Александр Смоленский - Заложник
«Что за меморандум?» – гадал депутат Рады Жордания. Но глубинные детали плана олигарха приоткрыты ему не были. Он знал лишь о том, что Рыбаков прямо на пресс-конференции должен был извлечь из зонтика-сейфа конфиденциальный документ, который якобы хранил в тайне все минувшие годы, и публично зачитать его.
На вопрос о содержании документа Эленский лаконично ответил:
– Для вас это не важно. Абсолютно не важно.
Единственное, что он счел необходимым объяснить, – почему спектакль должен состояться в Киеве. И почему он должен быть интересен украинскому кандидату в Президенты от оппозиции.
– Понимаете, Украине уготована роль политически и экономически, вплоть до конфедеративного объединения, сближаться с Россией. Гаранты этого процесса – действующие Президенты. Но что для России хорошо, для Украины – удавка!
Эленский торжествующе посмотрел на Демури.
– Так вот в чем наш интерес? – От неожиданности у Жордания начались спазмы. – Еще бы. Такой подарок оппозиции перед выборами!
После этого заявления на пресс-конференции на пути следования машины в Москву на Рыбакова должно было состояться покушение. Позже обоим Президентам, политикам, спецслужбам пришлось бы долго отмываться от подозрений, кто больше причастен к ликвидации Рыбакова. А может, действовали в сговоре?
Чтобы обезопаситься от неожиданностей, визит Рыбакова до самого последнего момента должен храниться в тайне. Никаких несанкционированных контактов, никаких звонков. Все нити управления процессом Эленский передал депутату Жордания. Его люди были готовы действовать. В том числе и Василий Петрович, который вместе с пресс-секретарем господина Ющенко как раз в данный момент уже «готовился» к пресс-конференции.
Эленский действительно тревожился, но виду не подавал. Что-то во всем раскладе событий его не устраивало. Но он еще не понимал, что именно.
Борис Платонович налил себе немного коньяку, чтобы хоть как-то попытаться снять головную боль, и, посмотрев в зеркало, висевшее в нише напротив, лукаво подмигнул своему отражению.
«Что ты на меня так обреченно смотришь? – Он сделал вид, что чокается с потусторонним своим „Я“. – Это тебя, полудурок, мне не получается обвести вокруг пальца. А вот другие – они все умники. Поэтому и верят моим кроссвордам. Умные всегда верят логике, ибо так жить проще. И при этом всегда готовы делать друг другу пакости. А ты, лупоглазый, делать мне пакости не желаешь. Потому что родственник».
Эленский вновь сделал глоток коньяку и вновь попытался заглянуть в глаза собственному отражению:
«Все, что ты можешь, – это иронично глядеть на меня и еще принципиально не разговаривать со мной. Согласен, хоть я и умный, общаться со мной действительно противно. Вот ты и молчишь.
А мне от твоего неуважения досадно и жутко, жутко обидно. Такая мелочь, а обидно. Правду говорю».
Лондонский олигарх вдруг словно очнулся. Он доподлинно осознал, что только что беседовал с зеркалом. Или с самим собой. Кому как угодно считать. Может, зеркалу льстит, когда с ним беседует сам Эленский? Ему же всегда льстило, когда беседовал с президентами!
Спросить бы, льстили ли им умные беседы с олигархом? Кто-кто, а те не верили никогда. Только соглашались. Вот и с меморандумом согласились на свою голову.
Да, опять меморандум. Все так с ним зыбко. На живой, тонкой такой ниточке…
Эленский не любил обманываться.
Сценарий, который три месяца назад он изложил Демури Жордания, даже полуправдой назвать было нельзя. Хотя внешне все вроде бы сходилось. Но не до конца. Украинско-грузинские хлопцы считали, что именно им предстоит убрать незадачливого кандидата. И именно за это, а не за хлеб-соль и пару подложенных Рыбакову в постель баб, поступили три миллиона долларов. Между тем Эленский задумал комбинацию гораздо тоньше и кровавее. Но ни одна душа не была посвящена в ее тонкости. И оттого Борис Платонович искренне гордился тем обстоятельством, что умеет убеждать людей. Умеет желаемое преподнести так, чтобы в это поверили.
Как поверил Рыбаков, что ему отведена в Киеве серьезная миссия в предвыборной борьбе.
Как поверил Жордания, что его людям предстоит убрать человека.
Как поверил его посланник к Рыбакову, который якобы привез в зонтике политическую бомбу под российского Президента.
Все – правда. И все – ложь.
В зонтике действительно была бомба. И привести ее в действие было так же просто, как и все другие «оригинальные сейфы» с экземплярами меморандума, заказанные еще несколько лет назад. Только в том сейфе, что повсюду таскает Рыбаков и о чем непременно узнают при расследовании обстоятельств его трагической гибели, никакого документа никогда не было.
