Чарлз Буковски - Голливуд
Генри Чинаски — имя, которое я использую в своих романах. И в сценарий я тоже его ввел.
— Что за понты? — спросил я.
— Да не понты; ты же продал права на Генри Чинаски.
— Это вранье. Но даже<если и так, надо всего лишь изменить имя, вот и все.
— Нет, не все; в контракте речь идет не об имени, а о персонаже, независимо оттого, как его зовут. Права проданы навсегда!
— Не может быть…
— По-видимому, когда ты продавал режиссеру Эктору Блэкфорду роман «Транспортный чиновник», заодно уступил и права на все экранизации.
— Да, я продал права на экранизации. Всего за две тыщи баксов. Я тогда с голоду помирал. Эти деньги казались мне баснословными. Между прочим, «Транспортного чиновника» Блэкфорд так и не поставил.
— Не имеет значения. По контракту права принадлежат ему на веки вечные.
— А как все это вылезло наружу?
— Есть такой адвокат — Флетчер Джейстоун. Он спит с одной монтажницей. Вот как-то они кончили свои занятия, и он углядел на тумбочке сценарий. Протянул руку. Оказалось, это «Танец Джима Бима». Пролистал, положил на место и сказал: «Генри Чинаски — этот парень в кармане у моего клиента. Я сам контракт составлял». И новость немедленно облетела весь город. «Танец Джима Бима» похоронили. Теперь никто за него не возьмется, потому что Блэкфорд и его адвокат купили Генри Чинаски с потрохами.
— Это неправда, Джон. Не мог я продать права на целую вечность за вшивых две штуки.
— Но в контракте это написано черным по белому!
— Я читал контракт перед тем, как подписать. Там ничего подобного не было.
— В разделе четвертом.
— Не верю.
— Я созвонился с этим адвокатом. Он крутой парень. «Генри Чинаски — наша собственность, — вот что он сказал. — Я в это дело собственных пятнадцать тысяч вложил, бешеные деньги по тем временам. Да и сейчас не кот наплакал». Я было раскипятился, а он меня осадил. «Не смейте, — говорит, — разговаривать со мной в таком тоне». В общем, с ним не столкуешься. Может, он хочет куш сорвать или что, но пока «Джим Бим» сдох. Мертвее мертвого. С ним покончено.
— Джон, я тебе перезвоню.
Я просмотрел контракт и нашел раздел четвертый. Убей Бог, никакого намека на продажу прав на персонажа я в нем не усмотрел. Перечитывал текст несколько раз, но ничего подобного не увидел. Я набрал номер Джона.
— В четвертом разделе нет ни слова насчет продажи персонажа на веки вечные. Они что — очумели все?
— Нет, это условие подразумевается.
— Где подразумевается?
— В разделе четвертом.
— У тебя под рукой есть этот текст?
— Да.
— Прочти мне то место, где говорится, что этот парень завладел моим Генри Чинаски.
— Это все подразумевается.
— Бред! Откуда вы это взяли?
— Если мы будем с ними судиться, тяжба продлится три-четыре-пять лет. А тем временем «Джим Бим» окончательно истлеет. И никто к нему не притронется.
— Неужто все в этом долбаном городе так перетрухали, что видят то, чего нет? Здесь ведь и близко ничего подобного не сказано, в четвертом разделе! Не продавал я Генри Чинаски!
— Ты подписал контракт, навечно уступающий права на Генри Чинаски, — повторил Джон.
Он тоже свихнулся. Я повесил трубку.
Я нашел в справочнике номер телефона Эктора Блзкфорда. Я познакомился с Эктором, когда он закончил кинофакультет Лос-Анджелесского университета. Одну из первых своих работ, документальный фильм, он сделал про меня. Его даже разок прокрутили по Пи-би-эс. На следующее утро полсотни абонентов отказались от услуг этого канала.
Несколько раз мы с Эктором вместе поддавали. Он проявил интерес к «Транспортному чиновнику» и даже показал мне сценарий, который сам состряпал, но он был до того несуразный, что я посоветовал ему засунуть его себе в задницу. Он пошел своей дорогой, я своей. Он стал богатым и знаменитым, поставил множество хитов. А я развлекался, сочиняя стишки, и начисто забыл про «Чиновника».
Я набрал номер и застал его дома.
— Эктор, это Хэнк.
— О, привет, Хэнк! Как дела?
— Не больно хорошо.
— В чем проблема?
— В «Джиме Биме». Тут один парень раззвонил по всему городу, что вы с ним получили права на Генри Чинаски. Ты знаешь, о ком я говорю.
— А, это Флетчер Джейстоун?
— Да. Тебе, Эктор, наверное, известно, что я ни душу свою, ни задницу за две штуки не толкну.
— А Флетчер говорил…
— Ничего такого в четвертом разделе нет.
— Он говорит, что есть.
