Мейв Бинчи - Уроки итальянского
Она так много раз дарила ему счастье, когда они лежали под этим самым покрывалом и на ней была эта самая ночная рубашка. Она дарила ему счастье, выслушивая его тревоги, гладя его волосы, тактично делясь с ним советами и мыслями. Сейчас же до ее слуха доносились непривычные звуки: собачий лай и детские крики.
Скоро она уснет, а завтра для нее начнется новая жизнь.
Ежедневно в полдень Бренда проходила через обеденный зал «Квентина». Так было заведено. На церкви по соседству звенел колокол, призывая верующих читать «Ангелюс».[16] Бренда всегда носила простые платья разных цветов с накрахмаленным белоснежным воротничком, на ее лицо был умело наложен макияж. Она придирчиво осматривала каждый стол. Официанты знали требовательность Бренды, поэтому работали безукоризненно, стараясь не давать ей повода для недовольства. Мистер Квентин, живший преимущественно за границей, часто говорил, что его имя в Дублине уважают именно благодаря усилиям Бренды и Патрика. Бренда хотела, чтобы так оставалось и впредь.
Большая часть персонала работала здесь уже долго. Эти люди досконально изучили привычки друг друга и прекрасно сработались. У ресторана были и постоянные клиенты, которым нравилось, когда к ним обращались по имени, и Бренда, инструктируя своих подчиненных, не уставала повторять, как важно помнить даже мельчайшие детали, связанные с каждым из них, чтобы они чувствовали особое к себе внимание. Как вы провели отпуск? А вы — пишете новую книгу? Как я был рад увидеть вашу фотографию в «Айриш тайме»! Какой вы молодец, что победили в лодочных гонках!
Хотя Патрик утверждал, что люди приходят в ресторан, чтобы поесть, Бренда была уверена, что каждый посетитель помимо еды хочет найти здесь уважение и доброжелательность. Работая в «Квентине» много лет, она всегда была сама любезность, даже обслуживая людей, которые ровным счетом ничего собой не представляли. Благодаря такому отношению они буквально на глазах расправляли плечи, начинали ощущать собственную значимость, и то, как их принимали в этом ресторане, навсегда отпечатывалось в их памяти. В таком подходе заключался залог успеха ресторанного бизнеса — даже тогда, когда все жаловались на тяжелые времена, а газетчики призывали потуже затянуть пояса.
Бренда поправила вазу с цветами на столике у окна и в этот момент услышала, как открывается дверь. Обычно в такое время посетителей не бывало. Дублинцы привыкли кушать поздно и не появлялись в «Квентине» раньше половины первого.
В дверь нерешительно вошла женщина. На вид ей было под пятьдесят, может, чуть больше. Ее длинные, свободно перехваченные волосы посеребрила седина, но в них еще попадались темно-рыжие пряди. На ней была длинная, ниже колен, коричневая юбка и старомодный жакет, какие носили в семидесятые годы. Ее нельзя было назвать оборванкой, а уж модницей — тем более. Просто она была совершенно особенной, не похожей на других. Женщина двинулась по направлению к Нелл Данн — администратору ресторана, которая усаживалась на свое рабочее место, и тут Бренда узнала ее.
— Нора О'Донохью! — вскричала она.
Подруги не виделись целую вечность. Молодые официанты и миссис Данн, сидевшая за стойкой, изумленно взирали на то, как Бренда — безупречная Бренда Бреннан! — кинулась к невзрачной незнакомке и заключила ее в объятия.
— Боже мой, ты все-таки уехала оттуда! Ты все же села на самолет и вернулась домой!
— Да, я вернулась, — ответила Синьора. Внезапно на лице Бренды отразилась тревога.
— Послушай, а… Ничего не случилось? Твой отец, случайно, не умер?
— Нет. По крайней мере, я ни о чем таком не слышала.
— Значит, ты приехала не к родителям?
— О, нет, ни в коем случае.
— Молодец, я знала, что ты не сдашься! А как поживает любовь всей твоей жизни?
И тут лицо Синьоры стало безжизненным.
— Он умер, Бренда. Марио погиб на дороге, в аварии. Теперь он лежит на церковном кладбище Аннунциаты.
Синьора выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок, а ведь через сорок минут ресторан наполнится посетителями. Нельзя допустить, чтобы они увидели Бренду Бреннан — лицо «Квентина» — рыдающей вместе со старой подругой над ее утраченной любовью. Бренда соображала быстро. В ресторане имелась отдельная кабинка, которую обычно предоставляли влюбленным парочкам или посетителям, которые хотели поговорить с глазу на глаз. Бренда провела подругу туда, усадила за столик, а затем велела принести большой бокал бренди и воды со льдом: что-нибудь из этого обязательно поможет. Затем, пробежав наметанным взглядом список заказов на столики, Бренда внесла в него кое-какие изменения и приказала Нелл Данн отпечатать список заново.
