Иосиф Гольман - Счастье бывает разным
— Какой? И что такое — алиментный щенок?
— Корм очень дорогой, премиумный. А про щенка — у собак все не как у людей. Здесь алименты платят хозяйке кобеля. Этим самым алиментным щенком. Причем она может выбрать лучшего.
— Понятно. Значит, на собаках миллионов тоже не заработать.
— Нет. Если только не ввезти какую-то очень редкую породу, когда можно снять сливки. Ведь заводчица не только на корм тратит. Она по выставкам должна ездить, иначе в элиту не попадет. На медуслуги куча денег уходит. Вон этих всех уже рентгеном посмотрели, по дисплазии. И анализ крови сделали. А посмотрите потом, на сколько витамины для вашего щенка потянут. Да и продаются щенки не всегда быстро. А кормить и ухаживать за ними нужно каждый день.
— Все, — пробормотал Чистов. — Ни лошадей, ни собак.
— Похоже на то, — согласилась Марина. — Если хотите заработать, проще возить из Китая аксессуары. Я сейчас специально не искала, но под руку много попадалось. Раз в десять дешевле, чем здесь, в зоомагазинах. Так что прогореть сложно.
Тем временем принесли салаты.
Вазочки простенькие и давно щербатые. Но Чистов попробовал — реально вкусно.
Ли Джу встала помыть руки.
Владимир посмотрел ей вслед. Сейчас, когда она была в юбке и сапогах, то выглядела вполне сексуально. Разве что слишком молодо для Чистова. Он раньше вообще, пока Майка не выросла, на молоденьких девушек мужским взглядом смотреть не мог — педофилией попахивало.
«А вот Басаргин подобными проблемами не озабочен», — вдруг пришла в голову мысль.
Интересно, почему Ли Джу-старший согласился на их связь? Девочка влюбилась в личность — а Басаргин, как это ни печально, несомненно, был личностью — или это был морганатический брак, когда сливались не только два тела, но и два состояния?
А Марина уже возвращалась.
«Вид спереди» — вот же чертово техническое образование! — даже больше понравился Чистову. Красивая грудь Ли Джу и женственные формы даже для Чистова четко переводили ее из разряда подростков в разряд молодых женщин.
Так она же еще и без очков, вдруг понял Владимир. Почему-то это его задело.
— А вы и без очков можете водить? — спросил он.
— В линзах, — объяснила Марина. — Если не сажусь за руль, то — очки, мне так почему-то удобнее. Если на машине — то в линзах.
— Понял, — сказал Чистов. Не понял другое — почему ему понадобилось это знать. Может, подумал, что она из-за него свои ужасные очки сняла? С какой стати? Да и с какой стати его самого это волнует?
И в этот момент зазвонил телефон. Легок на помине.
— Вчерашний «психолог» с мини-пони, — улыбаясь, объяснил он.
А Береславский уже вопил в трубку:
— У меня для тебя еще пара идей!
— Ефим, можно я громкую связь включу? Я с бизнес-консультантом, чтоб он тоже слышал.
— Валяй, — разрешил профессор. Он никогда не боялся, что его идеи сопрут. Ведь такое количество идей спереть невозможно.
Справедливости ради следует отметить, что были в его арсенале и действительно отменные мысли. Так что Чистов приготовился слушать с полным вниманием.
— Первое, — бодро начал Береславский. — Деньги из говна.
— Профессор, я — с дамой, — сдержал улыбку Владимир.
— Ну и что? — удивился собеседник. — Говно как ни называй, оно все равно говно. Тем более лошадиное.
Да, этот человек мог удивлять.
— При чем здесь конский навоз? — спросил Чистов.
— У меня много друзей, — ушел от ответа Ефим Аркадьевич.
Это, несомненно, было правдой. У Береславского было столько друзей и в столь разных сферах, что серьезные проблемы, в которые он периодически попадал, до сих пор сходили ему с рук. Но он и сам был отличный друг. Вон, вчера сразу два ключа предложил Чистову. И, сто процентов, бесплатно. Так что все сходится.
— Один из них, — продолжил Ефим Аркадьевич, — купил конный завод. Очень большой. И до сих пор работающий.
У Марины аж глаза блеснули. Вот бы где ей хотелось потрудиться.
— Так вот, лошади каждый день какают, а навоз никто не забирает. Раньше, говорит, хозяйства увозили, а сейчас — просто труба. Тракторами в кучу сгребают, скоро до облаков дойдет.
— А в чем идея? — не понял Чистов.
