Николай Мохов - Тёмная сторона бизнеса
— Часа полтора ещё до точки, — Стёпа махнул рукой, указывая направление. — Давай быстро и назад. Он сказал, как спустимся, сразу уходим — можем сегодня на самолет успеть. А-а, с тобой схожу...
С Бегемотом мы и дошли до вершины. Хозяйственный Стёпа полез за аппаратом — фоткаться. Айпедики здесь замерзали. Фото со Стёпой, фото с обезьянкой... Я не люблю их смотреть — стыдно. У меня там не лицо победителя. В порядке моральной компенсации вершину Килиманджаро я обоссал.
Из-под облаков спускались вприпрыжку — опоздать означало выбираться из Африки самостоятельно. Чугункова всегда ждали все, а он никого не ждал.
Спуск — это одиннадцать часов пытки типа испанского сапога. Постоянно понижающийся уровень опоры увеличивает динамический удар по суставам при ходьбе. Пальцы ног, колени, тазобедренные, позвоночник... боль адская, и никуда её не денешь. Сил нет уже вообще никаких, зато по мере спуска появляется воздух — это спасает. Я не лёг и не умер, поэтому камни постепенно сменились кустами, кусты разрослись в джунгли, а за джунглями, я точно знал, были негры, джипы и жизнь. Ещё часов через шесть, но это если идти — отдых не засчитывается. Честно говоря, успеть было нереально. Но боги Килиманджаро услышали наши маты — у Чугункова сломался самолет, о чём мне и сообщили смской. Теперь по-любому только завтра.
Возле джипов я увидел сумки. Баулы было решено оставить неграм (до сих пор, наверно, едят), но среди них я заметил сумку с красненькими бутылочками Вителевской воды. Я знал, что без неё от местной он обдрищется. Чугунковский организм напоминал феррари — мог развивать нереальные скорости, но был крайне чувствителен к качеству технических жидкостей. Я смотрел на сумку, и брать её мне не хотелось. Чёрт его знает: и злорадства-то не было, и даже не в том дело, что воду пусть ему шестерки носят — а я-то кто? — а просто не хотелось и всё. Любое действие, так или иначе втягивающее в чугунковскую орбиту, вызывало чувство мучительного внутреннего сопротивления. Кто его знает, что у него на уме? Может, он еще где-то водой запасся, так я опять мудак получаюсь. Пусть уж лучше сам. Я влез в джип.
До отеля было ехать часа полтора, я совсем было собирался уснуть — и тут увидел Гору. Целиком. А где б я её видел до этого?! С самолета — в джип, с джипа — в джунгли, там по кочкам, по кочкам… Твою мать, и хорошо, что не видел. Хрен бы я поднялся, если б видел. Гора была нереально огромной — она не вписывалась в пейзаж, была ему несоразмерна, как будто на готовой картине мастера её из принципа пририсовал молодой художник-максималист, и она еле поместилась на холст. Гора притягивала, как планета. Лимо, путеводный негр, пальцем вёл по стеклу, показывая, где мы шли. Я смотрел — и не мог поверить, что был там. Как прекрасна и величественна со стороны эта чертова заплёванная пустыня…
Сидя за столом в гостинице, я наблюдал за Чугунковым с интересом естествоиспытателя и кайфовал от того, что ко мне всё это не имело никакого отношения.
— Блядь, я за всех заплатил, всё организовал, ну почему элементарно-то нельзя?! По-человечески?! Ну что за отношение сучье?!! — плакал обезвоженный Чугунков.
Ему принесли самой лучшей воды, какая только нашлась в пансионате. Вскоре у него скрутило живот, и он ушёл. Без него стало лучше — как будто тонкая натянутая струна, которую старались не задеть и не замечать одновременно, — лопнула, да и хрен с ней. Пацаны открыли вино.
Чартерный самолет, в принципе, не отличался от Чугунковского. Семиместный огурец, в хвосте чуланчик сортира, стюардесса сидит на откидной подушечке между пилотами — как в поезде. Как ни странно, трясёт такие посудины гораздо меньше, чем обычный самолет. Да и вообще, пассажиров заставляют пристегнуться вовсе не из соображений безопасности, а чтоб в случае чего перед смертью не дёргались. В чартере не пристегивался никто. Чугунков с ногами забрался в кресло и, нахохлившись, поглядывал на пацанов сверху вниз. Пацаны, изредка косясь на него, как на училку, подсевшую за общий стол на выпускном, травили байки. Но никто не восхищался Чугунковым, хотя он первым влез на эту гору, и вообще без него ничего бы не было. Никто даже не сказал ему спасибо — откровенно говоря, все, кроме меня, видали этот спорт в гробу. Но мне он не верил, к тому же я пришёл последним и уже тем самым был ему неинтересен. Ему было совсем не с кем играть, но не хотелось ни с кем возиться.