Нелл даже не скрывала, что заинтригована происходящим.
— Можем ли мы сделать что-то еще, чтобы… помочь вам, миссис Бреннан? — спросила она.
— Да, Нелл, спасибо. Составьте новый план рассадки и позаботьтесь, чтобы он был у каждого официанта, а также на кухне. Благодарю вас.
Она говорила резко, отрывисто, не стараясь соблюдать вежливость. Нелл Данн временами раздражала ее, хотя Бренда вряд ли сумела бы объяснить, почему. А затем Бренда Бреннан, которую и подчиненные, и посетители называли Снежной Королевой, скрылась в кабинке и стала горько оплакивать погибшего возлюбленного подруги — этого мужчину по имени Марио, жена которого пересекла площадь и попросила Нору вернуться домой, в страну, откуда она родом.
Это была трагическая и в то же время чудесная, волнующая история любви. Интересно, с некоторой завистью думала Бренда, каково это — испытать такую любовь, безумную, безоглядную и безнадежную?
В этой кабинке посетители ресторана не увидят Синьору. Как не видели одного из министров, который частенько наведывался в «Квентин» со своей любовницей, как не видели «охотников за головами»,[17] обрабатывающих здесь очередную жертву. Здесь подругу можно было оставить со спокойной душой.
Бренда промокнула глаза, проверила, в порядке ли косметика, поправила воротник и отправилась работать. Выглядывая время от времени в щелочку между шторами, закрывавшими вход в кабинку, Синьора с восхищением видела, как Бренда встречает у порога и торжественно подводит к столикам роскошную, самоуверенную публику, осведомляясь о самочувствии их близких и о том, как идут дела в бизнесе. А какие цены значились в меню! На ту сумму, которую оставлял в «Квентине» пообедавший клиент, в Аннунциате могла бы жить месяц целая семья. И откуда только у этих людей берутся такие деньги?
— Сегодня мы можем предложить вам свежайшую камбалу. Шеф-повар настоятельно рекомендует ее отведать. Кроме того, у нас замечательное грибное ассорти. Меню к вашим услугам, выбирайте, пожалуйста. Когда будете готовы, Чарльз подойдет и примет ваш заказ.
И где только Бренда научилась так разговаривать, с таким достоинством себя вести и с таким почтением говорить о Тюфяке? Откуда у нее такая уверенность? В то время как Синьора приспосабливалась к существованию в Аннунциате, старалась обрести почву под ногами, другие люди двигались вперед. Теперь, начиная новую жизнь, она должна усвоить этот урок, если, конечно, хочет выжить.
Синьора высморкалась и расправила плечи. Она уже не сидела, съежившись и уставившись в меню перепуганными глазами. Вместо этого она подозвала официанта и заказала салат из помидоров и бифштекс. Синьора уже забыла, когда в последний раз ела мясо. Она не могла позволить себе такой роскоши и, возможно, уже не сможет никогда. Синьора закрыла глаза. Когда она смотрела на цены в меню, то была готова лишиться чувств, но Бренда настояла, чтобы она подкрепилась. «Бери что хочешь», — напутствовала ее подруга, прежде чем выйти в общий зал. На столе появилась бутылка кьянти, хотя Синьора ее не заказывала. Она заставила себя не заглядывать в меню, чтобы выяснить цену. Это подарок, так его и надо воспринимать.
Только приступив к еде, Синьора поняла, сколь сильно проголодалась. В самолете она так волновалась, что практически ничего не ела. Вчера, в доме Салливанов, перекусить тоже не удалось. Поэтому сейчас она наслаждалась салатом из свежих помидоров, украшенным веточками душистого базилика. Мясо таяло во рту, овощи были упругими и крепкими, а не вялыми, какими обычно получались у Синьоры до того, как она научилась их готовить.
Поев, Синьора почувствовала себя гораздо бодрее.
— Все в порядке, я больше не буду плакать, — сказала она, когда обеденное время прошло, посетители разошлись, и Бренда, скользнув в кабинку, села напротив нее.
— Ты не должна возвращаться к своей матери, Нора. Я никогда не лезу в чужие семейные дела, но ведь, на самом-то деле, она фактически отказалась от тебя, когда ты больше всего нуждалась в ее поддержке. Почему же ты должна проявлять дочерние чувства теперь, когда это понадобилось ей?
