Александр Смоленский - Заложник
И тут нате вам, сразу какой-то «загадочный» сигнал.
Прибытко быстро прочитал полстраницы текста и, естественно, споткнулся на том же месте, которое Харченко пометил синим кружочком.
Б.Э.: Зонтик при ней?
Д.Ж.: Я же сказал, все в порядке. И мы же договорились об этом не вспоминать.
Б.Э.: Сорвалось. Но мне очень важно, чтобы в связи с тем, что происходит, не было изменений решения. Вот это очень важно. Чтобы чего-то кому-то не показалось.
Д.Ж.: Я понял-понял.
Советник российского посольства не хотел признаваться приятелю, что ни черта не понял, поэтому быстро сунул бумажку в нагрудный карман сорочки и передал Степану конверт.
Поздно вечером, вернувшись в посольство, Прибытко отослал информацию на Лубянку. Несмотря на добрый литр скушанной горилки, он умудрился не перепутать ни код, ни e-mail, по которому он ее отправил.
Поскольку все оперативные донесения в связи с розыском Василия Петровича, как и большинство другой эфэсбэшной «помойки», сначала сваливались на стол начальнику оперативного управления ФСБ полковнику Попову, сообщение с Украины также оказалось у него на столе среди утренних бумаг.
Анатолий Петрович, несколько раз прочитав сообщение, расписал его по четырем адресам: в Генпрокуратуру (для сведения), в политическую разведку ведомства (все новости об Эленском и Рыбакове концентрировались именно там), в президентскую Администрацию – Умнову и, наконец, в оперативную группу по разработке операции «Меморандум», которую непосредственно он вел.
У полковника Смирнягина, который практически руководил работой всей группы, даже без консультаций с Мацкевичем, не было ни на йоту сомнений, что записка попала по адресу.
Его «пацаны» за последние несколько месяцев, можно сказать, уже сбились с ног, разыскивая секретные контейнеры с оригинальными копиями меморандума. После ряда оперативных мероприятий достоверно стало известно, что всего было сделано пятнадцать экземпляров контейнеров, закамуфлированных под самые неожиданные предметы из титана. Странный зонтик, с которым, как позже выяснилось, уже несколько месяцев практически не расставался кандидат в Президенты Василий Рыбаков, был в этом перечне.
Для перепроверки Смирнягин, набрав свой персональный код, вошел в специальные файлы компьютера. Точно, так и есть. Вот этот зонтик: картинка, чертеж, размеры. Нет только шифров к его вскрытию.
Бесспорно, этот киевский зонтик, о котором так волновался Эленский, принадлежит ему. И очевидно, как только Рыбаков вновь стал важной – хотя и комичной, а в чем-то даже трагичной персоной, – Борис Платонович, у которого, видимо, меморандум хранился, передал контейнер в виде зонтика кандидату в Президенты.
Зачем? На это пусть отвечают аналитики. Если успеют, конечно.
Мысль, а точнее предчувствие некоего плохого конца напомнила Смирнягину, что у него язва. Как бывало уже не раз и не два, боль сложила его пополам. Впрочем, его холостяцкая «подружка» после принятия таблеток непременно отступит. Он с этим жил давно и давно мирился. Так как радикальных мер боялся, как любой незнакомой женщины. Да и врачи особо не настаивали на радикальном решении вопроса. А что делать? Или такие врачи. Или такая язва…
Боль действительно после двух таблеток отступила. Но тревога осталась. Смирнягин отлично себе представлял, к каким последствиям может привести попытка несанкционированного доступа к сейфу с меморандумом.
Эленский, разумеется, об этом был осведомлен тоже. Значит, дал своему ставленнику пароль? Но это просто невозможно. Единственно возможный код, как сообщили ему разработчики контейнера, настолько персонифицирован голосом владельца контейнера, что результат всегда один – мощный, разрушительной силы взрыв и уничтожение самозванца.
Значит, остается думать о неком замысле в голове хитроумного отставного олигарха.
И этот замысел настолько прозрачен, что даже не верится. Рыбаков наверняка ни о чем не предупрежден и не проинструктирован. Поэтому? Поэтому на каком-то важном мероприятии, скажем – совместной пресс-конференции с украинским кандидатом в Президенты, он пытается вскрыть сейф, и… всем окружающим – труба.
«Убей меня, но ума не приложу, зачем Эленскому устранять на виду у всех своего политического партнера и ставленника?» – размышлял Смирнягин. Посоветоваться было не с кем. Мацкевич опять валялся в больнице со своей стенокардией. Его не хочется напрягать. Мальцев в этих делах такой же тюфяк, как и он сам. Придется «в тупую» докладывать Попову о своих умозаключениях. Засмеет.
