Петер Розай - 15 000 душ
Ветер за окном крепчал. Гроздья альпинистов закачались у стен, как маятники колоколов, как барахтающиеся марионетки: земля взбунтовалась? — Тут он неожиданно увидел пальцы с ухоженными ногтями!!!
— Так вы уже разглядели наших заядлых альпинистов? У себя уже отметили? — бесцеремонно спросил Диамант. Он неслышно подкрался к Клокманну сзади и положил ему руку на плечо. — Скалолазы затаились на стенах, как вспугнутые косули. Их шлемы блестели, как серебристые рыбки, как крылышки уховерток. Интересно, не заслоняют ли им небо эти выступы и нависающие балконы?
— Как обезьяны, да? — Диамант стоял у окна, расправив плечи и скрестив руки на груди. В рассеянном свете его горб сразу бросался в глаза. Вид у него был усталый. Уголки рта были опущены. — Клокманн поспешно вытащил записную книжку. Но Диамант торопливо отошел от окна и засуетился в глубине кабинета.
Ветер все никак не мог угомониться, он на миг замирал и вновь начинал резвиться, виясь по стеклянной глади, подкидывал и трепал концы тросов, как распущенные ленты на ярмарочных шестах: дзинь-дзинь-дзинь!
— Сигару не желаете? — Диамант быстро приблизился к Клокманну и выпустил облако дыма. Клокман взглянул на него и заметил, что рукава его смокинга набухли от темной влаги. Диамант выправил манжеты.
— Постарайтесь ничего не упустить, погода может в любой момент испортиться. Вообще-то, климат у нас здесь суровый; бывают метели. — Он вскинул руку с тлеющей сигарой и указал на небоскребы за окном. — Все, что вы видите, герр Клокман, — это сеанс одновременной игры!
Стальные балки и тонкие оконные карнизы, перекрещиваясь, разделяли фасады домов-великанов на ровные клетки.
— Что?! — вскричал Клокман. — Это шахматные доски? Горные шахматы?!! Люди вместо шахматных фигур?! Возможно ли это? — Перо само побежало по бумаге. — Грандиозно! Сумасшедший рекорд! Поздравляю.
— Забавляюсь на досуге, только и всего. Вы работать вообще собираетесь? У меня дела. — Диамант расправил измятый галстук цвета альпийской розы и отвернулся. Его горб уже топорщился куда более угрожающе, чем прежде: загривок леопарда, хищного зверя! Но Клокманн, который, не переставая строчить, заметил, что число альпинистов тоже имеет значение, никак не унимался:
— Ну, прошу вас, господин директор, оседлайте своего любимого конька — сделайте ход! — Между нами говоря, он, конечно, надеялся на то, что так он сможет обнаружить еще несколько замаскированных шахматных досок.
Тем временем погода резко ухудшилась, поднялся штормовой ветер, который нагнал огромные, ослепительно белые кучевые облака. Прокатиться бы на лыжах по этим покатым склонам. Из белесой мглы вынырнули коршуны, чайки, альбатросы, галки, кондоры и, выпучив от нетерпения остекленевшие глаза, стремглав спикировали вниз.
Диамант нехотя дотронулся до картофельных чипсов, которые торчали у него из ушей:
— Передаю по рации. Сделаю ход конем — вон тем, наверху!
Он указал на большой клубок, на шахматную фигуру, искрящуюся в стремительно меркнущих лучах света. В тот же миг связка отважных альпинистов, оттолкнувшись от стены, взмыла на тросе, перемахнула через полип размером поменьше, — видимо, это была пешка, — приземлилась чуть выше и вновь присосалась к зеркальному квадрату на другом поле. — Обмотанные веревками скалолазы прилепились к отвесной стене, словно переливчатые ракушки или луковицы.
Шахматные доски уже затягивало темной пеленой дождя, смешанного с градом. Перо Клокманна неслось вскачь по бумаге. Там и сям еще проблескивали шлемы скалолазов, как ходовые огни тонущих кораблей. Полозья лыж. Клокманн припустил так, словно за ним гнались: быстрее, быстрее! Бесчисленные коробки небоскребов закряхтели, из их недр вырывался желтоватый свет. Оконные рамы покоробились. Ветер завывал так, что казалось, будто рушится ограда вольера в зоопарке. На фасады небоскребов было страшно смотреть: связки альпинистов, которым было не за что ухватиться, беспомощно крутились на тросах в серой мгле, как сиденья на карусели: барахтающиеся лангусты! Бабах!!! Бабах!!! Грохот летел снизу. Видно, на улицах, по которым уже гуляла вьюга, сталкивались колонны автомобилей: ледяная манная каша. Вздернутые тюлени! Скалолазы в промокших насквозь комбинезонах все пытались пробиться сквозь густую метель наверх! Они сопели. Метель гналась за ними, лязгая гладкими клыками.
