Сара Груэн - Уроки верховой езды

Неужели я была такой кромешной дурой? Связалась с Роджером лишь из-за того, что увидела на лице Мутти неудовольствие, когда представила его ей? Она не одобряла его протестантскую веру, ей не нравился его характер — «ни рыба ни мясо», и это приводило меня в восторг. Казалось бы, всякая мать должна радоваться, когда дочь приводит знакомиться студента-юриста с третьего курса, но к Мутти это не относилось. И я сделала единственное, на мой тогдашний взгляд, закономерное — бросила Дэна и принялась встречаться с Роджером…

…Странное дело, у меня было такое чувство, что, дотянись я прямо сейчас до руки Дэна, мы с ним возобновили бы отношения с той же точки, на которой расстались. С чего я взяла, что у него до сих пор сохранился ко мне какой-то интерес? Что за чушь! В прежние времена мне было чем зацепить парня. Я была вся такая особенная, наездница, чемпионка. А теперь?

Дэн ерзает в кресле, меняя положение ног, и задевает рукавом мое открытое плечо. Я чуть-чуть прижимаюсь к нему, и он не отодвигается. Весь остаток фильма я думаю только об этом пятачке хлопковой ткани и о живом тепле, которое сквозь него ощущаю.

Потом он ведет меня ужинать в итальянское бистро. Мы едим лингвини с крабовым мясом, усыпанные крохотными кубиками помидоров, и в разговоре всплывает все та же тема. Я пытаюсь отмахнуться со смехом — дескать, поняла, какую чушь городила.

— И правда, предположение выглядит невероятным. Но хотя бы из чистого интереса ты мог бы сравнить фотографии и живого коня? Я к тому, что ты сам говорил, какая это редкая масть. Но чтобы еще и отметины до последних мелочей совпадали?..

— Шансов меньше, чем выиграть джекпот в лотерею, — говорит он.

Он крутит вилкой в тарелке, стараясь подцепить кусочек морского гребешка, скользкий от масла. К нему прилип крохотный обрезок укропа, разветвленный, как папоротник.

— Поэтому я и подумала… Ты знаешь о чем.

— Да. Знаю.

Мы молча продолжаем есть, потому что развивать тему небезопасно. Как прикажете восстанавливать отношения, если он всерьез уверится в моем сумасшествии?

— Я полдня думал над твоими словами, — заявляет он неожиданно.

Он откладывает вилку и скрещивает на груди руки. Я поднимаю взгляд, не очень уверенная, к чему он клонит. А Дэн продолжает:

— Вообще-то я даже предпринял маленькое исследование по наследованию масти, и у меня получилось, что вероятность точного повторения очертания пежин практически равна нулю.

Я таращу на него глаза.

— Ты не выкинула те фотографии? — спрашивает Дэн.

— Нет, конечно!

— Дашь взглянуть, когда я тебя домой завезу?

Когда мы покидаем бистро и идем обратно к машине, я самым естественным образом беру его под руку. Он смотрит на меня сверху вниз, широко улыбаясь, и накрывает мою руку своей.

— Да чтоб меня разорвало, — произносит он, переводя взгляд с фотографии на пасущегося Гарру.

Я не могу скрыть энтузиазма.

— Ну вот видишь? Видишь?

Дэн медленно качает головой.

— Я вижу, почему ты пришла именно к таким выводам.

Я хмурюсь.

— Разуй глаза, Дэн! Сам говорил, что проще джекпот выиграть!

— Все верно. Но снимок сделан с большого расстояния, и корпус лошади виден хорошо если на четверть. Кроме того, седло и всадник закрывают порядочный участок. Поэтому говорить о полном совпадении отметин я бы не стал…

— Правильно, но посмотри на его плечо, на шею! И эта звездочка на лбу…

Надо отдать ему должное, Дэн действительно смотрит. Он морщит лоб, вглядываясь в потертую фотографию. Щурится, изучая стоящего в отдалении Гарру. И наконец отдает мне снимок, медлительно кивая:

— Да, сходство очень велико…

— Значит, ты все-таки мне не веришь?

— Дело не в том, верю я тебе или нет.

Я надуваю губы.

— Думай о смысле того, что говоришь, — продолжает он. — О настоящем смысле.

Я рассматриваю траву под ногами, боясь разреветься.

— Как все это объяснить, я пока не знаю, — говорит Дэн. — Случайное сходство выглядит невероятным. Бывает, но не до такой же степени! Быть может, они близкие родственники. После всего, что я тут прочитал, я готов поверить, что у всех трех коней был общий предок. И даже достаточно близкий. Но, Аннемари… блин…

В моих глазах стоят слезы. Дэн делает шаг и заключает меня в объятия, прижимая к груди. Я зарываюсь лицом в его рубашку, мой затылок приходится чуть пониже его подбородка. Господи, до чего же хорошо. Его тепло… Его запах…

— Что, повеселилась? — спрашивает Ева, когда я появляюсь на кухне.

