Лотти Могач - Поцелуй меня первым
Тогда же стало ясно: хотя Тесса ничего не скрывала от меня, об одном она все-таки умолчала. Не то чтобы мы с самого начала договорились: о самоубийстве, а точнее, о его практической стороне – ни слова. Скорее, по молчаливому соглашению избегали это обсуждать. Это оставалось сокровенной тайной Тессы.
Тем не менее было ясно, что, пока я обдумываю свои дальнейшие действия, Тесса вынашивает свой собственный план.
За два дня до назначенной даты, четырнадцатого апреля, я уточняла у Тессы написание фамилий ее знакомых по колледжу. Мы прошлись по списку, и вскоре она замолчала и привычно коснулась камеры.
– Тебе еще что-нибудь нужно? – безучастно, как банковский служащий, спросила она.
Я оглядела двухметровое бумажное полотно, растянутое над рабочим столом, с прикрепленными тут и там плотно исписанными листками бумаги. Множество информации хранилось и на жестком диске, но одного взгляда на таблицу было достаточно, чтобы получить подсказку или быстро найти ключевое слово. Накопление сведений можно было продолжать бесконечно, раз за разом добавляя новые листы бумаги, пока они не покроют всю квартиру и не потянутся дальше, через Альбион-стрит и Ротерхитский туннель, до самого горизонта. Пора было остановиться.
– Кажется, все, – ответила я.
Даже прощание с мамой не так взбудоражило: я ощутила невыразимую печаль – ведь Тесса выглядела такой молодой и здоровой. Не верилось, что она страдала, что скоро ее не станет, что человек, с которым я так сблизилась, навсегда исчезнет.
Разумеется, я не могла все это сказать. И потому молчала. Тянулись последние минуты: взгляд в камеру, прощальный жест. Тесса поблагодарила меня. Я зачем-то поблагодарила ее, жадно вглядываясь в изображение, стараясь запомнить лицо, нос, рот, скулы. Наконец Тесса протянула руку и выключила камеру.
* * *Наступило четырнадцатое апреля, день «увольнения». В сущности, обычный день. «Тесса» находилась на пути в Канаду, и работы у меня пока не было. Отправлять письма, извещая об удачном прибытии в Сойнтулу, предстояло только на следующий день, причем после пяти вечера по Лондону, когда в Сойнтуле будет девять утра.
Но, конечно, это был не обычный день. Все утро я лежала с открытыми глазами и смотрела в пустоту, не в силах встать с дивана. Меня как будто выключили. Даже есть не хотелось. Я размышляла о Тессе, хотя понятия не имела, что она задумала. В голове шумело, перед мысленным взором роились будоражащие образы. Вот Тесса на четвереньках вползает в низкую пещеру в глубине скалы где-нибудь на краю света, в оттопыренных карманах – бутылка водки и банка с таблетками. Не так уж маловероятно, если вдуматься. Воображение рисовало и другие, страшные и отталкивающие картины: внезапно в памяти всплыл кадр из давно забытого фильма, где труп скормили свиньям, и я представила, как среди ночи Тесса прокрадывается на ферму и перерезает себе вены посреди свинарника, или прыгает в огромный измельчитель на мясокомбинате.
Я то и дело возвращалась к одной и той же, наименее вероятной версии, когда опознать тело не составило бы труда. Однажды я видела репродукцию картины, где была изображена утопленница, лежащая в ручье. Длинные рыжие волосы колыхались в воде, глаза смотрели в небо. Отчего она пришла мне на ум? Тесса совершенно не походила на женщину с картины, однако же я не могла отделаться от этого образа.
Я пролежала в таком взбудораженном состоянии несколько часов, не в силах сдвинуться с места. Потом до рези свело живот, и случилось такое сильное расстройство, что я долго сидела в уборной, тяжело дыша.
Среди дня вдруг раздался звонок в дверь – из ряда вон выходящее событие само по себе, – и я вскрикнула от неожиданности. Мне принесли заказное письмо. В конверте, вложенные в газетный лист, лежали сто семнадцать фунтов наличными: пять двадцаток, десятка, пятерка и две монеты по одному фунту, приклеенные клейкой лентой к обрывку картона. Под монетами кто-то пририсовал рот, и на меня смотрела улыбающаяся рожица с монетами вместо глаз. Это совсем не в духе Адриана, и я предположила, что первый платеж Тесса отправила лично. В дальнейшем улыбок не было.
Получив деньги, я слегка оживилась – отныне я официально вела проект «Тесса» – и немедленно написала Дамиану: «Сообщаю, что с сегодняшнего дня я больше не работаю в компании». Отправив письмо, я собралась поиграть в World of Warcraft, чтобы развеяться, но ничего не вышло. Никакого удовольствия гонять туда-сюда горстку пикселей. Я открыла «Фейсбук» и почтовый ящик Тессы. «Тесса» еще не могла появиться в интернете, но ей уже пришло несколько писем. Ничто не мешало мне их прочесть и набросать черновики ответных сообщений.
