Эфраим Севела - Моня Цацкес – знаменосец
На фотографии у супруги капитана Телятьева не было глаз. Кто-то булавкой проколол на их месте дырки. На полу, под столом, Цацкес заметил женский лифчик настолько малого размера, что он мог принадлежать только плоскогрудому сержанту Зое К.
Хозяин конспиративной квартиры гостеприимно предложил Моне сесть на диван и протянул раскрытую, но непочатую коробку «Казбека».
– Не курю, – скромно отказался Цацкес.
– Молодец, – похвалил капитан и спрятал папиросы в стол, – я тоже не курю. Итак, приступим. Ты Родину любишь?
Моня слегка опешил от такого вопроса, но быстро совладал с собой:
– Так точно, товарищ капитан.
– Готов на подвиг во имя Родины и товарища Сталина?
– Так точно, товарищ капитан.
– Готов помогать мне?
– Как прикажете, товарищ капитан.
– Это – не приказ. Мы – патриоты, русские люди… э-э-э… представители многонациональной советской семьи… должны неустанно бороться с коварным врагом всеми доступными средствами.
Капитан умолк, пытливо глядя Моне в глаза, и Моня на всякий случай кивнул.
– Как по-твоему, Цацкес, враг дремлет?
Моня наугад сказал:
– Никак нет, товарищ капитан.
– Правильно, товарищ Цацкес, враг не дремлет! Но и мы, – он стукнул себя кулаком в гулкую грудь, – ушами не хлопаем. Верно я говорю?
– Так точно, товарищ капитан.
– Враг проникает в наши ряды…
– Вам лучше знать, товарищ капитан.
– Так вот, Цацкес, проникает… и очень даже глубоко.
– Ай-яй-яй… – на всякий случай сочувственно вздохнул Моня.
– Будем вместе работать, дорогой товарищ, вместе выявлять врага. Доверять нельзя никому, даже лучшему другу… Под овечьей шкурой может скрываться волк. Понял?
– Ну, а вот, скажем, наш командир полка, – спросил Моня, – или политрук товарищ Кац… Им можно доверять?
Капитан Телятьев сделал стойку, как охотничий пес:
– Имеешь на них материал?
– Нет. Но… на всякий случай… интересно… Таким людям, к примеру, все же можно доверять?
– Доверяй, но проверяй. Так говорят у нас в органах. А органы, Цацкес, не ошибаются. Бдительность – наше оружие.
Моне хотелось сказать капитану Телятьеву, что и органы иногда ошибаются, и даже сверхбдительность не всегда помогает. И привести живой пример. Капитан Телятьев, скажем, в отличие от многих мужчин в подразделении, полагал, что его машинистка сержант Зоя К. спит только с ним… Но рядовой Цацкес счел за благо промолчать и преданно смотрел капитану Телятьеву прямо в ноздри, сжимавшиеся и разжимавшиеся от служебного рвения.
– Итак. – Капитан Телятьев стукнул ладонью по столу, подводя итог сказанному. – Всякий подозрительный разговор, всякий косой взгляд… брать на карандаш – и мне. В письменном виде, желательно подробней.
– Не сумею, товарищ капитан…
– Дрейфишь? Помогать советским органам не хочешь?
– Письменно помогать… не сумею. По-русски не пишу.
– А-а, иностранец-засранец, – облегченно рассмеялся капитан. – Будешь доносить устно. По пятницам и воскресеньям сюда являться. Запомни дорогу, я здесь принимаю в эти дни. А если что-нибудь экстренное – дуй ко мне в блиндаж. Постучи в дверь пять раз – условный сигнал, понял? Скажешь пароль, подождешь ответа, и тогда – входи.
– Какой пароль? – оживился Моня, все еще не утративший интерес к детективному жанру.
– Сейчас состряпаем, надо что-нибудь позаковыристей, чтоб, если народ рядом, ничего не разобрали… Вот такой подойдет… Ты по железной дороге ездил? Какую надпись видишь, когда подъезжаешь к станции?
Моня задумался, даже сморщил лоб.
– Кипяток, товарищ капитан.
– Нет. Еще подумай.
– Уборная?..
– Цацкес, запомни: на каждой станции, там, где останавливается паровоз, написано: «Открой сифон, закрой поддувало». Понял? Наш пароль будет: «Открой сифон» – это говоришь ты. И получишь отзыв: «Закрой поддувало». Повтори.
– Открой… поддувало…
– Наоборот!
– Закрой… сифон… Не получается, товарищ капитан… Трудные слова… Дайте что-нибудь полегче.
– А еще говорят: евреи – способный народ, – покачал головой капитан. – Ладно, облегчим тебе задачу. Фамилию Шапиро слыхал? Вот и скажешь у моей двери: «Шапиро!» Я спрошу: «Вам какой Шапиро? Абрам или Иосиф?» И открою. Все! Договорились, товарищ Цацкес! За работу! Жду в пятницу!
Он высадил Моню из «виллиса», не доезжая до расположения части, и Моня побрел к своей землянке в подавленном состоянии. До пятницы оставалось четыре дня.
