяткой. собаке я по–прежнему нравлюсь. я потрепал его за уши. ему все равно, сколько у меня денег, — много или мало. просто ас, а не пес. во как. я вышел из спальни. Кэти мазалась перед зеркалом помадой. я ущипнул ее за задницу и поцеловал за ухом.
— купи мне еще пива и сигар. мне нужно забыться.
она ушла, а я слушал, как по дорожке щелкают ее каблучки. хорошая баба, лучше не найти, а нашел я ее в баре. я откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. бичара. я — бичара. вечное отвращение к работе, вечно пытаюсь жить на удачу. когда Кэти вернулась, я велел ей налить большую. она знала. она даже содрала целлофан с моей сигары и зажгла ее. смешно она выглядела — и красиво. займемся любовью. займемся любовью во всей этой грусти. мне просто ужасно не хотелось, чтобы все это ушло: машина, дом, собака, женщина. жить было нежно и легко.
наверное, я был не в себе, поскольку развернул газету и стал просматривать объявления ТРЕБУЕТСЯ.
— эй, Кэти, вот кое–что. требуются мужчины, по воскресеньям. расчет в тот же день.
— ох, Хэнк, да отдохни ты хоть завтра. отыграешься во вторник. все тогда получшеет.
— блин, детка, да тут каждый доллар на счету! по воскресеньям они не бегают. Калиенте — да, но там ничего не сделаешь, они в Калиенте дерут 25 процентов, плюс расстояние. сегодня можно оттянуться и напиться, а завтра за это говно возьмусь. эти лишние баксы могут пригодиться.
Кэти смешно на меня посмотрела. она никогда не слыхала, чтобы я так разговаривал. я постоянно вел себя так, будто деньги всегда появятся. потеря этих 500-т меня потрясла. она налила мне еще один большой. я сразу его выпил. шок, шок, господи, господи, фабрики. растраченные впустую дни, дни без смысла, дни начальства и идиотов, медленной и грубой тупорыловки.
мы пили до двух, совсем как в баре, потом легли, потрахались, поспали. я поставил будильник на четыре, встал и уже доехал до трущоб в центре к 4.30. я стоял на углу примерно с 25 бичами в обносках. они сворачивали цигарки и прикладывались к вину.
что ж, все из–за денег, подумал я. я еще вернусь… настанет день, и я отдохну в Париже или Риме. насрать на этих парней. мне здесь не место.
потом мне что–то сказало: а ведь они ВСЕ так думают. мне здесь не место. каждый из НИХ так же думает о СЕБЕ. и они правы. и что?
примерно в 5.10 подкатил грузовик и мы забрались в него.
господи, дрых бы сейчас, завалившись за прекрасную кэтину задницу. но всё деньги, деньги.
мужики рассказывали, как только что спрыгнули с товарняка. бедняги, от них смердело. но жалкими не казались. жалким тут казался один я.
вот примерно сейчас я бы встал, поссал бы. выпил бы пива на кухне, посмотрел бы, не рассвело ли еще, заметил бы, как светлеет на улице, выглянул бы проверить тюльпаны. вернулся бы к Кэти.
парень рядом сказал:
— эй, приятель!
— ну? — ответил я.
— я француз, — сказал он.
я ничего не сказал.
— тебе отсосать не надо?
— нет, — ответил я.
— я видел, как один мужик у другого отсасывал прямо в переулке сегодня утром. у этого елда такая ДЛИННАЯ, ТОНКАЯ и белая, а другой все сосет, и молофья уже изо рта капает. я смотрел, смотрел, да как самому захочется, боже! дай мне у тебя пососать, приятель?
— нет, — ответил я ему. — мне что–то сейчас не хочется.
— ну, если мне нельзя, может, ты мне отсосешь?
— пошел отсюда к черту! — сказал я ему.
француз передвинулся в глубину кузова. не успели мы и мили проехать, как голова его уже подскакивала. он делал это прямо у всех на глазах какому–то старикану, похожему на индейца.
— ДАВАЙ, МАЛЫШ, ЦЕЛИКОМ ЗАГЛАТЫВАЙ!!! — заорал кто–то.
некоторые бродяги заржали, но большинство просто молчало, пило вино, крутило самокрутки. старый индеец вел себя так, будто этого вообще не происходит. к тому времени, как мы доехали до Вермонта, француз заглотил все без остатка, и мы вылезли из машины — француз, индеец, я и другие бичи. каждому выдали по квиточку, и мы зашли в кафе. по квиточку выдавали каждому пончик и кофе. официантка задирала нос. от нас воняло. грязные хуесосы.
потом кто–то, наконец, завопил:
— все выходим!
я выгребся вслед за ними, и мы зашли в такую большую комнату и расселись по стульчикам, как в школе или, скорее, как в колледже, скажем, на уроках музыкального воспитания. вместо правого подлокотника — здоровенная плашка, чтоб можно разложить тетрадку и писать. как бы там ни было, просидели мы так еще 45 минут. потом какой–то сопляк с банкой пива в руке сказал:
— ладно, разбирайте свои МЕШКИ!
и все бичи повскакивали МОМЕНТАЛЬНО с мест и РВАНУЛИ в какую–то подсобку. какого дьявола? подумал я. не торопясь, подошел и заглянул туда. все бичи толкались и дрались за лучший мешок для разноски газет. смертельная бессмысленная схватка. когда из подсобки вышел последний человек, я зашел и поднял с пола первый попавшийся мешок. он был очень грязен, с кучей прорех и дыр. когда я вышел в другую комнату, все бичи уже нацепили мешки себе на спины, надели на себя. я нашел место и просто сел, держа его на коленях. где–то по ходу дела, мне кажется, записали наши имена; наверное, еще до кофе с пончиком пришлось назваться. поэтому теперь мы сидели, а нас вызывали группами по 5, 6 или 7. заняло это, наверное, еще час. как бы то ни было, когда я залез в кузов меньшего грузовичка с несколькими остальными, солнце поднялось уже довольно высоко. каждому выдали по маленькой схеме улиц, куда мы должны были доставить газеты. я открыл свою. улицы–то я узнал сразу: ГОСПОДИ ТЫ БОЖЕ ВСЕМОГУЩИЙ, ИЗ ВСЕГО ЛОС-АНЖЕЛЕСА МНЕ ДОСТАЛСЯ МОЙ СОБСТВЕННЫЙ РАЙОН!
у меня там была репутация пьяни, игрока, жулика, праздного человека, ебаря–перехватчика. как же я ПОЯВЛЮСЬ там с этим мерзким грязным мешком за спиной? да еще и начну доставлять газеты, полные рекламных объявлений?
меня высадили на моем углу. очень знакомый пейзаж, в самом деле. вот цветочная лавка, вот бар, вот заправочная станция, всё… за углом — мой маленький домишко, и Кэти спит в своей теплой постельке. даже собака спит. что ж, воскресное утро, подумал я. никто меня не увидит. спят допоздна. пробегу по этому проклятому маршруту. и я побежал.