— Кончится это когда-нибудь! Черт подери! — Диамант уже давно отвернулся от окна и, склонившись, колдовал над длинным белым пультом управления. Он кидался из стороны в сторону, бормотал и нажимал на разные кнопки. Грудь у него ходила ходуном, загривок дрожал. На широких гладких стенах кабинета, на которых витали лишь тени бушующей снаружи бури, вспыхнула россыпь красных лампочек, мерцающих, как яркие световые гирлянды. При такой иллюминации кабинет напоминал большую посудину, затянутую склизкими нитями крови, или мясную лавку.
Клокманн так расписался, что не мог остановиться. Но за окном уже было ничего не разглядеть. Последний скалолаз, покрытый коркой льда, затянутый в панцирь, как термит, спланировал прямо на окно: да у него слезы на глазах!
— Так, работаем!!! Работаем!!! — воскликнул Диамант, приподняв голову и не отрывая взгляда от пульта, переливающегося всеми цветами радуги. В кабинете было тихо. Диамант медленно потянул за длинный рычаг. Тут его глаза загорелись от радости: вокруг его лица засиял золотистый ореол.
— Что такое? — спросил оторопевший Клокманн, но Диамант его не слушал. На утопленном между пластиковых панелей квадратном экране, размером со стену, появилась блестящая рябь, сквозь которую постепенно проступало мерцающее изображение! Замурлыкала легкая музыка. Чудилось, будто ноты пляшут на волнистых строчках.
Клокманн как зачарованный уставился на экран — он был в восторге, и немудрено.
Наискосок, параллельными рядами, один над другим, один румянее другого, подопечные Диаманта примостились на серебристо-серых ледяных глыбах, на мокрых ватных тампонах, на брыжах из пены, на облаках затвердевших взбитых сливок. Экран заполонили люди, облачные чертоги, сардельки. Сардельки выпрыгивали снизу, как шутихи. Из облаков сквозь трещины и прорехи не переставая вытекала по капле тягучая жижа: смола? Мед? Потоки монет?
Это из небоскребов мякоть сочится! Служащие! Трудовой коллектив! У Клокмана пересохло во рту.
Отсветы этого золотистого, как мед, потока и озарили тогда лицо Диаманта.
— Вот видите, — зашептал он, с восторгом указывая на сияющую лаву. — Работаем!!! — Губы у него посинели и набухли. Нижняя челюсть выпятилась, руки повисли, сейчас он был похож на перепуганную рыбу, покрытую ржавыми пятнами, обезумевшую от дикого, неутолимого голода. Его манжеты шелестели, как плавники.
— Фантастика, — пробормотал Клокманн. Больше он ничего не смог из себя выдавить. Он был в восторге от этого зрелища, он втайне ликовал — абсолютный рекорд! — но тут, как назло, ему прожгло все нутро. Его разрывало на части. Но ему все равно чудилось, будто он слышит хор ангелов. Они пели низкими голосами! Звонкими голосами! — Тут можно сорвать приличный куш!
Служащие, которые битком набились в небесные соты, и впрямь были похожи на суетливых шмелей, на веселую саранчу. Их вымытые шампунем волосы блестели, рты были раскрыты, как у певцов. Разноцветные электрические нимбы осеняли их головы: рации? Радиосигналы? Правда, в руках они держали не нотные листы, а сардельки, которые они то и дело ловили в воздухе. Они синхронно стучали на печатных машинках, быстро перебирая пальцами клавиши, как пианисты: пум-пум-пум-пам! Пум! На вздувшихся животах у них болталась пуповина.
— Вот они, наши славные труженики — в райских кущах, — сказал Диамант и откинулся назад. — Вечное лето! Покой!
— Наверное, эти райские кущи приносят неплохой доход? — спросил Клокман с подвохом. — Одного меда сколько!
— Я тут просто управляющий, — гордо ответил Диамант. Он поднялся, с довольным и усталым видом провел рукой по жидким волосам и, повернувшись всем телом к окну, за которым мерцали сквозь тучи кубы небоскребов, распростер руки. — Вот наши предприятия! Наша компания! Наши фирмы!
Затем он снова потянул за рычаг, сменив ракурс изображения на экране.
— Вон там, видите! — он указал на какой-то небоскреб. На вид они были почти неотличимы. — Тут будет огромная отдача!
Соты сочились медом: магма. — Клокман заметил, что фигурки служащих по краям экрана бледнеют и расплываются, исчезают. Тают, как мыльные пузыри! Их лица сначала посинели, потом пожелтели, потом позеленели, — раздулись?
Экскременты? Тухлые сардины?
— Да-да, — сказал Диамант. — Эти уже не в, счет.
Он любовался своими ногтями.
Тут в груди у Клокманна взметнулся фонтан яркого пламени. Он почувствовал, как у него в утробе клокочет море: завтрак? Пиво? Шпик? Вдруг у него перед глазами закачались спелые плоды шиповника.