— Товарищ мой заниматься навозом не будет. Он и завод в нагрузку взял, социальную. За землю. А второй мой друг — помнишь, я тебе про экодеревню рассказывал? — говорит, что есть мини-установки по термической обработке навоза и мелкой фасовке для любителей городских цветов. Поскольку говно тебе отдадут даром, может выйти толк.
— Может, — кивнула Марина. — Рынок есть.
— У тебя умный бизнес-консультант, — оживился Береславский. — И, наверное, красивый.
— Красивый, — согласился Чистов. — Слушай, а почему ты этому экодеревенщику про дармовой навоз не расскажешь?
— Но меня же ты просил помочь! — удивился Ефим. — Тому помогать не надо, у того все и так хорошо.
— Понял, спасибо. Еще какие идеи?
— Вторая тоже с говном, — стоял на своем Береславский. — У одного моего друга — спиртоводочный завод. От производства остается так называемая барда. Выливать в реку ее нельзя, огромные штрафы. А в ней высокое содержание питательных веществ. Ее можно перерабатывать и продавать как корм для сельскохозяйственных животных.
Чистов посмотрел на Марину, она согласно кивнула.
— Так вот, мужик согласен вложиться: оплатить НИОКР, закупить оборудование и платить за каждую тонну этой барды, которую у него будут забирать. У него только одно условие — никак его не припахивать. У него и с водкой куча головной боли.
— Что такое НИОКР? — спросила Ли Джу.
— Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, — объяснил Чистов.
Эта идея тоже показалась ему интересной. Но следовало пройти по списку до конца.
— Я так понимаю, вы не только с этими друзьями пообщались?
— Не только, — согласился Ефим. — Есть еще друг в Сыктывкаре. Это под две тысячи километров от нас. У него несколько лесопилок. За опилки пожарные штрафуют нещадно. А их немерено, и каждый день все больше. Сжигать — не приветствуется. У него, по сути, то же предложение. Он оплачивает все расходы, платит за утилизацию каждой тонны, а партнер превращает опилки в продукт. Вариантов — два. Либо в плиты, что сложно. Либо в топливные брикеты, что гораздо проще. Или хоть в космос их отправляет, ему без разницы. И то же самое условие: его к работе, кроме финансовых вопросов, не привлекать.
— Опять интересно, — сказал Чистов.
Здесь, правда, его несколько смутило расстояние до поставщика сырья. Поскольку сырье дешевое, оборудование нужно будет ставить там. А значит — постоянно ездить, особенно на первых порах.
— Сами-то какую из трех считаете наиболее перспективной? — спросил Владимир.
— Четвертую, — усмехнулся Береславский. — Этот мужик, с экодеревней, подписал под нее государственные деньги. Большие. И не собирается их тырить. Но лучше всего, на мой взгляд, там делать не сельхозпредприятие, а коммуникационную площадку для экотехнологий и оборудования. Подтягивать всех — производителей ветряков, тепловых насосов, микрогидротурбин, солнечных коллекторов и батарей. Им это будет выставка с продажей. А целевую аудиторию нагнать на всякие приманки: экодеревню, опытные поля, экосельхозтехнологии. Ну, чего я тебе объясняю, ты же сам из рекламного бизнеса.
— Какой из меня рекламист, — усомнился Чистов.
Но действительно все идеи казались привлекательными.
В них было главное, то, что отличает бизнес от пустого трепа: понятный сбыт, реальное финансирование и сильная потребность в реализации идеи у тех, кто ее продвигает.
— Я тебе подробности на почту кинул, — продолжил Береславский.
— Спасибо, профессор. Все внимательнейшим образом изучу.
Но из громкоговорителя его телефона уже неслись короткие гудки — Ефим Аркадьевич Береславский был, безусловно, человеком стремительным.
— Первые три идеи — очень интересные, надо подробно смотреть, — сказал Чистов Марине.
— А мне четвертая понравилась, — ответила она. — Реально и с размахом. Всё одно к одному ложится: сельское хозяйство к альтернативной энергетике, экология к стремлению людей возвращаться к корням. Если всерьез сделают — может быть большая фишка. Тут и Басаргин, и мой отец могут помочь. Им это нужно в нынешней ситуации.
— Ну, может быть, — ушел от обсуждения непонятной ему темы Владимир. — Просто для меня это слишком круто.
И наткнулся на оценивающий взгляд Марины. Не осуждающий, а именно оценивающий.
— Вас напрягает, если человек сам себе ставит ограничения? — спросил он.
— Если планка занижена — напрягает, — созналась Ли Джу. — На Востоке лень и трусость считаются пороком.
— На Западе тоже, — почти обиделся Чистов. Но ограничился намерением более не подставляться.