Я открыла страницу Тессы на «Фейсбуке». К тому времени я уже автоматически вводила ее пароль. А вот чтобы вспомнить свой собственный, приходилось напрячь память. Вчера вечером Тесса опубликовала новый статус, который мы сформулировали вместе: «Отчаливаю. Наконец-то! Впереди новая жизнь. Всех люблю». К сообщению уже оставили двадцать три комментария с пожеланиями удачи и счастливого пути. В тот день пришло пять новых писем, не считая рекламных рассылок. В четырех ей желали всего самого наилучшего, а пятое было от некой Марни, которая, очевидно, не знала о ее отъезде, и приглашала в Клэпхем на свое сорокалетие: «Форма одежды – не по возрасту».
Ближе к обеду я проверила почтовый ящик на «Красной таблетке»: там было одно ЛС от Адриана с цитатой из Аристотеля: «Добродетели существуют в нас не от природы, а благодаря приучению мы в них совершенствуемся. Именно так, совершая правые поступки, мы делаемся правосудными, поступая благоразумно – благоразумными, действуя мужественно – мужественными»[2].
Сейчас, поскольку полиции удалось отследить паспорт Тессы и получить выписку по счету, я представляю себе, как все происходило. От станции «Ватерлоо» она отправилась в Портсмут, где в 21:15 села на паром, идущий в Бильбао. У нее была одиночная каюта за двести пятьдесят шесть фунтов в один конец. На следующий день после полудня она прибыла в Бильбао и прошла пограничный контроль. Никто не знает, куда она девалась потом. Ее как ветром сдуло. За четыре дня до отъезда она сняла со своего счета пять тысяч девятьсот сорок два фунта – почти все свои сбережения, оставив лишь семьдесят четыре пенса, и после того движений по счету не было.
Я нашла, как выглядит «Краса Бильбао» – судно, на котором плыла Тесса. Бывшие пассажиры в разное время записали несколько роликов и выложили их на Youtube. Гнетущее зрелище. Голые стены каюты, как в приемном покое. На борту дряхлые старики, молча сидящие в столовой, и стайки безмозглых, визгливых подростков, обливающих друг друга пивом из пластиковых стаканов. Ряды игральных автоматов и сувенирный магазин с дешевыми мягкими игрушками и мятными конфетами. Все это было совсем не в духе Тессы.
Вероятнее всего, она хотела утопиться и потому села на паром, но в последний момент струсила. Я представила, как среди ночи она вышла на пустынную палубу и, перегнувшись через поручни, вглядывалась вниз, в черный водоворот, незримо бурлящий за бортом, как огромная костедробилка, готовая принять ее тело.
Но – если она собиралась убить себя, зачем сняла все деньги со счета?
И потом, если она хотела добраться до Испании живой, почему не полетела самолетом? Она сама говорила, что обожает самолеты, даже еда на борту ей нравилась. Возможно, она бы тоже попросила сэндвич с сыром. Возможно, его подала бы та же угрюмая стюардесса, что обслуживала мой рейс.
Мои мысли часто возвращались к Тессе: что она делала на борту парома, о чем думала, лежа на жесткой подушке в тесной каюте, прислушиваясь к нечленораздельным выкрикам пьяных ушлепков в коридоре. На одном из видеороликов, снятом с палубы, рядом с бортом плыли дельфины. Надеюсь, она их видела.
Сразу после прибытия в Испанию следы Тессы теряются. Неизвестно, как она добралась до коммуны. Возможно, автостопом: ей ведь случалось путешествовать автостопом по Америке, когда ей было девятнадцать. Я уверена только в том, что через восемь дней после прибытия одна знакомая по имени Дженни увидела ее в Гранаде, возле какой-то Альгамбры. Дженни отправила мне – то есть, Тессе – письмо, извиняясь, что не подошла поздороваться с ней. «Нед разошелся не на шутку, – писала она (вероятно, речь шла о ребенке или муже), – а когда мне удалось его успокоить, ты уже ушла. Кстати сказать, шикарно выглядишь, стрижка тебе очень идет. Что новенького?»
Тогда я не придала этому значения, решив, что Дженни обозналась. Тесса и Дженни были близкими друзьями во время учебы в художественном колледже, но потом их пути разошлись: судя по моим записям, они не виделись несколько лет.
Но вернемся ко дню «увольнения». К вечеру я больше не могла выносить мерное тиканье часов и роение никчемных мыслей и отключилась, выпив таблетку маминого снотворного – чего со мной прежде не бывало.
