Алина Знаменская - Дочки-матери
— Почему у тебя изменился голос? — после нескольких натянутых фраз спросил Женя.
— Все нормально. Тебе показалось.
— Это из-за юбилея? Я тоже так хотел поехать с тобой! Но я обязательно приеду к тебе на той неделе, мы устроим каникулы, будет еще лучше — только ты и я…
— Да, да… — Наташа почувствовала, что вот-вот шмыгнет носом.
— Ты ревнуешь? — вдруг спросил Бородин.
— Вот еще! Ха! И не надейся!
— Правда?
— Мечтай!
— Наташ, у нас правда все нормально?
— Все хорошо. — Две слезы упали на красный корпус телефона. Наташа вытерла их пальцем.
— Ты меня любишь? — недоверчиво вопрошал Бородин.
— Люблю.
— А я как тебя люблю! Я хочу, чтобы ты приехала ко мне сюда! Приедешь?
— Нет уж, лучше вы к нам.
— Ну скажи мне что-нибудь. Ты скучаешь?
— Да, — выдохнула Наташа и две следующие слезы, сползающие на цифру “восемь”, убирать не стала. — Я очень скучаю по тебе, Бородин…
— А я с ума по тебе схожу, шельма! Я умираю! к тебе, места себе не нахожу. Эти чертовы “надо” и жена держат меня за шиворот и не пускают…
— Не умирай. Все будет хорошо. До встречи.
— Целую тебя тысячу раз.
— И я тысячу.
— Тогда я — на один раз больше.
— Ты позвонишь мне завтра?
Сказала — и поняла, что сморозила глупость, откуда он позвонит? Из дома? Там будет подготовка ко дню рождения.
— Нет, Ташка, завтра, наверное, не смогу.
— Да, я понимаю. Целую. Люблю. Пока.
Наташа первая положила трубку — царапнула себе по больному.
Пришла Лерка и с порога:
— Мам, нам велели собрать по двести рублей на оформление кабинета.
— Я очень рада.
— Нет, правда. У нас школа готовится к аттестации, всех заставляют кабинеты оформлять. Бэшки по четыреста собирают, а наша классная решила обойтись малой кровью.
Наташа усмехнулась. Ее доход с трех работ был рассчитан весь до копейки. Туда не вошла оплата квартиры, за которую рос долг, и туда уже было не впихнуть эти несчастные двести рублей, даже толкай она их туда коленкой.
— Отец придет, скажи ему, — посоветовала Наталья.
— Ха! — отозвалась Лерка из кухни.
— Ешь суп, он в красной кастрюльке!
Через минуту Наташа поднялась и пошла на кухню, поскольку ни одна кастрюлька там не звякнула. Лерка как маленькая — не проследишь, она целый день будет сидеть на сухомятке и не вспомнит о горячем. Наташа разогрела суп и отодвинула от Лерки длинный, батон, который та отщипывала и макала в мед.
А если бы не мед? Если бы не сметана, молоко, яйца, картошка, куры и утки, которыми их неустанно снабжает свекровь с того самого дня свадьбы и по сегодняшний день? Чем бы она сейчас кормила Лерку? Если бы не свекровь, они, все трое, давно бы умерли с голоду. Дай Бог ей здоровья. Тоже всю жизнь промучилась с дураком.
Недавно свекровь заявила невестке прямо при сыне:
— Разойдешься, Наташа, с ним, любить тебя буду, как и раньше. С новым зятем будешь ездить ко мне.
— Ничего себе! — присвистнул Рожнов. — Ну ты, мать, даешь! А как же я?
Мать только рукой на него махнула. Что, мол, с тобой разговаривать, с непутевым.
А Рожнов принял заявление матери близко к сердцу. Ушел в сарай, весь остаток дня возился там, а вечером сидел надутый и ни с кем не разговаривал.
Наташа всегда в такие минуты гадала: знает ли он? Догадывается ли о ее романе? Или он ничего не замечает и ему дела нет до нее? Иногда ей казалось, что Рожнов весь погряз в своей жизни, в своих друзьях, непонятных для нее делах, пьянке. А временами ей казалось, что она ошибается. И в соседней комнате становится слишком тихо, когда она говорит по телефону с Женей. И хотя она всегда очень удачно придумывала себе семинары, фестивали и слеты для встреч с Бородиным, она подозревала, что Рожнов догадывается. Но молчит. А иногда она даже хотела, чтобы он уличил ее, чтобы заговорил о ее неверности, тогда бы она…
Что бы она тогда? Ушла от него? Но куда? Разве Женя готов к ее решительному шагу? Нет, он не готов. А она? Как все это трудно… В субботу Рожнов вернулся домой трезвый и молчаливый. Полдня молчал с видом деловым и значительным, а Наташа с Леркой стирали. Наташа не переставая думала о Жене. Она видела его сквозь расстояние, представляла в предпраздничных хлопотах — с закатанными рукавами, в фартуке. Совместная подготовка к приему гостей всегда объединяет.
Она видела, как они с женой склонились над духовкой, устанавливая противень с пирогом, как вместе режут салат…
— Мне работу предлагают, — заявил Рожнов, стараясь придать голосу небрежный тон, словно работу ему предлагают чуть ли не каждый день.