Ходить и подслушивать чужие разговоры, а потом бежать, высунув язык, к капитану Телятьеву и подводить людей под военный трибунал – такой жизни Моня и своим врагам не пожелал бы. Но вовсе не явиться в пятницу или прийти с пустыми руками, без доноса, тоже сулило мало радости. Капитан Телятьев такого не простит.
Моня не стал дожидаться пятницы. Во все другие дни начальник контрразведки находился при штабе, и, как было условлено, в экстренных случаях следовало являться к нему туда. Моня разыскал блиндаж капитана Телятьева и, не нарушая правил конспирации, стал беззаботно прогуливаться возле входа.
– Шапиро-о-о! – не очень громко произнес он пароль.
Ответа не последовало, и Моня повторил громче:
– Шапиро-о-о!
– Вам какой Шапиро? – остановился пробегавший мимо офицер с козлиным профилем. – Абрам Шапиро?
– Нет… – замотал головой сбитый с толку Цацкес. – Мне нужен Иосиф…
– Иосиф Шапиро? – остановился офицер. – Вы не родственник ему?
– Нет… Мы… э-э-э… земляки…
– Должен сообщить вам грустную весть, – со скорбью в голосе сказал офицер, оказавшийся на редкость словоохотливым. – Ваш земляк Иосиф Шапиро получил тяжелое ранение и отправлен в госпиталь для прохождения лечения. Если у вас найдется немного времени, то я могу узнать адрес госпиталя. Это для меня не составит особого труда, и тогда…
– Рядовой Цацкес! – нетерпеливо окликнул из дверей блиндажа капитан Телятьев. – Пройдите ко мне!
Моня юркнул в блиндаж.
– Конспиратор! – зашипел капитан Телятьев, когда дверь за Моней закрылась. – Вся работа – псу под хвост. Забыл пароль?
– Нет, товарищ капитан… – оправдывался Цацкес, а про себя отметил, что, как он и предполагал, сержанта Зои К. в блиндаже не оказалось. – Я дважды звал Шапиро… И вот этот офицер ответил вместо вас. Он знает и Абрама Шапиро, и Иосифа. Иосиф, между прочим, ранен…
– Откуда он узнал эти имена? Это же пароль!
– Спросите у него… Хотя я вам могу сам объяснить, товарищ капитан. В дивизии, где столько евреев, обязательно найдется десяток Шапиро, а в десятке найдется не меньше одного по имени Абрам или Иосиф… Не годится этот пароль в Литовской дивизии.
– Зря я с тобой связался, – отмахнулся капитан Телятьев. – Подведешь ты меня под монастырь.
– Между прочим, я по делу… – напомнил Цацкес огорченному капитану. Тот сразу ожил, и лицо его приняло выражение, какое бывает у гончей, почуявшей дичь.
– Докладывай, Цацкес. Подробно. Имена, воинские звания, место происшествия – я все запишу.
– Не надо записывать, товарищ капитан, – перешел на шепот Моня, и капитан Телятьев придвинулся к нему. – Надо действовать. Они сейчас все в сборе…
– Кто они? – нервно глотнул слюну капитан.
– Группа… И с ними офицер… Он им читает вслух листовку… Вражескую.
– Где?
– Могу показать. Это не близко.
– Рядовой Цацкес, личное оружие при себе?
– Никак нет, товарищ капитан.
– Возьмешь мой автомат.
Когда капитан Телятьев, на ходу загоняя в пистолет обойму, поспешно покидал блиндаж, а за ним еле поспевал Моня Цацкес с трофейным автоматом на спине, их попытался остановить офицер с козлиным профилем:
– Я достал адрес госпиталя… Иосиф Шапиро лежит…
– Засунь этот адрес в жопу! – Капитан Телятьев отстранил его с дороги.
«Виллис» взревел, и они понеслись по проселочной дороге. Моня указывал путь, тот самый, по которому его недавно вез капитан, и возле разрушенного дома в лесочке велел остановиться.
– Здесь? – удивился капитан. – Рядом с моей секретной оперативной квартирой?
– Не рядом, – поправил Моня, – а прямо в ней.
На цыпочках, стараясь не выдать своего присутствия, капитан Телятьев и Моня Цацкес пробрались по развалинам к лестнице. Снизу действительно доносились голоса.
Капитан Телятьев подобрался, как тигр перед прыжком, поставил пистолет на боевой взвод и ударом ноги вышиб дверь.
– Руки вверх!
На широком диване конспиративной квартиры в самой неожиданной позе застыли голые, как Адам и Ева, старший политрук Кац и сержант Зоя К. – походно-полевая жена капитана Телятьева. Над ними, на спинке дивана, висела семейная фотография капитана, где у его законной жены были выколоты булавкой глаза.
Как расправился с голой парочкой разъяренный капитан Телятьев, знает только единственный свидетель – рядовой Цацкес и следственная комиссия из штаба фронта, выезжавшая на место разбирать дело.
