Бернар Кирини - Необычайная коллекция
Я много размышлял о том, что сказал Ренувье. Если так пойдет и дальше, должно случиться вот что: каждый из нас в конце концов останется один на огромном куске земли, день ото дня все больше удаляясь от других на своих кусках. Можно будет шагать много недель и даже месяцев, не увидев ни одной живой души; даже если население Земли вырастет до двадцати миллиардов человек, вокруг каждого будет достаточно пространства, чтобы никто никогда ни с кем не встретился. Фантазеры думали когда-то, что род человеческий, неуклонно прирастая числом, будет вынужден покинуть Землю и освоить другие планеты. Они ошибались: на самом деле достаточно будет лишь немного пройти, чтобы найти бескрайние девственные просторы и основать свое личное королевство.
Только что появившийся в продаже ремейк романа Жюля Верна пользуется огромным успехом: «Вокруг света за восемьдесят лет». В нем рассказывается о путешествии некоего англичанина, который заключил в своем клубе пари, что он и его семья объедут всю планету за три поколения — отец, сын и внук. Автор, по его словам, хотел поиронизировать над дегломерацией и ее последствиями. Но я не уверен, что это вымысел. При нынешнем развитии событий выйти из дома скоро будет настоящим приключением. Колоссальные расстояния вновь пробудят в нас забытую тягу к открытиям. Ирландцы, скандинавы и португальцы, великие народы-завоеватели, снова сделаются первопроходцами. Великими людьми будущего станут не артисты и политики, как сегодня, но путешественники, кочевники, вечные странники. Набросив доху на плечи и положив в мешок запас вяленого мяса, они отправятся с посохом в руке заново открывать наш обширный мир.
(Продолжение следует.)НЕОБЫЧАЙНАЯ КОЛЛЕКЦИЯ (VI)
Кулинария
К моему удивлению, в библиотеке Гулда нашлась секция кулинарных книг. Гулд любит хорошо поесть, что правда, то правда, но никто никогда не видел его у плиты; он сам признается, что терпеть не может стряпать, да что там, яйцо сварить неспособен. Но главное, я никак не предполагал, что Гулд сочтет кулинарные книги достойными его коллекции. Неужели он — наконец-то! — попался? Я не без лукавства поделился с ним своими соображениями; он улыбнулся и ответил: «Дело в том, что это не совсем обычные кулинарные книги. Разве вы в этом сомневались? Я не допускаю на мои полки ничего банального, и вам это известно. Возьмем хотя бы эту, — он показал мне толстый том, — “Блюда для бессонных ночей”, сборник бельгийского гастронома Анри Дюмурье. Сто обычных на первый взгляд рецептов, от которых слюнки текут; но, если вы соблюдете указанные автором пропорции, эти блюда вызовут жесточайшие желудочные расстройства, которые не дадут вам сомкнуть глаз, — отсюда и название. Но постойте! Взгляните теперь на эту! — Он достал другую книгу. — Она называется «Гастрономие фациле»[21], иначе говоря, «Простая гастрономия». Фамилия автора Мурлукин; это советский ученый, из тех, что трудились при Сталине, человек многих талантов — немного химик, немного дерматолог, немного биолог и немного гастроном. Он собрал здесь сто десять рецептов собственного изобретения, на основе веществ и растений с сильнейшими побочными эффектами. Эти блюда вызывают всевозможные кожные реакции — удивительные, безобидные и, главное, очень зрелищные: потеря пигментации, геометрические узоры, оранжевое или лиловое лицо, белые губы и так далее. Все это безвредно, уверяю вас, и, как правило, временно: всякий раз, когда я ел эти кушанья сам или угощал ими своих любопытных гостей, все проходило бесследно через пятнадцать минут. Вы не представляете, как это оживляет обед! Вот, смотрите: художник изобразил слева блюда, а справа тех, кто их отведал. Как аппетитны первые и как живописны вторые! Давайте пообедаем вместе на днях, я вас угощу». И Гулд принялся листать книгу, показывая мне сидящих за столом людей с лицами и руками в желто-зеленую клеточку, в серебряную крапинку или в разноцветных прыщах. Шарахнувшись, я ответил, что удовольствуюсь, пожалуй, обычным обедом, но он уже перешел к другим жемчужинам своей коллекции:
«Вот моя любимая. Посмотрите на нее хорошенько, ибо это редкая и очень ценная книга: “Большой трактат о современной кулинарии” Сигизмунда Меноншского. Видите, какая тяжелая, и переплет старый, так что я попрошу вас обращаться с ней бережно. Здесь тысяча рецептов».
Гулд положил книгу на пюпитр и наугад открыл. «Вот, взгляните: крылышки улиток с припущенным шпинатом под ореховой корочкой. Аппетитно, не правда ли? — Он перевернул страницу. — А вот еще: легкое лангустина с желтой долей и зеленой спаржей. — Еще. — Шоколадное фондю с пробковым кремом. — Еще и еще. — Карпаччо из малосольной форели под соусом винегрет с медом черепахи. Седло столетнего барашка из Мексики с фаршированными цветами кабачков. Пресноводный кальмар фламбе с анисовым ликером и сливочное ризотто под чешуйками из пармезана. Бедро краба со свежими овощами под томатным соусом. Тушеный ананас с ванильным мороженым и яблочными бобами. Морской чернослив с красным вином и арманьяком. Цыпленок, фаршированный сладкими раками фламбе с кальвадосом и каштанами...»