Лишь скромная упаковочка пластида.
На пресс-конференции Рыбаков лично откроет зонтик. И финал!
А уж меморандум, хранящийся у Эленского, он обнародовать не даст никому. Только сам. Обнародует здесь, в Лондоне, после трагической гибели кандидата в Президенты России.
Они хотели уничтожить соперника? Чушь! Кто там, в Москве, всерьез верил, что Рыбаков может быть серьезным соперником? Да никто. Воспрепятствовать во что бы то ни стало обнародованию документа. Вот была их цель. Вот чего боятся они!
Он же не боится ничего.
Врет. Боится. Чтобы там, в Киеве, все прошло, как он задумал. Хуже нет, когда советников много, а спросить не с кого. Разве что с Жордания?
Депутат Верховной Рады заснул только под утро в доме родителей. Сон был тяжелый, какой-то рваный и, увы, короткий.
Его разбудила мама:
– Сынок, газеты принесли, говорят, ты просил.
«Ой, не с добра», – первое, что подумал Демури. Газеты он всегда просматривал в рабочем кабинете на Подоле или в Раде. Домой их никогда ему не приносили. Он взглянул на газету и через мгновение все понял. Заголовок на первой полосе гласил:
«Пропавший Рыбаков объявился на Украине».
Как? Кто? Наверняка об этом уже знает Эленский.
Жордания даже представить себе не мог, что всю эту кашу невольно «заварил» он сам. Он в буквальном смысле все проспал.
Телефон Эленского не отвечал.
Телефон Рыбакова – тоже.
Глава 3
Весь минувший день и всю минувшую ночь Рыбаков себя не жалел, и в этом ему активно помогала «подсадная утка» Жордания – длинноногая и волоокая Галочка Ященко, по совместительству пресс-секретарь оппозиции.
Она ждала его в фешенебельной квартире на Крещатике, специально снятой для любовных утех гостей Ющенко и, разумеется, самого депутата.
Охранник довел уважаемого гостя до широченных двойных дверей, единственных на лестничной клетке, и ключом, выданным хозяином, открыл дверь.
– Есть тут кто-нибудь? – Василий Петрович прекрасно знал, кто ждет его здесь, но решил пококетничать и неожиданно даже для самого себя заговорил по-английски.
Откуда-то из глубины квартиры до него донеслось милое воркование:
– Только я. Только я.
Рыбаков двинулся на это волнующее все мышцы его тела щебетание и безошибочно остановился у слегка приоткрытой двери. Остальные, мимо которых он проходил, были наглухо закрыты. И ни одна не манила, как эта. Он толкнул дверь, втайне надеясь, что она не заскрипит и он увидит нечто покрытое тайной. Так подглядывал за танцующей девушкой совсем юный герой великого фильма «Однажды в Америке». Так подглядывал в замочную скважину и сам Рыбаков, пытаясь на заре собственной юности проникнуть в тогда еще недоступные, а посему чужие тайны.
Ему открылась большая спальня с большой ванной, бурлящей вздыбленной пеной.
Из нее, как бывает только в кино, выплывала Галочка.
Мужчина задохнулся от переполнивших его в это мгновение простых, плохо скрываемых чувств. Он даже не слышал, как девушка в третий раз попросила подать халатик. Наконец Рыбаков суетливо бросился исполнять просьбу и чуть не плюхнулся в джакузи, пытаясь в порыве первобытной страсти обнять молодое тело.
– Осторожно, милый. Не надо так волноваться.
Девушка выскользнула из его мыльных объятий.
– Мужчина в твоем возрасте должен беречь свои эмоции. Они тебе скоро пригодятся. А пока перекусим. Я еще не завтракала. Приводила себя в порядок. Для тебя, милый.
– Какой, к черту, завтрак. Я хочу тебя с той самой минуты, как увидел на вокзале.
Рыбаков вновь попытался применить силу. Во что бы то ни стало он хотел овладеть Галочкой прямо здесь, на мокром от брызг полу, войти в нее со всего размаху. Так подсказывало его естество, и казалось, не было никаких сил сдержаться, блюсти хоть какие-то приличия.
– Ты ведешь себя как мальчик. А ты же кандидат в Президенты великой страны! – с пафосом почти выкрикнула девушка, одновременно поглаживая вздыбленные под ремнем брюки кандидата. Она имела прекрасный опыт укрощения стареющих мужчин, сексуального запала которых обычно хватало не больше чем на тридцать секунд. Ей же необходимо было удержать кандидата в любовники «на взводе» двое, а то и трое суток.