Она стоит почти в дверях, опираясь одной рукой о стол. Должно быть, наблюдала в окошко.

— Я спрашиваю — повеселилась?

Она почти кричит.

— Ева…

— Ты противная! — бросает она. — Стоило папе уйти, и через десять минут ты уже бойфренда себе завела?

— Все не так, как тебе кажется. Дэн просто…

— И не пытайся оправдываться! Ты похотливая старая тетка! Ты гадкая! Меня от тебя тошнит!

Похотливая? Старая?.. Это с каких пор в тридцать восемь записывают в старухи?.. Я открываю рот для ответа, но Ева уже вылетела в коридор, оставив после себя только запах духов.

— Ева!

— Что тут у вас происходит?

На пороге возникает Мутти, она хмурит брови.

— Папа только-только задремал…

— Не знаю, — говорю я. — Ева за что-то на меня рассердилась.

— Что такое?

— Она превратно поняла кое-что, чему нечаянно стала свидетельницей.

— И что же она такого увидела?

Меня не тянет рассказывать ей. Но если я этого не сделаю, у нее будет только версия Евы.

— Дэн обнял меня на прощание, когда подвозил.

Какое-то время Мутти продолжает мрачно смотреть на меня, потом ее лоб разглаживается.

— Я с ней поговорю, — обещает она.

— Не надо, пожалуйста, — говорю я торопливо, потому что она поворачивается, чтобы уйти. — Я сама. Я просто… я хотела, чтобы она сперва успокоилась, вот и все.

К моему удивлению, Мутти возвращается. Подходит к буфету, открывает дверку и достает две небольшие рюмки на высоких ножках.

— Хочешь «Ягермейстера»? — спрашивает она.

— С удовольствием.

Она ставит рюмки на стол и скрывается в коридоре, чтобы вскорости вернуться с бутылкой. Наливает понемногу в каждую рюмку.

— Здесь сядем или в гостиную пойдем?

Я отвечаю:

— Давай лучше в гостиную.

Устроившись в уютных ушастых креслах, мы молча потягиваем напиток.

— Сколько лет я его не пробовала, — говорю я наконец, разглядывая рюмку на свет.

Лампа красновато-оранжевая, жидкость в рюмке кажется густым янтарем.

— Вкусно…

— Значит, повеселилась нынче с Дэном? — спрашивает Мутти, то ли нарочно, то ли случайно употребив те же слова, что и Ева.

Она смотрит мне прямо в глаза.

— Да, — говорю я, — мы хорошо провели время.

— Чем же вы занимались?

— Посмотрели кино, потом поужинали…

Она неторопливо кивает.

— Молодец, что выбралась развеяться.

— На самом деле это не было свиданием, — говорю я.

— Что же тогда это было? — спрашивает она. — У тебя должна быть личная жизнь.

Я отпиваю из рюмки. Мутти уточняет:

— Если, конечно, ты окончательно бросила Роджера.

— Это он бросил меня, Мутти.

— Я знаю, Schatzlein. Я знаю.

Она так неожиданно употребила это ласковое прозвище, что у меня слезы навернулись на глаза. Я смотрю на ободок своей рюмки, боясь сморгнуть.

— Вы с ним плохо ладили? — спрашивает Мутти.

Я вздыхаю и отворачиваюсь к окошку.

— Нет, — говорю я наконец. — Не то чтобы плохо… Но и особой гармонии не было. Мы, скажем так, просто сосуществовали.

— А потом появилась эта Соня.

— Ну да. Потом появилась эта Соня, и Роджер решил, что простого сосуществования ему мало.

— Консультироваться не пробовали? — спрашивает она.

Я смотрю на нее, пытаясь угадать, к чему она клонит. Потом коротко отвечаю:

— Нет.

— Почему?

— Не знаю. Как-то в голову не приходило.

— А ты хотела, чтобы он остался?

— Не знаю. По-моему, не очень.

Произнеся это, я чувствую что-то вроде освобождения, но Мутти не слишком удивлена.

— Тогда, вероятно, все к лучшему, — говорит она.

— Вот уж не думаю, чтобы Ева с тобой согласилась…

— Да, ей пришлось нелегко.

Я молчу.

— Ты сама знаешь, как это бывает между папами и дочками…

Я быстро возражаю:

— Там ничего подобного не было!

— Ты так в этом уверена, Аннемари?..

У меня едва не срывается с языка уверенное «да!», ведь Роджер никогда не направлял Еву так, как направлял меня папа. Никогда не делал дочь орудием своего личного честолюбия. Потому что Роджер всегда считался с желаниями Евы и ни разу не «наезжал» на нее, внушая дочери, что она разрушит всю его жизнь, если не посвятит свою собственную исполнению отцовской мечты…