— Какую? — спокойно поинтересовалась Наташа. Оставила дочери дополаскивать белье, а сама вышла из ванной.
— Два варианта, — важничал Рожнов, не глядя на жену. — На вахтовый автобус и помещение отделывать.
— Ясно. И куда же ты решил?
— На автобус, — торжественно сообщил Рожнов и сдвинул брови. Он приготовился к: ее сопротивлению.
— Так… — Наташа вернулась в комнату и села в кресло.
Рожнов уселся на пол. Между кухней и залом и закурил.
— Тебе напомнить, Рожнов, сколько раз я в милиции твои права выкупала? — поинтересовалась Наташа, глядя в его коротко стриженный седеющий затылок. — Сколько денег на детали к твоим “пазикам”, “уазикам” и прочей дребедени я извела?
Рожнов угрюмо отмалчивался. Он хотел за руль. Это был его пунктик, и Наташа хорошо это знала. Она мгновенно вспыхнула как порох, готовая к скандалу, к ссоре, к разводу, к чему угодно, лишь бы не допустить новой катастрофы, которая, похоже, надвигалась на ее семью в виде вахтового автобуса.
— Чё ты сразу как эта! — дернулся Рожнов. — Дома я сижу — тебе не нравится. Работу нашел — опять недовольна. Что же мне теперь: сидеть и ждать, когда ты мне отыщешь что-нибудь подходящее?
— Мы с тобой, по-моему, уже договорились: за руль ты больше не сядешь, — спокойно, но твердо повторила Наташа.
Рожнов вскочил:
— Что ты командуешь? Что ты все время командуешь? За всех все сама решаешь?
— А с кем мне решать? — возразила Наташа, наблюдая за скачками некогда горячо любимого мужа. — Я вынуждена все решать сама. Ты мне не опора… Ты знаешь наши нужды? Ты в курсе, что твоей дочери зимой нечего надеть? Что у нее нет одежды, обуви? Сколько я плачу за квартиру? За свет? Сколько уходит на питание? Ты живешь как у Христа за пазухой, тебя эти “мелочи” не заботят! Ты лежишь целыми днями на диване и в ус не дуешь! Еще хочешь, чтобы я с тобой советовалась!
— Да! Вам всем все надо! У вас запросы! А ты спросила — чего я хочу? Чего мне в этой жизни надо?!
Наташа усмехнулась. Лерка вышла из ванной. Ей тоже стало интересно, чего, собственно, жаждет отец.
— И чего же ты хочешь, дорогой?
— За руль хочу. Чтобы машина была.
— Старая песня о главном, — вздохнула Лерка и вытащила из ванной таз с бельем. — Пап, мне двести рублей надо на оформление кабинета. У мамы денег нет. Дашь?
— Не встревай, — взвился Рожнов, — когда мать с отцом разговаривают!
Лерка дернула плечом и, накинув ветровку, отправилась на балкон развешивать белье. Подумав, она высунула голову с балкона и изрекла:
— У кого же мне теперь денег просить? У чужого дяди, что ли?
И захлопнула за собой дверь. В комнате воцарилась тишина.
“У чужого быстрей допросишься”, — подумала Наташа, вспомнив, как Бородин при расставании совал ей деньги, она ругалась, не брала, а он говорил — это для Леры.
И она брала. Бородин говорил: “Теперь у меня три семьи: моя, детей, и твоя”. Ей приятно было, что кто-то заботится о ней, о ее дочке.
— Сережка, давай расстанемся по-хорошему, — попросила Наташа. — Ты уйдешь от нас, оставишь нас с Леркой в покое. Алиментов нам не надо. И мы не будем возражать — за руль ты сядешь или в кочегарку. Живи своей жизнью. Дай нам жить своей.
— Замуж, что ли, захотела? — негромко спросил Рожнов, поблескивая из темноты своими уже никогда не трезвеющими глазами в красных прожилках.
— Да, я хочу замуж, — призналась Наташа, без удивления обнаружив, что Рожнов все знает… Он как бы упрекнул ее этим вопросом: мол, и так встречаешься, любовь крутишь, мол, не мешаю тебе, так тебе замуж захотелось. — Я ведь никогда себя по-настоящему замужем не чувствовала. Чтобы кто-то взял мои проблемы на себя. Чтобы обо мне заботились, спрашивали, как дела. И если дела плохи, ободрили бы, помогли. Да, Рожнов, ты правильно меня понял: я замуж хочу.
— А надо тебе это? — помолчав, спросил он. — Уж ведь не молоденькая. Думаешь, проблем не будет? Другие, но будут.
— Пусть! Пусть будут, но другие, Рожнов. Я устала от наших с тобой проблем.
— Ну потерпи еще немножко, Наташ. Вот на работу устроюсь…
— И что? — подхватила Наташа. — Неужели ты не понимаешь, Рожнов, что дело уже не в том, работаешь ты или нет. Это уже ничего не поменяет. Прикроет немного брешь в бюджете, но семью не склеит. У нас нет семьи. Семья наша строилась на любви. Любви больше нет. О то, что было, ты вытер ноги. Разве не так?