Гулд расхохотался.
«Разумеется, любой из этих рецептов невозможен. Даже для самых простых требуются ингредиенты, которых не существует в природе: у улитки нет крылышек, у лангустина легких, и нигде в мире барашки не живут сто лет. Автор предисловия, Лобарчик, пишет, что, отведав блюдо, изобретенное Меноншским, забыть его невозможно. Охотно верю! Но как, спрашивается, он их отведал? Где отыскал бедро краба и сладких раков? А столетнего барашка из Мексики ему доставили на корабле? Знаете, моя мечта — чтобы однажды мне подали блюдо Меноншского. В ресторанах я всегда ищу его имя в меню. Никогда не нахожу, но все же спрашиваю официанта, не знает ли случайно шеф-повар хоть одного из его рецептов. Рецепт Меноншского — все равно какой, за любую цену. Каждый раз — увы: официант уходит в кухню и, вернувшись, говорит, что это невозможно. Или же, если шеф-повар хочет сохранить лицо, простодушно передает мне его ответ, не зная, как этим меня радует: что, мол, они бы с удовольствием, но необходимых ингредиентов сегодня не завезли».
ДЕСЯТЬ ГОРОДОВ (VIII)
Каори, в Бразилии
Гулд: «Каори — городишко с населением двенадцать тысяч душ в бразильской глубинке, на берегу Амазонки. Я побывал там однажды и зову этот городок “Фунес-Сити” — вообще-то это словцо моего друга Эрнана Зуазо (не имеющего никакого отношения к его тезке-революционеру). Почему “Фунес-Сити”? Это, разумеется, отсылка к Борхесу, знаете его новеллу “Фунес, чудо памяти”, герой которой не может ничего забыть, ибо наделен колоссальной памятью, вмещающей все, вплоть до мельчайших деталей. Так вот, именно это и происходит в Каори: тот, кто там побывал, никогда ничего не забудет, все, что он там делал, остается запечатленным в его памяти с точностью, его самого удивляющей. Вот я, например: я был там пятнадцать лет назад, но, если хотите, расскажу вам все по минутам, даже по секундам — что я видел, кого встречал, что говорил, что ел и пил, о чем думал, опишу рисунок на обоях в моей комнате, цвет покрывала на кровати, назову номера автобусов, в которые садился, и так далее. Все. Я помню эту поездку лучше, чем вчерашний день или сегодняшнее утро, лучше даже, чем начало нашего разговора. Я могу рассказать обо всем полностью, ничего не упустив, но рассказ мой будет, как рассказы Фунеса, столь же долгим, как и сама поездка.
Моему другу Зуазо было известно об этом свойстве города, но он не знал, появляется ли вызываемая им гипермнезия только у приезжих или у местных жителей тоже. Честно говоря, насчет последних я сомневаюсь. Человек, родившийся в Каори и никогда оттуда не уезжавший, сохранил бы запечатленной в памяти каждую минуту своей жизни: представьте, все прошлое надежно заперто в черепной коробке! Вспомните, впрочем, судьбу Фунеса в новелле... Нет, это решительно невозможно. Наверно, жители Каори, если на них это распространяется, придумали какие-то механизмы защиты от натиска воспоминаний.
Много лет я хотел туда вернуться, чтобы вновь повторить опыт приумноженной памяти. Как полезно мне бы это было в юности, во время экзаменов! Вместо того чтобы зубрить, достаточно было бы слетать в Бразилию с конспектами, сесть в Каори в каком-нибудь кафе и просто перечитать их за стаканчиком гуараны. Вернувшись, я помнил бы каждое слово так отчетливо, как если бы у меня перед глазами были шпаргалки.
Но теперь я спрашиваю себя, хорошая ли это идея — вновь наведаться в Фунес-Сити? Обзавестись неистребимыми воспоминаниями — а, собственно, зачем? That is the question[22]. Я, может быть, взял бы с собой несколько хороших книг, классиков, романы, которые я люблю, чтобы выучить их наизусть. Я мог бы потом пересказывать их с любого места по просьбам слушателей и знал бы тексты, как никто другой. Или взял бы любимые пластинки, чтобы запомнить музыку и потом слушать на досуге, как будто у меня в голове проигрыватель. Можно еще поехать туда с подругой, предаться с ней всем мыслимым утехам и в точности запечатлеть в памяти эти сцены, чтобы тешить свои эротические фантазии на старости лет... Десять лет назад я бы не колебался. Но теперь я нахожу, что все это бесполезно и даже слегка абсурдно. Воспоминания о прекрасной книге, о великой музыке, о женском теле... К чему? Разве от этого я умру более счастливым?