Однако долго бездействовать Чугунков не мог и нацелился на меня. Порывшись в своих пожитках, он извлёк журнал с головоломками. С безапеляционностью младенца протянул его мне и ткнул пальцем — разгадывай. Весь перелёт я и разгадывал. Сосредоточиться не получалось. Что за херня?! Я лечу с миллиардером в чартере. Я только что покорил Килиманджаро. Уж как мог, так и покорил, Иван Шалвович вон вообще не дополз — и вон какой гордый. Почему я сижу и складываю из спичек слово «вечность», хотя там явно получается «хуй»?! Где кайф от победы, где сабантуй, где бляди, в конце концов?!! С Прохоровым надо было дружить, вот что.
Чугунков поглядывал на меня с недоверием. Он явно не мог оценить результаты теста: то я тупил на простых заданиях, то легко решал сложные (по его мнению), то наоборот — без всякой системы. Осторожный Чугунков не любил, когда не понимал. Наконец он кинул последний пробный камешек:
— Ты бы ещё пошел?
«С тобой только говно на двоих жрать», — подумал я, а вслух сказал:
— Конечно.
Потому что это тоже была правда.
Сага о животном
Животное. И сразу понятно, о ком. Хотя раньше его так никогда не называли. Называли по-разному. Шеф. Ёбнутый. Чугунков — в честь булгаковского персонажа, полученного профессором из мертвого человека и живой собаки. Наивный, как ребенок. Чуткий и непредсказуемый, как ребенок. Неблагодарный, как ребенок. Недолюбленный, как ребенок. Жестокий, как ребенок. Он был миллиардером и нищим. Гением бизнеса и клиническим психопатом. За него рисковали всем и теряли всё. Воровали у него деньги. Проклинали его. Писали о нем книги. И вот оказалось: животное.
Есть вопрос, который может меня довести до смеха, так что икать потом буду. Это когда какой-нибудь топ-менеджер полушёпотом спрашивает: слушай, объясни логику моего шефа. И начинает рассказывать какие-нибудь сюжеты из серии: к нам приехали важные американцы на переговоры, а он отправился, к примеру, в Удмуртию чего-то там покупать. И ведь есть в этом какой-то сакральный смысл — ведь американцы по итогу всё подписали. Может он правильно поехал-то?.. Тут уж в голос начинаешь смеяться. Нельзя же такое с утра спрашивать. Ладно, рассказываю.
Итак, вот перед нами — Животное. В качестве классического примера. Сколько мы бились над тем, чтобы логику его разгадать!.. У него сидят люди из инвестфонда, а он их не пускает в кабинет — выбирает какие двери будут на новом объекте. Или берет и натурально посылает на хуй какого-нибудь губернатора. Или владельца бизнеса раза в два побольше его собственного, причем в три часа ночи. А во время раздачи бонусов перед Новым годом никто из топ-менеджмента не получает премий. Зато секретарше выдаётся полмиллиона рублей (а ведь все знают, что она у него и никогда не сосала, и вообще ничего такого не было), и ещё миллион — одному молодому руководителю. Что характерно, сразу после праздников обоих увольняют. А люди, которые годами работали в этой конторе, ничего понять не могут.
Самое удивительное, что после каждого такого шага денег у Животного становится всё больше и больше. И вот он уже полуподпольный долларовый миллиардер. И логику его пытаются разгадать уже европейские консультанты. Покупаем бизнес в Бразилии за полмиллиарда долларов. Почему Бразилия? Где эта Бразилия? Никто ничего понять не может. Финансисты из Англии, которые сидят в той Южной Америке и пытаются разобраться с местной валютой, каждое утро щипают себя за кожу — как я здесь оказался и зачем я здесь оказался? Денег им платят много и регулярно, только их отчеты никто не читает. Так ведь и с ума можно сойти. Некоторые сотрудники, кстати, и сходили. Запирались дома и отказывались выходить. Чёртики им виделись. А чего они ещё увидеть хотели?
А денег у Животного только больше и больше. Уже отдельный бюджет у товарища на то, чтобы никто не узнал — сколько у него денег, и чтобы никогда он не попал на обложку Форбса. А то ведь налоги. А их так не хочется платить. Не говоря уж об интересе со стороны властей. Надо путать следы. Паспорт одной страны, другой страны, здесь такая оффшорная схема, здесь другая — лишь бы никто не узнал.
А пока Животное путает следы и валяется в навозе, чтобы отбить свой запах, люди продолжают биться над той самой логикой. Когда он приедет проверять объект? Почему он директора одного своего бизнеса вызвал в Москву, приставил двух громил и эти громилы должны отвезти бедолагу на стройку — там они с шефом будут разговаривать. Директору уже не до логики, он мучительно вспоминает — сколько денег украл и сколько сможет вернуть. Шеф смеётся: ты же жулик, и прочитывает на стройке длинную лекцию о том, как надо управлять сотрудниками и подходить к вопросу решения сложных задач. Потом выдаёт неожиданный бонус и отправляет дальше воровать из своего бизнеса. Сегодня жулики полезные люди. Завтра, возможно, будет сформирована зондеркоманда, чтобы их безжалостно пиздить и выбивать украденное. А может, и не будет. Или порку устроят кому-нибудь одному. Или вообще уволят самых честных трудоголиков. Начальника СБ ко мне! А что, Петя не ворует? Совсем не ворует? Квартира в ипотеке? И машина в кредит? Большие кредиты? Вот его-то мы сегодня и уволим.