— А ты сам читал?
— Да.
— Так есть или нет?
— Черт его знает.
— Слушай, малыш, ты же не хватишь меня серпом по яйцам за какую-то вшивую писанину, в которую и врубиться-то никто не может?
— Ты о чем?
— О том, что мы запустились с фильмом, а ты с этим ублюдком нас подсек. Ты что, забыл, как мы с тобой бухали и разговоры душевные вели?
— Разве такое забудешь!
— Тогда вразуми своего дружка. Он перекрыл нам кислород. А мы хотим дышать как все люди. Только и всего. Всего-то только.
— Хэнк, я тебе перезвоню.
Я сел у телефона и стал ждать, Я ждал четверть часа.
Наконец он зазвонил.
На проводе был Эктор. «Все в порядке, Джейстоун отступится».
— Спасибо, старина, я знал, что у тебя доброе сердце. Бизнес тебя еще не загубил.
— Джейстоун направит тебе депешу прямо сейчас.
— Гениально! Эктор, т, ы прелесть!
— И знаешь что, Хэнк…
— Что?
— Я не выбросил из головы идею с «Транспортным чиновником».
— Вот и хорошо, малыш. Привет жене.
— А ты Саре передавай привет, — сказал Эктор.
Девять десятых всяких дел в этом роде решается по телефону, оставшаяся десятая часть уходит на подписание бумаг.
Я позвонил Джону.
— Эктор добрался до этого Джейстоуна; он высылает отступную.
— Отлично! Отлично! Значит, можно двигаться вперед. А вы с Эктором корешились, да?
— Да, и как видишь, он про это не забыл.
— Как только я получу от него весточку, сразу же свяжусь с нашим новым продюсером… Кстати, чего я буду ждать у моря погоды, может, лучше подъехать к нему в контору и подобрать эту бумаженцию на месте?
— Конечно, звякни ему и договорись.
— Значит, мы опять беремся за картинку, — сказал Джон.
— Точно. Надо это дело обмыть у «Муссо».
— Когда?
— Завтра. В полвторого.
— Тогда до встречи, — сказал Джон.
— Пока, — ответил я.
Итак, я сидел за машинкой, трудясь над стихами, и рассылал их по мелким журнальчикам. Рассказы у меня почему-то никак не выпечатывались, это мне не нравилось, но насиловать себя я не хотел и потому шлепал стихи. В этом была своя радость. Может, в один прекрасный день что-нибудь получится и с прозой. Я очень на это надеялся. А пока что лошадки бегали, вино текло рекой, а Сара занималась чем-то прекрасным в саду. От Джона не было вестей целую неделю. Потом наконец он позвонил.
— Я ведь тебе говорил, что мы нашли нового продюсера?
— Да, ну что, он готов взяться за дело?
— Он отвалил. Сказал, что не хочет делать наш фильм.
— Почему?
— Говорит, пока ждал отступную бумагу, получил заманчивое предложение. Сценарий про двух близнецов-сирот, которые становятся чемпионами мирового чемпионата по теннису.
— Звучит и в самом деле фантастически. Жаль, что не я придумал.
— Но есть и хорошие новости.
— Например?
— «Файерпауэр» возобновляет с нами контракт.
— С какой радости?
— Испугались, небось, что кто-то другой сорвет куш. У них на это дело нюх. В конце концов, бюджет ощипали до костей — благодаря им, между прочим. А теперь они не желают, чтобы другие поживились за их счет. Мне Гарри Фридман звонил. «Хочу это проклятое кино», — говорит. «Ладно, — отвечаю, — получишь». — «А если оно не даст кассы, руки тебе оборву».
— Значит, все сначала.
— Ага, сначала.
Дня через три-четыре он позвонил опять.
— Ничего, если я заеду? Надо кое-что обсудить.
— Конечно, Джон.
Не прошло и получаса, как он уже был у меня. Бутылка и стаканы ждали на кофейном столике.
— Входи, Джон.
— А где Сара?
— В актерской студии.
— О!
Джон прошелся по комнате и уселся на свое любимое место возле камина. Я наполнил его стакан.
— Ну, выкладывай.
— Мы все подготовили к съемкам, утвердили график. И тут Франсин Бауэре, она в Бостоне сейчас, заболела. Ждет операции. Она не сможет начать через две недели.
— Что же делать?
— Будем снимать без нее. Джека Бледсоу будем снимать, все прочее. А ее оставим на потом. Собирались уже отснять первый эпизод с Джеком, да он отказался.
— А он-то что?
— Требует, чтобы за ним приезжал «роллс-ройс».
— С чего вдруг?
— Это предусмотрено контрактом. Нашли мы ему этот «ролле». Оказывается — цвет не тот. Отсняли несколько сцен без Франсин и Джека. Тем временем подыскали нужный цвет тачки, Джек готов выйти на площадку.