Начальник оперативного управления ФСБ встретил его крайне любезно. Надо отдать ему должное: после того как Смирнягин придал принципиально новый и мощный импульс всему следствию по меморандуму, Попов всерьез зауважал милиционера. Поэтому и на сей раз выслушал его с интересом.
Он удивился не столь предположениям и связанными с ними опасениям Смирнягина, а самому факту, что он явился с утра.
– Только вчера я тебе расписал эту бумаженцию, а ты уже тут как тут. И конечно, с фантастическими выводами. Мацкевичу-то звонил?
– Думал, но отказался от этой идеи. Вы же знаете, он на больничной койке.
– Вот и подкинул бы ему задачку. Его хлебом не корми, как любит эти всякие ребусы.
Попову, в отличие от Смирнягина, и в голову не могло прийти, что сердечнику подобные умственные нагрузки излишни.
– Да я подумал, что мы с вами сами разберемся. Голова на плечах имеется. И потом, вопросов здесь я вижу сразу два, их ни мне, ни Леониду Сергеевичу не решить. И вы, я полагаю, прежде проконсультируетесь.
– Так какие же вопросы?
– Передавать ли наши выводы украинской стороне? И предпринимать ли нам самим какие-либо действия? Так сказать, противодействовать?
– Ну сам подумай, полковник, как мы можем что-либо сообщать хохлам, если не можем раскрыть канал получения нами этой пресловутой распечатки, перехваченной их СБУ?
Попову настолько понравилась мысль, спонтанно пришедшая ему в голову, что он даже возгордился собой. В кои веки представилась возможность проявить свою проницательность. И благодарный слушатель к тому же оказался рядом. Класс!
Строго говоря, он был прав. Вдруг сочтут их действия вмешательством во внутренние дела независимого государства? Тем более что наш Президент уже неуклюже попытался поучаствовать в их выборах.
Размышляя над логикой шефа, Смирнягин предположил, что тот рассуждал схоже.
Велико было бы его удивление, если бы он знал, что Попов вообще не думал о таких тонкостях.
– Почему нас вообще должна волновать ситуация с выборами на Украине?
– Но меморандум, сейф, взрыв… Разве это нас не должно волновать?
– За кого ты волнуешься? Жалеешь этого дьявола во плоти Эленского? Или эту проститутку Рыбакова?
Попов не на шутку разнервничался.
– Или ты знаешь способ, как нам добраться до их экземпляра меморандума? Фигушки! Мы пока до других, что у нас под носом, не добрались. Так что я даже докладывать не буду наверх. Их настроение мне прекрасно известно. Так что спасибо. Свободны.
Когда Смирнягин уже открывал дверь, чтобы удалиться, Попов попросил его на секунду задержаться.
«Все же сомневается полковник в своей правоте», – предположил милиционер.
– Вот что я думаю. Скорее всего, то, что ты мне здесь нарисовал, это твои выдумки.
Попов говорил как никогда четко и решительно.
– Но если вдруг эти сказки станут явью, – тут он хитро и одновременно зловеще взглянул на подчиненного, – то я ничего не слышал. А ты ничего мне не рассказывал. Я даже запись нашего разговора сотру. Понял? А уж потом, если нас попросят высказать свои соображения, ты их мне и озвучишь. А я – кому надо. Словом, там видно будет.
– Как это ни мерзко от вас слышать, но в логике вам не откажешь, уважаемый Анатолий Петрович, – спокойно, чеканя каждое слово, сказал Смирнягин. – А диктофонную запись стирать не надо. Оставьте себе на память. Может, вам с ней станет легче жить.
Глава 2
Не сегодня-завтра сценарий, задуманный Эленским, предстояло начать претворять в жизнь. Три миллиона долларов, которые лондонский кукловод отпустил на его выполнение – треть из них практически уже была распределена между действующими лицами, – являлись серьезным аргументом.
По этому сценарию Рыбакову предстояло умереть. Но умереть так, чтобы в Кремле, слепо уверенном в своей сокрушительной победе на выборах, стены закачались. Так, по крайней мере, видел развитие событий их постановщик.
На пресс-конференции Рыбаков должен был сделать сенсационное заявление о том, какой ценой действующий российский Президент «купил» индульгенцию на статус преемника Бориса Николаевича, подписав некий меморандум.
«Что за меморандум?» – гадал депутат Рады Жордания. Но глубинные детали плана олигарха приоткрыты ему не были. Он знал лишь о том, что Рыбаков прямо на пресс-конференции должен был извлечь из зонтика-сейфа конфиденциальный документ, который якобы хранил в тайне все минувшие годы, и публично зачитать его.
